ОКОД (комсюки)

В 80-е годы эффективно действующих оперативно-комсомольских отрядов дружинников (ОКОД) в Сызрани было два: городской и институтский. В первом состояли рабочие с предприятий города, и называли свой отряд пролетарским. Наш окрестили «интеллигентским». Совместных рейдов мы почти не проводили, хотя тренировались вместе. Причина была в разных методах работы и идеологии формирования отрядов. В городской можно было попасть только после прохождения ряда испытаний. Помню только об одном: кандидату устраивали фиктивное нападение поздним вечером с требованием больше не «комсючить» и нанесением лёгких побоев. Если после этого комсомолец приходил в отряд, его принимали. Кроме того, на тренировках они применяли болевые приёмы – так приучали себя терпеть боль. Даже девушки.
В нашем отряде испытаний не было. И девушки на тренировках занимались отдельно. И больно друг другу мы не делали.
Но главное отличие, антагонистическое, заключалось в методе обращения с задержанными на дискотеках. Мы проводили с ними беседу, записывали в журнал, направляли на работу письма. Городские поступали по пролетарски – просто применяли силу.
Дежурства проводились на дискотеках, в засадах против несунов с заводов, автоугонщиков. Работали мы с патрульно-постовой службой (ППС), уголовным розыском, ОБХСС, инспекцией по делам несовершеннолетних. Со временем на дискотеках стали появляться мы одни – без милиции. Правда, законов мы не знали, да и жизненного опыта было маловато, поэтому руководствовались чутьём. Последствия случались разные.
Парк Горького. Вижу, парень бросил окурок на асфальт. Подхожу и говорю:
— ОКОД. Почему вы бросили окурок на асфальт?
— А куда его девать? В карман? Урны же нет.
— Урна есть у входа в парк.
— Я должен отнести туда окурок?
— Да.
— Мужики! Я познакомился с девушкой. Пока я буду гулять с окурком, она уйдёт.
— Если любит – дождётся.
Парень посмотрел на меня как на идиота, а девушка сказала: «Вы несите, а я попробую дождаться. Будут приставать, скажу, что у меня парень в армии». Юноша понес окурок в урну. Позже он нас встретил и сообщил, что девушка его не дождалась… Не знаю, стоило ли наводить порядок такой ценой.
Более анекдотичный случай. Ночью задержали двух парней. Они ехали на велосипеде и горланили песню. Естественно, навеселе. Составили протокол, в котором значилась такая фраза: «… своим внешним видом оскорбляли общественную нравственность». Вызвали по рации машину. Подъехал командир взвода ППС. Прочитав протокол, он с укором сказал: «Парни, на улице никого нет. Какая общественная нравственность?»
Наши попытки борьбы с матом часто приводили к конфликтам. Мы тогда не понимали, что люди матерятся из-за плохого воспитания или по привычке. И задерживали всех подряд. А надо было ограничиваться замечаниями. Матерившихся из хулиганских соображений я так и не встретил.
Иногда приходилось решать уникальные проблемы. В то время, в городе жил городской сумасшедший. Перед каждым дежурством нас специально инструктировали на его счёт. Достаточно было назвать молодого 34-летнего человека дураком, чтобы он пришел в ярость. А сила у него была! Да ещё клюшка для игры в хоккей с мячом, с которой он не расставался. Он обладал удивительной способностью проходить бесплатно на все мероприятия, особенно любил дискотеку. Девушки шутили с ним, а когда он приходил в шортах и соломенной шляпе – самбреро, то иногда и щипали его, как милого карапуза. В ответ он щипал девушку. За грудь. Девушка называла его дураком, а он бил её по лицу. В милиции после беседы его отпускали (у него была «справка»). Потом всё повторялось.
Мне пришлось решать эту проблему. Я понимал, что угроза наказания молодого человека не пугала, поэтому его энергию надо было направить в мирное русло. Чем-то его занять, как ребёнка. И я предложил ему стать нашим тайным агентом. Ходить по парку и сигнализировать о драках. И попросил его одеваться неброско, чтобы не привлекать внимания. Тот согласился.
На следующее дежурство он пришёл в брюках, в плаще, солнцезащитных очках и шляпе с узкими полями. Вылитый шпион из фильмов. А шпионил он добросовестно. Информации было много. Полезной. Но потом ему надоело, и он перестал приходить.
Запомнился конфликт с одним из сотрудников уголовного розыска. Он приходил на дискотеки в гражданке. Был нетрезвым, вёл себя некорректно. Однажды попытались его задержать, но он предъявил удостоверение, пришлось отпустить. Но как-то он дал пощёчину девушке, которая в грубой форме отказалась идти с ним танцевать. Мы его задержали. Предъявленное им удостоверение сотрудника уголовного розыска я отобрал и сказал, что обратно он его получит у Первого секретаря горкома ВЛКСМ.
До горкома дело не дошло. Ночью ко мне домой приехал замполит Линейного отдела милиции, и попросил вернуть удостоверение, изымать которое я не имел права, а он обещает, что его сотрудник будет вести себя прилично. На том и порешили.
