Дни свирели переливов

1. Зараза
Бледные клочья облаков низко плыли на фоне ночного неба. Зловеще мерцали редкие звёзды. Из черни леса выглядывали бархатистые гряды холмов, у подножия которых – среди огромных валунов и обширного валежника – таилась неприметная, поросшая папоротником землянка. Сверчки наперебой вели свои трели по округе. Неподалёку от обиталища отшельника горел костёр. В белом пламени трещали поленья, а дым неестественно стелился вдоль земли, обволакивая по пути каждую травинку.
Бодрящие корни давно истлели на углях. Душистый аромат рассеялся в предрассветной свежести. Крепла пьянящая дрёма. Третья ночь без сна давала о себе знать. Свет играющих языков костра выделял из мрака лежащее на земле тело. В мягком слое древесной трухи и иссохших веток человек будто бы отдыхал, устремив свой взгляд ввысь, далеко за меняющиеся образы облаков. Вскоре к нему склонился чей-то силуэт, затем подошли ещё двое. Тот, что уселся рядом подобрал с земли палку, а другую руку протянул к телу незнакомца. Мужчина лежал неподвижно. Он не был мёртв, но был будто в трансе. Жизнь в его теле непонятным, чудеснейшим образом поддерживала некая сила. Сила что таилась в теле, точнее поселилась, въелась в его плоть словно экзема в виде кристалообразного вкрапления или нароста с фиолетовым оттенком, распространившегося по телу: слева на щеке и вниз густо по шее, на правом предплечье и россыпью на груди. К телу незнакомца подсели еще двое, все как один они приложили одну руку к образованиям на теле незнакомца – кто к лицу, кто к шее и груди – а другую напряжённо, будто преодолевая невидимый барьер приближали к деревянной палке, что сжимал один из них.
За троицей той незаметно наблюдал отшельник, несдвижимый словно камень в истлевших давно покрытых мхом одеждах. Густая седая борода, вившаяся к самой земле, скрывала испещрённое морщинами бледное суровое лицо. Его сухая костлявая рука сжимала изогнутый деревянный посох с широким отливающим слабым фиолетовым отсветом навершием. Три дня назад старик привёл в свои – только ему одному знакомые – угодья с дюжину молодых людей. Совсем юных и подростков постарше, что уже помогали отцам в поле, но имевших что-то общее, связывающее их друг с другом. И из тех двенадцати детей осталось лишь трое. Остальных старик один за другим отвёл обратно в деревню. Сам того не желая он стал на этот короткий промежуток времени их учителем и наставником. Но, то, что им предстояло усвоить и то, чем обладал он сам, было далеко за пределами их понимания. Сейчас шёл отбор лишь на усидчивость и такую необходимую особенность их тел как расположение. Расположение их плоти к таинственному кристалообразному образованию, что были на теле того несчастного.
– Давайте, – сказал один из ребят лет пятнадцати, что сидел по одну сторону незнакомца, – Напрягитесь, ну, должно получится.
– Не получается, – выдохнула девочка немногим младше, но с таким же оттенком волос и россыпью веснушек на лице, – Нужно идти домой, Вадя, маменька давно уже нас хватилась.
– Вот и идите, – улыбнувшись, сказал чернявый парнишка, того же возраста, – А я со стариком останусь. Не хочу возвращаться. Меня отец со света точно сживет. Уж лучше я тут…
– Тихо, вы, – перебил обоих Вадя, – Кажется…
Он встал, подбежал к самому костру и взглянул на своё запястье.
– Бегите сюда, Алён, – крикнул он остальным, – Рука будто огнём горит, смотрите!
Он задрал рукав рубахи повыше и показал им объятую фиолетовым пятном руку.
– Началось, – широко раскрыв глаза, сказал Вадя.

