...небо то какое синее...

Раздался свист. Что-то сильно ударило Олега в плечо и сразу же дважды в живот. Он остановился. Мимо пробегали наши бойцы кричавшие:«ура!»
«Вон Степка Беспалов, бежит, смотрит на меня. Куда бежим Степан, за наркомовскими что-ли? И почему так тихо? Только писк в ушах какой-то. Необычно всё это, неестественно. Степка, орет мне «Олег, Олег!», вижу по губам. Чего орет глупый, будто не виделись сто лет или случилось чего и не увидимся. Час назад же анеадот рассказывал. Посмеялись давеча знатно. Смешной. Что-то ног не чувствую, странно всё, не по настоящему как-то.
А что это, я вроде падаю, ну точно падаю и руки не выставляю. Так ведь можно и голову расшибить невзначай. Видать землица там мягкая как перина пуховая. Небо голубое какое…»
***
Грудь загорелась огненной болью после взрыва рядом. Командира второй роты капитана Романа Корягина отбросило назад.
«Это осколком меня. Точно в грудь. Больно-то как. Нестерпимо больно. Очень долго я падаю, словно всё вокруг замедлили.
Вон, вдалеке слева, еще двоих убили суки. Осколочно-фугасными бьют.
В груди будто в печи Мартеновской, спасу никакого нет, больно хоть кричи. Интересно, ноги целы или оторвало? Да нет не должно вроде. Сейчас упаду узнаю, что к чему. Завыл бы, да немогу… как же больно…небо то какое голубое…»
***
«Почему так пищит в ушах, словно контузия какая? Смешно право слово, как в том анекдоте Стёпкином.
Да-а, небо такое ярко-синее, а облока глянь какие причудливые. Вон то, как комполка в фуражке, орёт будто чего-то. Ну точно он. Смотри, смотри. Вот он в профиль видишь? Нос горбатый его, а это козырек фуражки… А то вон глянь, коровы нашей морда. Февралька, она самая и пятно на глазу, рог обломанный. Ну дела, бывает же такое.
А что это? Вроде как стреляют вдали? Точно вон бабахнуло где-то. Неужто фрицы нападают. А как же они могут нападать, коли мы в атаку пошли? Не понятно. Надо бы встать глянуть, что там бабахает. А вон, слышу. Ура кричат. Наши значит атакуют. По нашим значит бабахают… Дак ведь я то тоже ура кричал. Странно как-то. А чего ж я лежу тогда? А ну, давай вставай…»
***
Капитан Корягин упал на спину и на минуту потерял сознание. Старшина с другой роты, пригнувшись бросился к раненому.
— Рома ты как?
— Плохо…
— Ты, всегда был фартовый прорвёшся и тут. — сказал старшина, сняв с плеча скатку и подкладывая под голову капитана.
Невдалеке, разорвался снаряд.
— Ты смотри Ромка. Я бежал думал сейчас перед бугорком встану осмотрюсь кто отстает, ровно на том месте снаряд рванул. Говорю фартовый ты.
Бабахнуло совсем рядом.
В-жть. Под сердцем на гимностереке старшины расплывалось красное пятно. Он с секунду постоял на коленях, а потом упал и скатился в небольшую воронку от снаряда, оставшуюся с прошлых еще боёв.
«Эх, Серёга. Дурья твоя голова, зачем же подбежал…хотя и там тоже… видно судьба.
Больно-то как. Что там с ногами? Ноги целые, даже пошевелить могу. Впрочем какая разница. Интересно, а вот священники и остальные верующие, как думают, если без ног человек, он в раю тоже без ног? Или в аду, в котле варится, тоже без ног? Знаю, что ответят… А если он родился без ног, как тогда будет?
Как же жгет внутри, сил моих нет. Пистолет то не выронил, на животе вон лежит и палец на курке… Может застрелиться попробовать…все равно легкие пробиты, во рту словно железо всю жизнь лизал…это кровь, кровь изнутри льёт. Тут хоть фартовый хот нет, один конец.
Отжил своё…что тут поделаешь».
«Нет. Не поднять к виску пистолет, сил нет. Да и ни к чему, грешно это…Хм грешно. Ты же не веруешь, что страшно стало перед смертью? Да нет, не то что бы сильно страшно, но вдруг я ошибался…тогда вроде не удобно как-то получится перед Господом.
