Тени.

История моя — на фактах из моей жизни основанная — история, предупреждаю, не для слабонервных. И не потому что ничего более жуткого, ничего более необычного вы не слышали доселе. И не потому что ничего более жуткого, ничего более необычного вы не услышите и в будущем. А потому! — по той одной единственной причине, что! — что история моя, мужайтесь, ещё и поучительная; и далеко не каждый, согласен, этакое будет терпеть; и далеко не каждый, согласен, этакое вынесет. Жду — пауза. Ну, а теперь — теперь, когда мы с Вами остались наедине — Вы; мой отчаянный, мой снисходительнейший Читатель; вправе — конечно — вне всяких сомнений — вправе потребовать от меня ещё и той интереснейшей — и той уникальнейшей информации, коей! — ох — интимная — коей, будучи искренне Вашим и только Вашим, я бы никогда; я бы ни за что не поделился с другими. Что ж — я Вас не разочарую — обещаю.

Во времена Развитого Социализма — а именно в те самые времена история моя и началась — верить, если Вы вдруг не в курсе, можно было исключительно: в халявное будущее какого-то там Коммунизма, в обещания в передовице газеты “Правда”, в руководящую и в направляющую роль Коммунистической Партии Советского Союза, дорогому и горячо любимому Леониду Ильичу Брежневу лично и уж никак — никак в нечто непонятное, в нечто сверхъестественное. Но — и тем не менее — всё, буквально всё моё и не только моё тогдашнее окружение — а жил, будучи семи-восьми лет отроду, я в те стародавние времена: в городе-герое Волгограде, в частном секторе; жил с Бабушкой, жил с Дедушкой; Родители в командировке — всё, буквально всё моё и не только моё тогдашнее окружение панически; ну; просто панически боялось то ли якобы, то ли не якобы ведьму; ведьму-колдунью; старушенцией; бабулечкой, да; в платочке то ли прикидывающейся, то ли не прикидывающейся. А на каких это; спросите, надо полагать, Вы; основаниях?! Были — были основания. Снится, и это я сейчас к примеру, одной из тамошних тётенек — годков, наверное, семнадцати-восемнадцати — снится, и это я сейчас с её слов, она — бабка. Чего, как; каковой ей там эта бабка привиделась конкретно, я не знаю — тётенька не уточняла, тётеньку трясло но — главное. Вскакивает — нет, не так. Просыпается — вот — просыпается, значит, эта тётенька не у себя в кровати — и, я бы попросил, не в кровати кого бы то ни было — не надо — не подсказывайте — не у себя в кровати, не у себя в спальне; а просыпается, значит, эта тётенька уже у себя во дворе; на ногах, у колодца; в руке боль, рука сломана. А?! — основание?! — основание. Выдумка, не выдумка; не …. У тётеньки, если Вам вдруг интересно, всё потом сложилось хорошо. Не переживайте — переживайте, пожалуйста, за меня. Выдумка, не выдумка; не важно — абсолютно. А важно, а в контексте моего повествования имеет значение то и только то; что люди — к коим, пусть и с некоторой натяжкой, можно было отнести и меня — люди; и стар, и млад; во всё это верили и верили безоговорочно. Бабка — старенькая, щупленькая; жила, то бишь обитала, в огромнейшем при огромнейшем деревянном доме; стоял, то бишь возвышался, этот дом как то от других домов отдельно; особняком и, несуразица, почему то на сваях. И, вот, представляете. Еду, было дело, я как-то из школы — в трамвае. Она — бабка — подсаживается. Ну; у меня, понятно, столбняк; дышать не могу, кричать не могу; глазёнками — единственное, что у меня тогда ещё не под-висло — не под-висло и даже наоборот — глазёнками; на лоб, уточняю, вдруг взгромоздившимися; хлоп-хлоп; туда-сюда поводил, мысль. А трамвай — его, трамвая, прицепной вагон — а вагон-то пустой! Я — бабка и … и всё! — всё! И это — заметьте — практически в центре того нашего частного сектора. И это — внимание — практически в час пик. Бабка же! — тьфу — зараза — достаёт, извлекает откуда-то из под себя доску — сантиметров, наверное, пятьдесят — не строганную — к сиденью, к спинке сиденья меня этой доской прижимает; хихикает, хихикает и шепчет и шепчет: “Ничей, ничей, ничей”. Отталкиваю, благо более менее очухался, я эту доску; прыгаю, благо вот и остановка, я через эту бабку; из трамвая, из его прицепного вагона, чуть ли не кубарем; быстрее, быстрее домой; к Бабушке, к Дедушке; к вечеру более менее успокоился. Ночь. Ох — лучше бы Вам этот момент моего повествования пропустить. Нет? — не пропустите? — ну, пеняйте в таком случае исключительно на себя. Так вот! — бесстрашный Вы мой Читатель. Просыпаюсь; пеняйте, начинайте; я той самой ночью часа в два в три — отчего и почему не знаю — не по нужде — а … а по потолку! — белый, деревянный; ничего особенного — потолок, как потолок; посередине люстра — а по потолку тень! Мужик — какой-то квадратный, какой-то угловатый; здоровенный; по-пластунски — ну, так это по крайней мере выглядело — по-пластунски, тварь этакая, кругами по этому белому ползает. Дальше-больше. Матрос — вернее, его верхняя половина — бескозырка, две ленточки; тельняшка — в воздухе, паскуда, над моей кроватью завис — висит; смотрит и, вроде бы как, того — улыбается. Слушайте — ну, а Вы бы не закричали; да, не закричали?! Ладно — верю — не закричали бы. Но, скажу я Вам, поутру был молодцом и я — да. Меня, молодца, в школу. Бабушка: “Конец четверти”! Дедушка: “У тебя одни двойки”! А я — вот, Вы оцените — оцените — а я нет, ни в какую; упёрся; не пойду, говорю, и всё тут. А вообще, справедливости ради, не могу не отметить; что и Бабушка, и Дедушка — Царствие им Небесное — были, вне всяких сомнений, очень даже людьми продвинутыми; людьми мыслящими широко, людьми мыслящими прогрессивно; да-да, встречались ранее и такие; Бабушка на Дедушку, Дедушка на Бабушку; послал — ага — в открытую — послал, действие первое, Дедушка Бабушку в церковь; сходила, действие второе, Бабушка в церковь; пригласила, действие главное, Бабушка Батюшку. Не попа! — коих, чего уж, и в те времена было что свиней ни резаных — Батюшку! Пришёл, побрызгал Батюшка по углам Святой Водицей; перекрестил, прочитал Батюшка раза три Отче Наш; и, верите, помогло — помогло — ничего этакого, ничего непотребного в том нашем доме более не происходило.

И, вот — заработали, долгие им лета, наконец-то мои Родители на кооператив; хорошо; другой район города, другая школа; другие страхи. А, нет — не другие — всё те же самые. В хлебном — были, если Вы вдруг не застали, ранее и такие: “Мальчик, а мальчик”. Оборачиваюсь — бабка. Та, не та; не знаю — вообще я этим вопросом тогда не задался. А не задался! — а, возможно, и следовало бы — я, несмышленыш, этим вопросом потому! — по той весьма и весьма уважительной причине! — ладно, признаю, причина внутрижелудочная — что я очень — и не только в далеком предалеком детстве, но и будучи уже в возрасте не менее — очень неравнодушен к мороженому. Ну, а та или не та бабка — вот, я прямо сейчас пытаюсь; пытаюсь вспомнить — нет — не та — быть может даже и не бабка; а славная, добрая бабушка — столь мною любимым, столь мною обожаемым мороженым и … и мне же в нос: “Возьми мальчик, возьми скушай; я только надкусила, я более не хочу”. Что ж — возьму, думаю, скушаю — выручу, так уж и быть; не переломлюсь. И вкус, надо сказать, показался мне у этого мороженого какой-то … какой-то не такой — не приятный. Я бы, конечно же, об этой бабке с её отвратительнейшим мороженым уже и не вспомнил — мало ли, ишь, кто чем меня в детстве накормить пытался! — не вспомнил бы, если бы. Опять — ночью. Да, да, да; опять — опять ночью. Только, и пусть это