Последний человек
Возрастные ограничения 16+
Последний человек в мире сидел в своём доме. За год жизни после случившегося он смирился со своей судьбой.
Быть одному. Не иметь близких. Теперь это его не пугало. Даже мысль о трудностях выживания не казалась ему такой страшной. Он был полностью спокоен.
В начале, конечно, всё было иначе. Когда начали приходить первые новости он не воспринял это всерьёз. Когда всем запретили выходить из домов, он к глупости своей только слега встревожился, но близко к сердцу не принял. А когда трупы начали жечь прямо на улицах, паниковать было поздно…
Всё шло постепенно: три года плыли медленно, так что он успел обдумать всё.
Пройдя все стадии горя за последние пару месяцев, он принял всё случившееся как данность. Да – никого нет, но что с того?
Нет, общения, людей тоже нет. Только полная абсолютная свобода. Можно идти куда хочешь, делать что хочешь, и есть что хочешь. С последним пусть и сложнее, как никак он живёт теперь отшельником, а в кафе и магазины теперь можно сходить разве что за консервами. Добывать еду нужно самому. Да и уйти куда-нибудь дальше города уже непросто, дороги теперь не убирают.
А ведь он был близок к смерти. К сумасшествию. Чуть не сорвался. Они все называли его дураком. Все они не верили в него. Нужно держаться вместе. Нельзя расходиться. Быть единым целым. Но, где теперь они все? Их нет. Они далеко. А он жив.
В середине пандемии он перебрался из города в деревню, в родительский дом. Отец и мать ушли в лучший мир за месяц до того, так что в доме было просторно. Старая печь, кручёные банки и много всякого добра, которое поможет пережить зиму. Дрова, однако, почти закончились, но соседи не обидятся если он возьмёт немного у них. Погреб полон картошки. В общем от холода и голода не умрёт. А как придёт весна и растает снег он поедет на юг – это он решил точно. Уйти куда-нибудь к морю и жить спокойно. Там и зимы почти нет, и за огородом ухаживать проще. Да и дичь должна стать пожирнее. Столько планов. Столько надежд.
Целый мир полный всего того, что он только пожелает ждёт. Электричества нет, кино посмотреть нельзя, в интернет выйти тоже, но это тоже можно пережить. Долой всё лишнее! Даёшь чистый физический труд и прелести литературы. Пора вздохнуть полной грудью.
Главное, что всё решено. Больше нет неизвестности, а есть лишь покой. Полный душевный покой. Никого нет, а значит и переживать ни за кого нужды тоже нет. Кроме себя.
Главное теперь – ждать. Ждать и надеяться на лучшее. Хотя зачем надеяться? Всё ведь и так решено. И ни что на этом свете не может испортить его планов. И никто не сможет нарушить его покой. Он так думал. До недавнего времени.
Но одна вещь тревожила его. Не давала спать ночью. В последние дни ему стало казаться, что он не один. Один раз он нашёл пустую банку тушёнки, аккуратно вскрытую чем-то острым. Она лежала посреди леса. Зимой. И всё бы ничего, мало ли по округе валяется мусора. Но эту банку вскрыли недавно. От неё шёл пар. Она была тёплой, словно кто-то разогрел её на костре или в микроволновке. И банка эта, была не из его запасов. Даже маку этой тушёнки он раньше не видел.
После этого он не спал два дня. Обошёл всю деревню. Прошёлся по всем домам. Ничего и никого. Все следы, которые он находил на снегу, принадлежали или ему самому или птицам. В деревне не осталось ни собак, ни котов. Все сгинули.
К его удачи нашёл парочку запасов консервов и закруток в домах у края деревни. В том числе и тушёнку. Но не той марки, который была та проклятая банка.
Позже, через пару дней, а может недель, он уже не считал, перед его домом появились следы. Немного, буквально три или четыре отпечатка. Глубокие сплошные следы. Без пальцев или следов от узора на подошве. Они просто оказались посреди дороги. Без начала и без конца. Обрывались на ровном месте.
Он решил, что сходит с ума. Он снова пробежался по деревне. Ничего. Ничего кроме следов от его ботинок.
Не мешкая, он вернулся в дом и из дальней полки шкафа вытащил старый цифровой фотоаппарат. Сделал несколько снимков своей находки. Просто, чтобы не сойти с ума.
Но помогло это не сильно. В последний раз, поздно вечером, он точно слышал чьи-то шаги на улице. Вжавшись в кресло, он слушал. Кто-то ходил под окнами.
Он пытался убеждать себя, что этого нет, что это в его голове. И это почти помогло. Почти.
Однажды ночью, подкинув в печь дров, он сидел в кресле. Голова его была вымотана дурными мыслями. Двери, вместе со ставнями на окнах, он запер на все засовы и замки, чтобы не тревожить себя лишний раз. Находясь в томной полудрёме, сквозь сон он услышал звук:
Тук-тук-тук….
Кто-то стучался в дверь. В дверь дома, которая шла после запертой двери веранды.
Тук-тук-тук-тук-тук….
Кто-то хотел войти.
Тук-тук-тук-тук….
Что-то хотело войти.
