Богатые не плачут

— Эх, ну что же так нестерпимо долго сегодня длится красный свет на проклятых светофорах?! — сам себе задавал вопрос Серафим, воздевая к небу руки, запястья и пальцы которых были унизаны вычурными браслетами и кольцами, преимущественно из высокопробного золота и платины. Воздевал руки Серафим нарочито высоко, чтобы и все прочие, кто томился в образовавшейся пробке смогли оценить изящность ювелирных украшений, а также мимолетно, буквально краешком сознания, прикинуть их розничную стоимость. Благо, что его новенький спортивный кабриолет позволял совершить оные манипуляции конечностями в полной мере.

«Сорок секунд! Целых сорок секунд моей жизни они забирают в жертву своей технической несостоятельности. В такую жару как сегодня, это время смело можно умножать на два. И таких светофоров на моем пути три. Это… это же получается… — замялся Серафим, напрягая лоб, пытаясь в уме сосчитать количество времени которое займет у него сегодня стояние на светофоре в ту и обратную сторону, — Уйма! Вот сколько! — наконец выпалил он. — За это я плачу десять тысяч долларов каждый месяц? За такие дороги? Чтобы стоять в пробках? Словно какой-нибудь из «нижних»?»

Серафим хотел было еще что-то добавить, но лишь махнул рукой — в такую жару негодование давалось нелегко. К счастью, в боковое зеркало он увидал, как по обочине, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, к нему катила на своих фирменных серебристых роликах придорожная официантка. Когда она поравнялась с его авто, он жестом остановил ее и попросил бутылочку ледяной сельтерской. Молодая девица модельной внешности, с подтянутой фигурой и объемными формами (явно не натуральными), облеченная в одно лишь бикини, приветливо заулыбалась Серафиму. Затем полезла в большую холодильную сумку за спиной и извлекла из нее необходимое. Передавая запотевшую бутылочку Серафиму, она поставленным голосом произнесла заученный рекламный слоган фирмы-производителя, а затем озорно подмигнув на прощание, легко заскользила на своих коньках вперед, при каждом движении легко покачивая упругими бедрами. Провожая взглядом официантку, Серафим припомнил, как приятель из модельного агентства рассказывал, что девушек целую неделю обучают такому хитрому умению — ненавязчиво вилять жопой — и только после уже выпускают на первую смену.

Попивая ледяную минералку, Серафим с интересом осмотрелся по сторонам. Спереди и позади него, насколько хватало обзора, ожидали зеленого света все такого же уровня автомобили или чуть хуже, чем у Серафима — это было приятно. Но удовлетворение было недолгим, потому как цепкий на сравнение глаз Серафима выхватил из правого ряда силуэт авто, который он до сих пор видел лишь на обложках журнала «ЛАКШЕРИ ФАКИНГ ЛАЙФ». Агрессивные и в то же время изящные спортивные формы, обтянутые темным матовым карбоном, до скорого старта покоились на огромных хромированных дисках, обрамленных тонкой полоской низкопрофильной резины. Это авто явно было гораздо дороже, быстрее и престижнее, чем его купе.

«Ого! Это же ультра турбо спайдер зет один! Он ведь и в серию еще не вошел… Ишь ты! — тихонько присвистнул Серафим, но затем самообладание вернулось к нему, и уже обычным скучающим тоном добавил. — Небось последние портки отдал за эту тачку. Эх, жажда ничто — понт все!» — сказал он и сделал многозначительный глоток сельтерской.

Несмотря на удачную саркастическую шутку, на душе у Серафима упало, впрочем не слишком. Для восстановления внутреннего равновесия следовало воспользоваться психологическим трюком — лихо обогнать задаваку сразу после старта, оставив его позади глотать пыль. При этом совершенно не важно осознает ли человек в дорогой матовой машине горечь своего поражения от постыдного проигрыша в гоночном соревновании. Не имеет значения даже сам факт того, что подобное соревнование вообще имело место быть в его жизни. Потому как победитель имеет право рисовать в своем воображении любые картины, приятные его самолюбию, — в этом собственно и есть главная и зачастую единственная награда для «чемпиона».

На табло светофора все еще неспешно сменяли друг друга красные циферки, и Серафим, сладко зажмурившись, мыслью своей был уже там, далеко впереди, где под рев движка пересекает воображаемую линию финиша на трассе, после чего получает в качестве награды законное право считать себя лучше тех бедолаг, кто остался позади.

Серафим так замечтался, что не заметил, как табло загорелось всепозволительным зеленым пятном, и очнулся только, когда автомобили сзади стали пронзительно и осуждающе гудеть. Серафим встрепенулся так, что солнечные очки сползли на кончик носа, схватился за руль и под позорный гул рванул с места. За те несколько секунд, что он проворонил, черное матовое авто умчалось далеко вперед и уже успело затеряться в плотном потоке пестрых дорогих машин.

На душе у Серафима упало уже сильно. Обида, словно морской спрут, обвила своими черными щупальцами белую яхточку его хорошего настроения и уволокла его в холодные пучины уныния. Казалось, день совсем испорчен.

«Не до дел уже сегодня», — подумал Серафим. Он принял крайний правый ряд и на ближайшем съезде свернул с шоссе, чтобы, петляя по многочисленным развязкам, попасть «вниз» — туда, где в тени эстакад пролегали корявые сети общественных дорог. Уж тут-то среди неказистых кредитных машинок его купе, что благородный арабский скакун среди вьючных ослов. Тут никто не посмеет ему сигналить в спину. Здесь он боковым зрением будет ловить завистливые и опасливые взгляды со всех сторон. И «нижние» инстинктивно будут жаться в стороны, лишь бы ненароком не зацепить полированные бока его авто. А также услужливо уступать дорогу, стоит Серафиму лишь дать намек на то, что он планирует перестроится.

Таким образом немного покружит он по «низу», пренебрежительно поглядит по сторонам, оценит, чего в жизни добился, и вернется его белый кораблик на гладкую поверхность хорошего настроения, и станет ему мирно и спокойно. А после подцепит в какой-нибудь забегаловке двух девок попроще, чтобы те дивились его уму острому, да речам красным, и поедет с ними в номера. А завтра проснется к обеду, и ничего дурного ему уже и не вспомнится.