будет ей в оправдание, ночью не следующей — не ближайшей — а; считаю, виноват, я не очень; ночью надцатой. И, знаете ли, это был уже не мужик на белом потолке — и, знаете ли, это был уже не матрос над моей кроватью — а, страшно сказать, нечто. Вот; Вы, пожалуйста, представьте. Стул — на стуле вещи — штаны, рубашка; и не халва, и не селёдка — а на вещах, а сверху! — собака, не собака; змея, не змея — расцветки никакой, чёрная; здоровенная, шевелится. Морду, или что там у неё, до самого ажнок пола свою поганую вытягивает — свешивает — и, вроде б как, чего-то там вынюхивает. Извините! — не носки! — носки я перед сном стираю! Носки, не носки; дело десятое. Щёлк — от бра — выключателем — он у меня в изголовье — никого. Фух — показалось — померещилось. Померещилось или?! — или не померещилось?! — вопрос. Но, как бы там ни было — что бы там ни показалось, что бы там ни померещилось; а детство — моё прекрасное, моё беззаботное; наполненное солнечным светом, наполненное мечтаниями детство; увы — в тот самый день; в ту самую ночь и, кого винить не знаю, не по понятиям закончилось — занавес. И не то чтобы вдруг стало голодно, вдруг стало холодно — эх, если бы. Радость — та беспричинная, та всепоглощающая Радость; что есть, есть; которая переполняет каждого, каждого ребёнка — не незаметно, не постепенно; а, верите, прямо таки вдруг — вдруг, не пожелал бы и врагу, куда-то улетучилась. Юность; первые годы жизни самостоятельной, первые годы жизни взрослой так — ни то, ни сё. В институте, не по призванию, еле-еле. На работе, не по специальности, ни шатко ни валко. А главное — с женитьбой — с семьёй у меня у красивого всё никак не получалось. Нет; поначалам, мне ли на этакие начала жаловаться, всё как по нотам — знакомлюсь; свидания, любовь-морковь и т.д., и т.п. А, вот, как только с заявлением в загс — ох — не понимаю — облом за обломом, облом за обломом. То, мать иху, какие-то проблемы у меня; то, и их туда же, какие-то проблемы у неё; то, но это уже мелочь, живот у моей невесты отчего-то начинает расти. Не буду — вряд ли Вам эти мои стенания покажутся такими уж и интересными; перехожу к стенаниям моим же, к стенаниям интересным наверняка. И так — рассказываю. Пересёкся, то бишь встретился, я как-то в Москве с одним из своих лучших друзей детства с Алексеем — с Александровичем. В простонародье, прошу любить и жаловать, с Лёхой — женат, трое детей; работает, это я с его слов, компьютерщиком; да ещё и компьютерщиком не простым, компьютерщиком квантовым; да ещё и, паршивец он этакий, в самой Франции. И, вот, сидим мы все такие правильные; все такие важные в одном из московских кафе — пиво, водка, коньяк, закуска — всё, как и полагается; всё, как и положено. И полагается; и положено, понятно, не во Франции; нет — во Франции, если верить моему другу Лёхе, коньяк пивом не запивают. Лошары — извращенцы. Сидим; я его уважаю, он меня уважает; о политике поговорили, о политиках поговорили; а глагол “поговорили” и отборнейший мат, мат без встроенных в этот отборнейший пауз тоже; тоже подразумевает; сидим; обстановочку обсудили, официанточку обсудили; а обсудить её прелести мы уже не успели, речь зашла уже обо мне — память у меня хорошая, память у меня не пропьёшь; передаю, излагаю один к одному.

Лёха.
— Ну, а ты — пень пердозадый — чего всё ждёшь, не женишься?
Я.
— Дааа, некогда мне — дела ииии ….
— Стоп — ни-чей.
И так, знаете ли, меня от этого Лехиного “ничей” тряхануло — вспомнил я тут же и бабку с доской, вспомнил я тут же и бабку с мороженым — так, знаете ли, меня от этого Лехиного “ничей” вставило — что, стыдно признаться, я чуть было уже не того — вот-вот — угадали — почти — чуть было уже не протрезвел.
— Тыыы…. Ты это — ты о чём?