2. Угодья отшельника
Прошло два дня…
Бусинки утренней росы блестели на солнце в изумрудном ворсе травы. Из глубины леса доносились заливистые перепевы зяблика. Озорно смеясь, босоногие деревенские мальчишки мчались по зеленому полю к ютившемуся у извилистого русла реки селению. Миновав частокол, они пробежали мимо нескольких изб и остановились у одной, что стояла в тени пышных сосен. Подкравшись ближе, ребятня затаилась у самого порога. В деревянном рубленном домишке царила тишина. Отец семейства Светозар ушёл затемно в поле, наказав детям Ваде и Алёнке оставаться дома. Внезапно из-под крыльца хлопая крыльями выбежал белый гусь, громко гоготнул и, вытянув шею, направился к мальчишкам. Вскрикнув, детвора разбежалась в разные стороны от своего преследователя, забыв уже напрочь, что их привело к этой избушке.
В селении знали, что отшельник с валежника искал себе преемника, потому и не были против, чтобы тот забрал к себе на обучение тех детей, в ком увидел только ему известную особенность. Старик Третьяк – так его звали – был незаменим во многих селениях и деревнях. Поговаривали даже, что в час тяжёлой хвори вызывал его к себе сам князь Смоленский. Мог он от лихорадки избавить, от боли зубной и сердечной, лечил травами тяжёлые раны воинов на поле боя. Кто-то называл его чудным, что он сам сатана и потому ходил по земле уже полтораста лет. Много было слухов о нём, много чего не знали и не мало наговаривали, но то, что суровый взгляд его не могли выдержать и придворные было чистой правдой.
То, что произошло в угодьях отшельника двумя днями раннее, старейшины селения называли никак иначе, как бесовщина. Старуха Тома, вещунья из соседнего селения, чей возраст был не меньше возраста отшельника Третьяка, в предсмертной агонии поведала, что явится в этот век человек из другого века, века не минувшего, а грядущего, что свет белый погубит фиалковая чума – зараза, что пришла с неба. На том слове она и умолкла навеки.
– Эй, вы! – вбежав в избу к друзьям, крикнул чернявый парнишка и рассмеялся, – Никак спите по сию пору! Два дня ведь прошло! Вадя! Алёнка!
В дальнем углу на печи показалось какое-то шевеление.
– Я-ярка-а, – не открывая глаз, протянула Алёнка, – Иди вон.
С этими словами девчушка почесала ладонь и укрылась с головой лоскутным одеялом.
– Да, просыпайтесь же, – не унимался парнишка и подойдя к лавке, на который вытянувшись во весь рост спал его приятель, смахнул с него одеяло, – Вадька! Я вам такое расскажу, вы не поверите!
Белокурый мальчик поворочался, повернулся на бок, лицом к другу и, скрестив на груди руки, сонно пробормотал:
– Ну, что ещё, Ярка? Нас батя итак розгой отходил, вся задница, вон, алая… Алёнке меньше досталось, матушка мокрым полотенцем приложилась…
– Угу, – отозвалась с печки сестра.
– Мы-то когда гром вызвали-то, – усевшись наземь, начал чернявый, – Когда шандарахнуло так, что сам князь Юрий на престоле подпрыгнул, мы всю округу на уши подняли. А ведь просто хотели палку поджечь, ну и вот. Дед Третьяк-то нас вернул из валежника своего, а я в то утро обратно воротился…
– Куда? – усевшись на лавке, спросил Вадя и потянулся к земле за одеялом, – Ты ещё не был дома?
Ярка мотнул головой и полез за пазуху.
– Вот, – открыв, ладонь с довольным видом сказал чернявый парнишка.
– Что, вот? Смородина?