Что же это земля все сильнее и сильнее дрожит, неужто землятресение? Да нет бред како-то, у нас не бывает здесь…
Танки! Это же танки! Назад! Все назад! Отступаем!
Черт я уже в полубреду что ли? Надо крикнуть, а я только подумал. Кто же мысли то мои услышит?»
— Наз… ад…на…отсту…- еле слышно прохрипел капитан Корягин и изо рта по его щеке побежал тоненький ярко красный ручеёк.
***
«…встаю, встаю…а что это? Не поднятся мне…
Плечо что то заболело…и живот теперь. Ой больно. Черт, меня же ранили…или убили? Да нет живой… гимнастерка вся в крови. В плечо и в живот, значит кишки пробило внутри. В живот верная смерть…истеку тут кровью, но я хочу жить, не хочу умирать, мне же еще только 33 года, как Иисусу. Господи, боже мой смилуйся, дай пожить еще, я же не грешник Господи. То что смеялся над верой, так это сейчас так принято, куда ж я супротив полезу. Я всегда веровал Господи, помоги же мне, ничего не просил у тебя, сейчас вот молю дай с семьей повидаться еще разок Господи…
Земля то как дрожит, Степка вон назад пробежал, один-одинёшенек…отступаем чтоль?»
— Степан -прошептал Олег.
«Нет, не слышит и мне не закричать, сил нету руку поднять. Это конец, смерть верная. Не хочу. Больно, сильно больно внутри. Но я бы потерпел, коли надо Господи».
Олег медленно повернул голову набок.
«Ой ты божешь мой, капитана второй роты убило. Хороший он у них был сказывали, солдата уважал. Жалко его конечно, добрый человек.
А тебя кто пожалеет? Ты себя жалей сперва, он то уже помер, а тебе еще предстоит. Он то вжик и готовый, а ты лежи тут мучайся, пока кровью не истечёшь. Наших то похоже танками всех перебили, откуда они появились, не было же. Видать разведка плохо сработала… всех перебили почти, некому меня до госпиталя дотащить, пропал я. Вон и танки уже недалече. Пропал Олег Кузнецов, отжил свое, всего 33 годка. Больно внутри…а капитан то лежит, ему и тридцати нет, еще меньше пожил… ан нет, живой. Гляди ж ты, глаза открыл, на меня смотрит, видать тоже смертельный, раз не двигается…только смотрит. Тоже наверно умирать не хочет. Конечно не хочет, кто ж захочет.
Мдаа, дома бычка пора наверно резать…кто будет, дед Захар что ли? Больше некому, коли не умер. Да разве ж он умрет, он тогда мне сказал, я говорит Олежка, тебя еще переживу. И вот те раз, точно переживет. Мда, дела. Небо то какое красивое, жить-то как охота, кто бы знал…прямо синее, синее небо».
***
«Разведка опростоволосилась что ли? Столько людей загубили, считай две роты полегло. Боль вроде меньше стала, видать скоро отмучаюсь. Жаль конечно, не увижу своих девчат больше, очень бы хотелось глянуть на них сейчас, хоть одним глазком, хоть на секундочку. А то лучше бы и обнять их, красавиц моих. Дочка поди выросла, в школу пора… А жене бы кто письмо передал. Там стихи для нее и признания, да дочке наставления. Написал на всякий случай и вот на тебе. А если б не написал, может и обошлось бы? Да нет, письмо тут не причём. Прощайте девочки мои, вы поплачте немного, погорюйте, да и хватит, убиваться то не стоит, не надобно, мне это не понравится. Ты не изводись любимая, отца дочке со временем найди и живи счастливо, я так хочу и требую.
Танки то совсем близко, давить будут или с пехотой идут?
Кровью захлебываюсь, надо голову повернуть, а то еще не хватало…
Вон раненый в двадцати метрах лежит, помирать видать собрался в небо смотрит, да шепчет чего то.
Знаю его, хоть и не с моей роты, забыл как звать. Они со Степаном все шутки прибаутки травят солдатам. Что ж дело не плохое.
Олег, Олег его зовут, вспомнил.
Голову повернул, смотрит в глаза мне. Прощай солдат, не долго нам осталось.
Что ты смотришь? Больно мне сильно, но было болнее до этого. А ты как? Тоже боль нестерпимая? Да нет вроде терпит, это хорошо, значит не как я мучается.