— Так — вообще. Смотри.
Берёт, садюга, со стола свой бокал — допивает, извращенец, из этого своего бокала пиво — перед носом; не перед своим, перед моим; этот свой бокал крутит, хвастается.
— Во — это, как ты думаешь, что?
— Нууу, алкогольная зависимость — её третья, её окончательная стадия.
— Мих — я серьёзно.
“Мих”, это от “Михаил”.
— Ну; бокал это, бокал! У вас, я не понимаю, там во Франции что?! — пиво не из бокалов, пиво из тазиков пьют?!
Излишне, пожалуй, скороговоркой; излишне, пожалуй, раздраженно поделился я своей осведомленностью с Лёхой; дотянулся; сам, не поленился; до графина с водкой; налил, выпил. Лёхе? — Лёхе нет, не налил. А нехрен! — нечего тут! — развыпендриволся, понимаешь ли; разумничался.
— Это, Миня, не бокал — это, Миня, структурированная под бокал информация. А бокал, кварц: его молекулы, его атомы, элементарные частицы, кварки; это всего лишь, всего лишь этой информации носители. Вооон, обернись — пластинки на стене за спиной видишь?
Кафе; тут, наверное, мне надо бы пояснить; было кафе ни абы какое — в абы какое, себе дороже, Лёху не затащишь; офранцузился. Под старину — ну, в стиле ретро — керосиновые лампы, пишущие машинки; патефон, на одной из стен они самые — пластинки.
— Ой — начинается — кто о чём, а компьютерщик об информации.
— Я, Михаил Анатольевич, не просто компьютерщик — забыл? — я, Михаил Анатольевич, компьютерщик квантовый. А кванты — правильнее, пожалуй, будет сказать сгустки — да, сгустки энергии — они; если Вы вдруг не в теме, а Вы и не в теме и даже не вдруг; вибрируют. И! — важно — каковы вибрации, такова и суть; а зачастую и форма. Да-да. Каковы вибрации, каковы колдобины; (это, переключайся, я сейчас о пластинках); такова и музыка, такова и песня.
— Пусть — не спорю — пусть будут колдобины; пусть будут вибрации, пусть будут вибраторы. Но, я — я-то здесь причём?!
— Ты, Миха, должен перепрограммироваться — перепрошиться.
— Лёх — ну; я, вообще-то, не кварцевый.
— Не.
Оставил, не отформатировал, наконец-то Лёха свой бокал в покое; салфеточкой, не рукавом, фейс свой же офранцузившийся промокнул; на скатерть, не в оливье, локтями облокотился; смотрит — на меня, на меня — рассматривает — нарочито строго, нарочито придирчиво.
— Не, Мих — не кварцевый. Ты, Миха, не кварцевый — ты, Миха, ватный. Но! — уж ты, пожалуйста, мне поверь — вата тоже, тоже состоит из атомов. Которые! — будь ты не из ваты, будь ты нормальным — каждые, каждые семь-восемь лет обновлялись бы. Ладно. Через семь-восемь лет — доказано — в твоём теле не останется ни одного — ни одного из всех тех атомов; которые формируют, которые представляют твое тело сейчас. Но, ты — твои руки, твои ноги; моз… А, ну да. … твои руки, твои ноги — ты; и в качестве моего наказания, и в качестве моего же утешения; останешься. А, почему? — информация. Ты, Миня — ты; это тоже, тоже информация. А кости, мышцы; всё — всё то, из чего они состоят — клетки, молекулы, атомы — это, Миня, всего лишь; всего лишь этой информации носители. Тебя, кстати, можно даже и того — тебя, меня; вообще — теоретически.
— В смысле???
— Телепортировать.
— О! — давай — по…. Ты кушай, кушай. Пока, изголодавшийся ты наш, нам наша официанточка счет не выкатила.
— Расслабся — я угощаю.
— Лёх, а это. Пе…. Перепрограммировываются — перепрошиваются. Как? — я не понимаю.
— Книги, фильмы. Только, конечно же, по максимуму заряженные — заряженные, понятно, информацией положительной.
— Что ж, ладно — посоветуй.
— Посоветую-посоветую — доставай.