– Да, точнее… нет, дурья твоя башка. Это черника. Дело было так, когда дед Третьяк валежник-то свой потушил, сам не знаю как. Ты видел? Нет? Я тоже… Когда он нас обратно повёл, предложил ягод лесных, помнишь? Вы отказались. Плелись там сзади, как мухи сонные, а я взял у него горсть целую, потом ещё и ещё. У него её много в мошне было. Я отстал, стал идти за вами и пока шёл спешно придумал, как найти обратный путь к его землянке. Я стал выбрасывать по одной ягодке, незаметно, в сторонке от тропы, чтобы старик не увидел бы их, когда сам бы возвращался. Когда он нас вывел к лесу, то оставил нас. Тут-то мы уже путь знаем. И зайдя с вами за частокол, я не пошёл в сторону своей избы… батя меня выдерет, как черта рогатого… я увидел, что вы уже зашли к себе и рванул обратно, за Третьяком…
– А дальше что? – лёжа на животе, во все глаза спросила Алёнка.
– Слушайте, меня и не перебивайте, – поёжившись и, усевшись поудобнее, сказал Ярка, – Бегу я через лес, бегу через ту опушку нашу, бегу через сопку, за которой валежник начинается. Притаился, сижу, прислушиваюсь. Тихо. Видно, ещё не нагнал. Спустился я с сопки и вижу у одного из проходов в валежник ягоды мои лежат, черника. Пошёл же тихонько, от одной ягодки к другой, нахожу и прохожу мимо, а в животе крутит, есть хочу, жуть. Иду я, вот уже несколько других троп было, поперек, чуть не заблудился. Смотрю, в локтях десяти от меня старик стоит, со спины я сначала подумал камень это, но что-то не припомнил я по пути камней и к самой земле склонился. А дед постоял и в сторону, по другой тропе пошёл, потому, когда подошёл к тому месту впереди меня-то ягодка лежала, а он сюда… это, в право пошёл. Я за ним. Шёл, я за ним шёл, пока через какое-то время мы из валежника этого не вышли к какой-то низине, впадине. Но там, уже легче было спрятаться за камнями. Иду за ним, а вокруг всё темнее становится…
– Пещера никак? – укутавшись в одеяло, с любопытством спросил Вадя.
– Верно, пещера, – сказал чернявый, утёр нос и продолжил, – Стало совсем темно и вдруг как посох его загорится пламенем таким необычным, фиолетовым. Всё вокруг озарилось в таком же свете. Шли мы так ещё сколько-то, не знаю, пока не пришли к какому-то углублению…
– Как? Ещё ниже спустились? – отозвалась с печки девочка.
– Да, нет, – почесав черную макушку, сказал Ярка, – Не знаю, как это называется, пещера, нет, грот, вот, похожее на грот и свечение оттуда шло такое же яркое, фиолетовое и стены, всё, поверхность пещеры была как соль, такая тёмная, блестящая, но крупная соль, словно камни драгоценные.
– Постой, Ярка, – скинув с себя одеяло, сказал Вадя, – Помнишь того прокажённого, с язвами на теле… это было оно?
– Точь в точь, – сказал парнишка и съел горсть черники.

3. Яркая тьма

Немного погодя трое друзей выбежали на улицу.
– Сюда! – скомандовал Вадя, – К воротам лучше не идти. Все скоро вернутся с поля. Бате лучше на глаза не попадаться.
Обогнув избу, ребята помчались в дальний край селения.
– Вадя, постой, – набегу окликнула брата Алёна, – Маменька переживать будет, вернётся с реки, а нас нет, мы и зерно не перебрали. Ой худо нам будет. Может останемся?
– Мы быстро! – встрял Ярка, – Затемно успеем, вот увидишь!
Подбежав к частоколу Вадя зашёл в самый угол деревянной ограды.
– Вот! – пригнувшись к земле радостно воскликнул белокурый парнишка, – Тут одно из брёвен совсем сгнило, старое поди как пять Третьяков.
С этими словами Вадя навалился на ослабевший деревяный кол, Ярка пристроился рядом и разом, что есть силы толкнули. Послышался слабый хруст, отдало сырой древесной трухой.
– Поддаётся, – прозвенел голосок Алёнки.