Тук-тук-тук-тук…
Он хотел войти.
— Тук-тук-тук…
Быть одному. Не иметь близких. Теперь это его не пугало. Даже мысль о трудностях выживания не казалась ему такой страшной. Он был полностью спокоен.
В начале, конечно, всё было иначе. Когда начали приходить первые новости он не воспринял это всерьёз. Когда всем запретили выходить из домов, он к глупости своей только слега встревожился, но близко к сердцу не принял. А когда трупы начали жечь прямо на улицах, паниковать было поздно…
Всё шло постепенно: три года плыли медленно, так что он успел обдумать всё.
Пройдя все стадии горя за последние пару месяцев, он принял всё случившееся как данность. Да – никого нет, но что с того?
Нет, общения, людей тоже нет. Только полная абсолютная свобода. Можно идти куда хочешь, делать что хочешь, и есть что хочешь. С последним пусть и сложнее, как никак он живёт теперь отшельником, а в кафе и магазины теперь можно сходить разве что за консервами. Добывать еду нужно самому. Да и уйти куда-нибудь дальше города уже непросто, дороги теперь не убирают.
А ведь он был близок к смерти. К сумасшествию. Чуть не сорвался. Они все называли его дураком. Все они не верили в него. Нужно держаться вместе. Нельзя расходиться. Быть единым целым. Но, где теперь они все? Их нет. Они далеко. А он жив.
В середине пандемии он перебрался из города в деревню, в родительский дом. Отец и мать ушли в лучший мир за месяц до того, так что в доме было просторно. Старая печь, кручёные банки и много всякого добра, которое поможет пережить зиму. Дрова, однако, почти закончились, но соседи не обидятся если он возьмёт немного у них. Погреб полон картошки. В общем от холода и голода не умрёт. А как придёт весна и растает снег он поедет на юг – это он решил точно. Уйти куда-нибудь к морю и жить спокойно. Там и зимы почти нет, и за огородом ухаживать проще. Да и дичь должна стать пожирнее. Столько планов. Столько надежд.
Целый мир полный всего того, что он только пожелает ждёт. Электричества нет, кино посмотреть нельзя, в интернет выйти тоже, но это тоже можно пережить. Долой всё лишнее! Даёшь чистый физический труд и прелести литературы. Пора вздохнуть полной грудью.
Главное, что всё решено. Больше нет неизвестности, а есть лишь покой. Полный душевный покой. Никого нет, а значит и переживать ни за кого нужды тоже нет. Кроме себя.
Главное теперь – ждать. Ждать и надеяться на лучшее. Хотя зачем надеяться? Всё ведь и так решено. И ни что на этом свете не может испортить его планов. И никто не сможет нарушить его покой. Он так думал. До недавнего времени.
Но одна вещь тревожила его. Не давала спать ночью. В последние дни ему стало казаться, что он не один. Один раз он нашёл пустую банку тушёнки, аккуратно вскрытую чем-то острым. Она лежала посреди леса. Зимой. И всё бы ничего, мало ли по округе валяется мусора. Но эту банку вскрыли недавно. От неё шёл пар. Она была тёплой, словно кто-то разогрел её на костре или в микроволновке. И банка эта, была не из его запасов. Даже маку этой тушёнки он раньше не видел.
После этого он не спал два дня. Обошёл всю деревню. Прошёлся по всем домам. Ничего и никого. Все следы, которые он находил на снегу, принадлежали или ему самому или птицам. В деревне не осталось ни собак, ни котов. Все сгинули.
К его удачи нашёл парочку запасов консервов и закруток в домах у края деревни. В том числе и тушёнку. Но не той марки, который была та проклятая банка.
Позже, через пару дней, а может недель, он уже не считал, перед его домом появились следы. Немного, буквально три или четыре отпечатка. Глубокие сплошные следы. Без пальцев или следов от узора на подошве. Они просто оказались посреди дороги. Без начала и без конца. Обрывались на ровном месте.
Он решил, что сходит с ума. Он снова пробежался по деревне. Ничего. Ничего кроме следов от его ботинок.
Не мешкая, он вернулся в дом и из дальней полки шкафа вытащил старый цифровой фотоаппарат. Сделал несколько снимков своей находки. Просто, чтобы не сойти с ума.
Но помогло это не сильно. В последний раз, поздно вечером, он точно слышал чьи-то шаги на улице. Вжавшись в кресло, он слушал. Кто-то ходил под окнами.
Он пытался убеждать себя, что этого нет, что это в его голове. И это почти помогло. Почти.
Однажды ночью, подкинув в печь дров, он сидел в кресле. Голова его была вымотана дурными мыслями. Двери, вместе со ставнями на окнах, он запер на все засовы и замки, чтобы не тревожить себя лишний раз. Находясь в томной полудрёме, сквозь сон он услышал звук:
Тук-тук-тук….
Кто-то стучался в дверь. В дверь дома, которая шла после запертой двери веранды.
Тук-тук-тук-тук-тук….
Кто-то хотел войти.
Тук-тук-тук-тук….
Что-то хотело войти.
Тук-тук-тук-тук…
Он хотел войти.
— Тук-тук-тук…
Рецензии и комментарии 2