Кивком головы — кивком подбородка. Ага — не перенапрягся. Кивком подбородка указал мне Лёха на мой упакованный, на мой видавший виды, на мой лежащий на соседнем кресле ноутбук — не рукою, нет. Рукою, справедливости ради отмечу и это, Лёха указывать мне и не мог. Рукою; и рукою правой, и рукою левой; Лёха манипулировал. Изголялся — не иначе. А манипулировал — а изголялся — ух! — засланец, все они там, НАТО-вский — он над чем-то там на его тарелке резиновым; очень — очень уж на тапочек с чьей-то левой ноги похожим; отчего-то вдруг; исключительно, надо полагать, из-за своей стоимости; бифштексом в меню нареченным. Ладно — достаю ноутбук.
— Чо? — подключаемся?
— “Гы-гы” — с тапочком, в смысле с бифштексом, Лёха к этому моменту каким-то чудом уже справился; не расслабляется, набивает рот ломтиками печёного картофеля: “Поткучаемся”.
— Тааак — чего ищем?
— Набывай …. Набирай “Тайны старого …”.
А, вот, тут — мой наистрожайший, мой бдительнейший Читатель — я, знаете ли, вдруг оказываюсь в тупике — да! Предъявить, выложить название этой книги полностью? — а это, как вскоре выяснится, именно название книги и есть — закомментируете — обвините, знаю, меня в чего-то там Вам впаривании. Целиком, полностью название этой книги не выкладывать? — а это, как вскоре выяснится вдогонку, название книги не абы какой — закомментируете ни мене! — обвините, знаю и это, меня в голословности! Ох — не знаю. Давайте, наверное, я ещё немного повыпендриваюсь — покачеряжусь — а в самом, в самом конце заключительного абзаца — обескураженный, растроганный этаким — ну, в смысле дочитали — вау — “вау”, если Вы вдруг не в курсе, у не очень-то и культурных ”ну, ни хрена себе” — перевод — с Американского — обескураженный, растроганный этаким Вашим вниманием! — в самом; в самом конце заключительного абзаца, обещаю, я Вам сообщу. По секрету — конечно — по секрету.
— И? — набрал. Фууу! — сказка. Хранить; внимание, строго; в недоступном для пап и мам месте. А?! — папа — подсматривал?! И чего, колись, ты в этой детской книге на-подсматривал? Чего? — рассказывай — объясни — чего в этой детской сказке может быть особо полезного?
— А, всё — одни только иллюстрации чего стоят. И вообще — текст витиеватый, смысл глубокий; будешь читать, перечитывать и перечитывать; надоест не скоро. Так что давай — перепрограммировывайся — перепрошивайся. Книга, кстати, на сегодняшний день не одна из — а самая — самая; хочешь, доверяй; хочешь, проверяй; у вас в России скачиваемая. А, почему?
— Ой, Лёха; ой, Лёха — на…. Эх, ёб…! Ты цену — на Озоне — ты цену этой книги видел?! Да, мне бы от этой цены половину — меньшую — иии … и нормалёк. До гробовой — до самых, тьфу-тьфу, конца своих земных дней перепрошитым останусь.
— Ми-ха — не тупи. Версия бумажная тебе не нужна — не переживай. Информация. Тебе, Миха, нужна она — информация. Скачивай — в большинстве интернет магазинах версия электронная скачивается бесплатно.
— Ой, Лёха; ой, Лёха. Или …? Как там тебя? — по-французски-то. Лишай? — Лишай. Ой, Лишай; ой, Лишай — на-умничал. Смотри — мозгулинка твоя скоро разрастается настолько, что и картофан складировать места не останется.
— О, да — что правда, то правда — надо наедаться сейчас. Давай! — наливай!