Запомнилась и такая история. В те годы между курсантами вертолётного и местными парнями было много конфликтов, чаще из-за девушек. Курсанты могли дать отпор, но им нужно было блюсти чистоту мундира и беречь здоровье. Полученное в драке сотрясение могло поставить крест на карьере лётчика. А какая драка без удара по лицу?
Однажды ко мне подошла девушка и сообщила, что завтра в парке будет массовая драка между курсантами и местными. В районе трёх часов. Утром я проинформировал по этому поводу начальника ГУВД, но тот сказал, что массовыми беспорядками занимается КГБ, да и людей в три часа у него нет (рота ППС заступала на службу позднее). Я пошёл к начальнику комитета госбезопасности. Тот ответил, что они занимаются только массовыми беспорядками с антисоветскими лозунгами. Пришлось идти к начальнику вертолётного. Он быстро оценил ситуацию и разработал план. А уже в три часа парк оцепили, курсантов отправили в казармы, а с местными ребятами провёл беседу особист вертолётного. Он им популярно объяснил, что курсанты – опора государства, а те, кто против них – против государства, а значит – антисоветчики. А каждого антисоветчика ждут урановые рудники. Не знаю, эта ли политинформация, или осознание того, что курсантов ждал Афганистан, но драк стало меньше.
Бывали и перегибы, вызванные юношеским максимализмом и идеализмом. Очень хотелось покончить с нарушителями законов раз и навсегда. В ДК «50 лет Октября» проводились дискотеки. Но место для курения не было рассчитано на такое количество людей, поэтому занимались этим в фойе раздевалки. Дым стоял столбом, администрация жаловалась нам. Мы выгоняли курильщиков на улицу, а обратно их уже не пускали. Но нашлась девушка, которая мне популярно объяснила, что курение – элемент удовольствия; курилка – место, где можно спокойно поговорить с парнем (в зале шумно, а курилка в подвале); ведь можно выпускать курить на улицу по купленным билетам и впускать по ним обратно. Так и сделали.
Или извечная проблема трактовки нетрезвого вида. Более квалифицированно это могли сделать только медсестра медвытрезвителя, но возить туда задержанных было не на чем. Пришлось изобретать другие меры. Нетрезвых стали выдворять с дискотеки, фактически наказывая пятьюдесятью копейками (стоимость входного билета). Условный рефлекс выработался быстро. Однажды я торопился на дежурство и услышал разговор идущих впереди парней. Один предложил пойти в парк, а второй ответил, что нет смысла идти, ведь они «бухнули» и их обязательно выгонят с дискотеки.
Тяжелее всего было принимать участие в расследовании случая гибели студентки в филиале института. Это в кино всё увлекательно. А когда приходится копаться в грязи, подозревать всех и вся, вынюхивать и провоцировать на откровения – это вызывало брезгливость. Меня включили в группу, которая собирала доказательства вины самой студентки. А когда подозреваемый был задержан, дали команду прекратить нашу деятельность. Мы стали искать факты неадекватного поведения подозреваемого в прошлом. Было неприятно слушать, как все дружно поливали его грязью, но повторить всё это под протокол отказывались. После окончания расследования я твёрдо решил не идти работать в милицию.
Запомнилась засада в гаражном массиве Монгоры. Массив огромный, поэтому мы разделились на две группы по два человека: один сотрудник милиции и один окодовец.
Нашей группе повезло, во втором часу ночи на съезде в массив остановился мотоцикл с коляской недалеко от нас (мы сидели в кустах). С мотоцикла слезли два человека, один из них сказал: «Давай открутим люльку, её не продать». Стало ясно, что это угонщики. Посовещавшись, мы разделились. Я должен был подойти к угонщикам сзади, рассчитывая на то, что, увидев меня, они побегут вниз. А там их задержит вооружённый сотрудник милиции.
Я досчитал до пятидесяти (что хватило напарнику занять место внизу спуска) и вышел на дорогу. К угонщикам я подошёл вплотную, но они меня не услышали, видимо, увлеклись откручиванием гаек. Ситуация развивалась не по плану. Напарник ждал внизу, мне же продолжать стоять было не безопасно. Угонщики могли обнаружить моё присутствие и пырнуть отвёрткой от неожиданности.
Решил задержать их самостоятельно. Диспозиция была идеальной. Один залез между мотоциклом и люлькой, а второй перегнулся через седло мотоцикла и подсвечивал фонариком. Сначала я придавил коленом одного, а другого положил сверху и опустился на него всем своим телом (101 кг). Потом как можно страшнее сказал: «Не двигаться! Милиция! Если кто дёрнется – застрелю!» Угонщики перестали шевелиться. Я крикнул имя напарника, но от волнения мой голос осип, и тот меня не услышал. Пришлось ткнуть палец в спину угонщика и просипеть: «Кричи – помогите, иначе застрелю!» И угонщик громко закричал: «Мааамааа!» Вскоре я услышал топот ног моего напарника.