Бревно выпятилось наружу и один за другим ребята протиснулись в образовавшийся лаз.
– Бежим, Ярка! Показывай дорогу к пещере!
Скрывшись в тени леса, Ярка остановился и зыркнув по сторонам, крикнул:
– Туда!
Чернявый повёл друзей в стороне от троп, припоминая на ходу расположение вившихся сопок. Миновали покосившееся дерево, пересекли ручей. И вскоре показались знакомые места.
Выйдя в скором времени к валежнику Ярка нашёл первую ягодку, затем подобрал другую, следом подбежал к ещё одной. Находил черничину, нагинался, и так всякий раз подбирал каждую ягодку, пока шли по извилистому валежнику.
– Вадь, – нахмурившись, пробормотала Алёнка, глядя вслед чернявому, – А как мы домой-то воротимся? Он ведь всю дорогу перед каждой ягодой спину гнёт.
– Вот и я иду думаю, – ответил он своей близняшке, – Ярка! Погодь, немного…
– Ась? – отозвался паренёк и, повернувшись к друзьям, закинул все ягодки в рот.
– Эх ты, – поравнявшись с приятелем, сказал, Вадя, – Обжора. Ты зачем все ягоды съел? Как мы с валежника этого путь обратный сыщем-то?
– Не боифь, – с набитым ртом пробубнел Ярка, проглотил и повторил ещё, – Я говорю – не боись. Башка у меня варит нормально. Я уже запомнил, что и как тут навалено.
– Ладно, – сказал Вадя и как-то странно поджал губы.
Чернявый на миг задумался, огляделся по сторонам и утёр от черники губы.
– Алёнку-то и правда нужно было дома оставить, – сказал он и шмыгнул носом, – Все ноги поди уже стёрла.
– Сестрёнка, – сбавив ход, обратился к девочке Вадик и обернулся назад, – Не устала ли ты?..
Алёнка так занята была выдиранием репихов из своих длинных, золотистых волос, что не сразу услышала его слова.
– Я говорю, – продолжил Вадик, повернув голову обратно, но махом забыл, что спросить хотел у сестры, потому как с удивлением заметил, что Ярки и след простыл.
– Ярка! – встав на месте, крикнул Вадя, – Ярка! Ты где?
– Ярка! – оглядываясь, подхватила Алёнка, – Ярка!
Постояв в нерешительности, брат с сестрой пошли обратно к изгибу валежника, откуда только что пришли, но не заметили как из одного прохода, они ушли в другой, свернув налево, оставив позади верный путь. Путь к лесу. Пройдя несколько поворотов, они останавливались и вновь звали друга, но, не дождавшись ответа, шли дальше, не зная, куда вели их эти древесные, ветвистые чертоги.
Проходя мимо одного из бесконечных проходов, Вадя остановился и наклонился к земле.
– Смотри, – подняв, что-то, сказал парнишка, – Это мох.
– И что? – сморщив носик, сказала Алёнка, – Тут полно мха. Кругом один мох, трухлявые брёвна, да ветки.
– А это сестрица, – улыбнувшись, сказал Вадя, – Это мох с одежд старика. Он такой, какой-то особенно яркий. Когда он вёл нас к селению, я всю дорогу ему в спину глядел. Это точно он.
– И что, – как-то успокоившись, ответила девочка, найдя в волосах ещё один репей, – Мало ли когда он здесь проходил, может это было вчера.
– Правильно, – взяв сестрицу за плечи, спокойно сказал мальчик, – Главное, что он здесь ходит. Именно здесь. Значит мы на его тропе. И точно выйдем либо к землянке, либо к лесу, либо… к той самой пещере.
Двинувшись дальше, они стали внимательно вглядываться в тропу, находя время от времени среди иссохшихся ветвей, и грязи под ногами крошечные крупинки мха. А назойливые сучья тем временем так и норовили выколоть глаза, покосившиеся стволы преграждали то тут, то там дальнейший путь, но они всё шли.