Москва, аэропорт Шереметьево; месяцев, наверное, семь опосля. Нет — ни-ни — трезвый. Времени — у меня, у трезвого — до моего вылета уйма. В голову — в мою, в неприкаянную — ничего утешительного не приходит. Эх — дай, думаю, я какой никакой порядок в своем видавшем виды наведу. Ну, что было далее Вы наверняка уже догадались. Да — сначала иллюстрации. Заинтересовали — с изюминкой. Начал, раз уж с изюминкой, читать — книга, мне ли после этакого скромничать, в моей жизни была к тому моменту времени отнюдь не первая; прочёл, а вот Вы пожалуйста представьте, я когда-то ещё и книгу про Колобка — прочёл-прочёл. Про Колобка, в общем-то, мне более менее всё было понятно — круглый — не иначе — в книге же этой, хоть уже и начитанный, я вдруг не понял ничего — только, могли бы и посочувствовать, губами с непривычки устал шевелить. Нет — нет, мысль в голове, вру. Что-то, что-то в этой книге есть. Перечитал — однако. Перечитал ещё! — однако!!! И — в итоге, в результате; в конце-то концов. Я — некогда затюканный, некогда придавленный жизненными обстоятельствами маленький человечек — живу; живу сейчас полноценной, живу сейчас полной радостями жизнью. Работа? — в удовольствие. Жена? — на загляденье. Дети — два маленьких, два непоседливых ангелочка. Совпадение? — стечение обстоятельств; а всё; всё, что было до; вся эта мистика так — игра детского воображения? Прошёлся, будучи уже абсолютно счастливым, я как-то по местам своих тогдашних переживаний. Ранее, к слову, я туда ни-ни — ни ногой — боялся. Дома — того самого — огромного, страшного, на сваях — дома в тех самых местах уже нет, снесли. И, как это и не странно, даже следов — и даже следов от свай на том самом месте не осталось, плешь. Но, вот что интересно. Место — место по тамошним представлениям престижное. Земля — земля по тамошним ценам дорогая. Халупы — они же и коттеджи — друг к другу теснятся, люди строятся; а в центре — не понимаю — это я не понимаю сейчас — а в центре всего этого великолепия плешь. Да-да — плюю я сейчас на всю эту мистику, плюю. И; не велите казнить, велите миловать; не называется — конечно — конечно же — не называется этот мой нечаянный, этот мой вдруг затянувшийся рассказ так, как он называется. “Любовь Всепобеждающая”! Вот — вот этого моего рассказа изначальное, этого моего рассказа истинное название. Но — ответьте, пожалуйста, мне положа руку на сердце; ответьте, пожалуйста, мне по чесноку — не выдам. Ну, хорошо. Ни мне — не дорос. Ответьте, пожалуйста, самому (самой) себе. Разве, признавайтесь, Вас — скрепами от пропагандош напичканного-напичканную — этакое название заинтересовало бы? Разве, не останавливайтесь, Вас — неистовством от попика Гуни приправленного-приправленную — этакое название привлекло бы? И тем не менее! — я Вас умоляю! Верьте — в Любовь и только в Любовь. Верьте! — пожалуйста. И; опробовано, сомневаться не рекомендую; в этом случаи всё — таковы, слава Всевышнему, всех мыслимых и немыслимых миров алгоритмы — они — они самые — в моём понимании графы — всё-всё в Вашей жизни будет получаться, всё-всё в Вашей жизни будет хорошо.

Ах, да — книга. “Тайны Старого Кёнигсберга” — в большинстве интернет магазинах скачивается бесплатно. Есть — каюсь — есть у меня в этом, в Вашем скачивании шкурный интерес; есть. Какой? — отвечаю. А так как доселе — до этого самого момента я был с Вами откровенен настолько, насколько это вообще в природе человеческих отношений возможно — а с названием; с подтасовкой этого моего рассказа названия, извините, это Вы виноваты сами — то — и не благодарностей ради — не ответить предельно, предельно откровенно сейчас! — в заключении! — это, знаете ли, было бы уже чересчур; чересчур даже для меня. Так вот. Чем чаще, чем больше я буду с Вами делиться хорошим — и этой, пожалуй, информацией в первую очередь — тем чаще, тем больше этого самого хорошего будет оставаться у меня. Делитесь — и ссылками на эту необыкновенную, на эту по максимуму заряженную книгу обязательно. Делитесь! — я очень, очень хочу чтобы и Вы; и Вы тоже были бы счастливы.

http://stihi.ru/avtor/mirolyubov — в самом, в самом низу настоящей страницы.