Танк то прямо на меня что ли едет, давил бы только сразу что бы, раз и нету Ромки Корягина.
А за танками то немчура идет, вон раненых добивают. Меня будут в плен брать, как офицера. Да только вот двинь меня и помру сразу.
Что ты смотришь Олег? Понял что через минуту до тебя дойдут? Ну ладно ладно, что ты парень, ничего тут уж не поделаешь. Я б помог тебе, да никак. Плачешь? Ну давай вместе поплачем, что их жалеть слёзы то, оно со слезами то легче пойдет. Плачь Олег, плачь, вот и я к тебе присоединился. Мне брат тоже не очень охото помирать то…совсем не хочется если по правде».
***
«Танк то прямо на капитана едет. Раздавит сейчас. И ведт ногами к ним лежим, с ног начнет, по живому поедет. Господи да зачем же так то? Не мучай ты его, он и до Христова то возраста не дожил, не надо молю тебя, не мучь его…
А то слышишь выстрелы? Раненых кончают. Сейчас и до меня дойдут. Как же не хочется помирать. Аж до слез не хочется… других жалко, а себя то еще жальче. Слезы так и текут у меня капитан… не помню я как звать тебя, капитан и всё тут. Ты поплач со мной капитан, оно легче будет, про семью то повспоминал уж наверно, ну и давай, не смотри ты на танк, на меня смотри парень, я б помог тебе да никак… меня то бах и нету, а тебе потерпеть придется парень. Мучеником умрешь…Господь терпел и нам велел. Прощай капитан, дай Бог на небе свидимся, прощай родной.
Небо то какое синее и до горизонту синь одна, проплыли облака. И ком полка проплыл и коровенка моя, жалко семью не разглядел там, вот бы мне перед смертью награда…»
***
«Ну вот Олег и поплакали, ты не горюй тебя не больно…тебя бах и всё. Ну и ладно, по мне вон видишь танк сейчас разомнется. Да с ног начнет. Ну и ничего страшного Олега, я то с болью адской знаком уже, встречусь и еще раз, не много там терпеть то. Может еще адреналинчика осталось мало-мальски, дак сработает. Ой бы выдержать как»
***
«Не могу смотреть, не буду…"
«Ты глянь, не раздавил, над ним проехал, видать увидел, что живой офицер. Вон немец в фуражке к капитану вышагивает с двумя автоматчиками. Сейчас в плен капитана возьмут, а там глядишь и выходят. Один ко мне направился, сейчас добьет халера. Страшно-то как, мамочки родные. Сташно и поди ж ты, спасу нет как страшно. Господи избавь ты меня от страха этого. Всё. Конец.
Что ты смотришь капитан? Что смотришь? Я то вот глаза закрыл и тебя не переехали…а ты смотришь. Жить бы мне да жить еще…прощай капитан».
***
«Да что же вы суки делаете? Я ж подумал, что в аду уже, а это танк надо мной проехал. Не верующий же я, а вы так издеваетесь, что уж и показалось…боль опять адская, когда ж все это кончится? И поговорить не с кем. Одному то помирать страшно как. Давай хоть с Господом поговорю что ли… но знай я не верую в тебя, а ты надо мной так за это издеваешься? Не честно это Господи, ой не честно. Я ж лежа тут уже так намучался, другой за всю жизнь и половины не мучается. Что ж ты делаешь то гад? Ой не могу я больше терпеть. Вон подошел фашист стоит смотрит. Что смотришь сука?
Автоматчик к Олегу пошел, держись старина. Я что-то и забыл про тебя. В бреду видать с Господом начал говорить, а ведь мы с тобой разговаривали Олег…
Сейчас добьет тебя, автомат нацелил…ну уж нет».
Капитан нажал на курок и немецкий офицер упал назад. Автоматчик не успев добить Олега метнулся к капитану.
«Ты смотри, не целясь ровнеханько в сердце попал. Сейчас они меня… Ты поживи Олег еще немного, коли не так больно тебе, подумай там о чем-нибудь, перед смертью-то каждая секунда дорога…
Вот уж чувствую очередь прошивает меня…ерунда, нашли чем испугать, очередью. Прощай моя любовь, прощайте милые мои девочки, не свезло в этот раз, простите вы меня… небо то какое синее…»