– Как ты думаешь, что случилось с Яркой? – не отрывая взгляда от тропы, спросила Алёнка, – Куда он пропал?
– Не знаю, сестрёнка, – подмечая на ходу зелёные хлопья, ответил Вадя, – Но это на него не похоже. Это точно ни какой не зверь. Тропа здесь вона какая узкая. Мы бы услышали. Услышали бы рычанье звериное или его крики. Но он будто под землю провалился. Может это Третьяк его наказал, за то, что в пещеру за ним по пятам пошёл.
– А ты ему веришь? Веришь, что есть та пещера?
– Не знаю, Алён, – подхватив на ходу палку, сказал парнишка, – Но как вспомню того прокажённого, его глаза, неживые такие, его язвы. Права была старуха Тома, это точно фиалковая чума. Тут явно бесовщина какая-то.
С этими словами Вадя сам того не понимая, как заворожённый потянулся рукой за спину. Зудела спина. То ли насекомое какое не унималось, то ли с ветки сухой труха за шиворот попала, не понятно, что беспокоило, может и не было там ничего.
– Ты говоришь точно как мужики наши, – улыбнулась девочка и наигранно нахмурившись, сказала, – Худо всем будет от талантиев ваших!
– Да, да! – хохотнув, сказал Вадя, – Дед Лука так говорит… Стой!
Внезапно они и сами не заметили, как вышли из древесного лабиринта и оказались у скалистого холма.
– Бежим! – крикнул Вадя и рванул вперёд, сестра за ним следом.
Взбежав на пригорок, они увидели чуть дальше от себя низину, ту о которой твердил Ярка. И не останавливаясь ни на миг, они побежали в пещеру, уже не боясь, что попадутся на глаза старику. Потому как выбраться обратно без его помощи они вряд ли сумеют. Пробежав через узкий проход, они заметили, как каменистая порода над головой и вокруг стала меняться, темнеть. Становилось всё темнее. Вдалеке показалось какое-то свечение будто светлячок какой, но не зеленовато-жёлтый, а не естественно розовый, будто закат вечерний. Они бежали со всех ног к этому свечению. Оно становилось всё больше и ярче. Розовые оттенки становились темнее и по мере приближения они увидели здоровенный грот, в самой сердцевине которого переливаясь и слепя горели громадные камни. Один ярче другого, а свечение шло из самой стены. От бело-розовой сердцевины расползалась чёрно-фиолетовая блестящая твердь.
– Что это, Вадя? – подойдя ближе, спросила Алёнка, – Словно самоцветы драгоценные.
Девочка потянулась к одному из камней, черных будто сама ночь, но отливающих фиолетовым холодом при определенной точке обзора.
– Стой! Не трожь! – крикнул Вадя, но тут же осёкся, он заметил за спиной какое-то свечение. Увидел он и свет в руках Алёны. Кисти ее будто вспыхнули белым ослепительным светом.
– Что это? – испуганно вскрикнул, Вадя, – Алёнка!
Парень оглядывался по сторонам, в попытках увидеть яркий свет за спиной, как услышал голос сестры.
– Вадя! Твоя спина! Ты горишь!

4. Третьего не дано

Выбор был сделан. Дальше распоряжалась лишь судьба. Но были ли это козни старого отшельника или же напротив – предостережение, защита от неминуемой опасности. Юный Ярослав поступил как того желал. Но многолетняя мудрость и острый глаз не подвели. Враг был совсем рядом. От скверной пещеры исходило внеземное зло на долгие вёрсты вокруг. Нельзя было себя выдать, иначе смерть – очередной прокажённый. Фиалковая чума невидимым злым духом истребляла противящуюся ей силу. Добро и жизнь. Потому как сила эта могла преодолеть уже развивушуюся чуму. Всё зависело от самого человека. На чью сторону он ступит. Чувствуя могущественное покровительство, чернявый парнишка шагнул навстречу неизвестному, манящему искушению. И он не знал, что ягоды те были вымыты в усыпляющем зелье. Слуга зла был обездвижен и крепко спал. В бледно-розовой дымке неведомое подсознание делилось с подсознанием юного парнишки образами прошлого и ложными напутствиями из вне.
– Так, – (Ярка видел себя совсем ещё малышом) – задумался мальчуган ростом немногим больше аршина и почесал чернявую макушку, –… остался последний ингредиент.
Он стоял на опушке у огромного закоптившегося чана с кипящей зеленоватой жижей. Варево будто живое вздувалось и хлопало пузырями. В ослабшем костре переливались ярко-алые угли.
Вдалеке слышались голоса. Кто-то приближался. В небо устремился валивший от костра столб дыма. Немудренно, что его так быстро нашли.
– Нужно успеть! – сказал мальчик и нагнулся вниз, – Вот и он. Иди сюда, мерзкая котяра. Мой последний ингридиент.
Выпучив глаза, облезлый чёрный кот жалобно взвыл, растопырил лапы, когда мальчишка прервал его трапезу умывания и понёс к шкварчащему чану.
– Ярка! – раздался гневный мужской голос, – Ты что делаешь?
Вздрогнув в испуге, юный Ярослав резко остановился, и, повернувшись к отцу, стал растерянно прятать за спиной извивающегося в руках кота:
– Бать, я, это..., – помедлил на миг мальчик и, вздохнув, продолжил, – Осваиваю кол… колдовское… эм-м ремесло.
Сморщившись от ударившей в нос вони, исходившей от котла, мужчина склонился к сыну.
– Кто тебя только надоумил на это, сын?.. А ну-ка, стой, – отец подвел к себе сына и поднял тому рубаху вверх, – А это что такое?
За поясом у мальчугана торчал кусок бересты с выведенными на ней углем словами?
– Что это, Ярушка? – насупившсь, спросил отец и почесал свой бородатый широкий подбородок.
– Эм-м… бать, – колебался мальчик. Очень уж не хотелось ему розги получить, но чувствовал тем местом, что не миновать этого, – Там… Это… список ингредиентов для-я-я… особого зелья.
– Какого-такого зелья? — нахмурился отец и поднёс бересту к глазам, – Ты ведь читать не умеешь. Да и я с трудом пойму что здесь…
Неожиданно за спиной послышались едва уловимый смех. Мужчина обернулся на звук и глянув по сторонам, увидел в кромке леса, как из-за кустов выглядывали трое мальчишек.
Не придав значения детям, отец расправил клок бересты и с трудом стал вчитываться в написанное:
– Так. Двадцать… лепестков розы. Восемь дубовых кореньев. Хмм… Два майских жука. Четыре щучьих плавника?!.. Семь.., – запнувшись, отец хмыкнул и, утёрев рукавом свои густые усы, продолжил чтение, – Семь мышиных хвостов… Четыре живых лягушки… Так… Охап… Охапка конского навоза?!.. Да один живой кот?!
Шумно выдохнув, мужчина сложил бересту и озадаченно спросил сына:
– Где, Ярушка, ты взял это?
Мальчишка встревоженно посмотрел в ту сторону, где в кустах пряталась ребятня, и увидев выросший из листвы подростковый кулак, дрожащим голосом сказал:
– Вадька дал, батенька. Он её… в деревне… в монастыре нашёл, специально для меня.
– Вадька? Светозаров сын? – строго зыркнув, сказал отец, – И что, сын мой, ты хочешь делать с сим… кхмм… зельем?
– Испить, батенька. Если изопью его, то смогу творить чудеса, прям как дед Третьяк.
– Дед Третьяк, да, знаком многим своим даром, – на минуту отец задумался, затем поднявшись, вздохнул и сказал, – Ладно, сын, помогу тебе с зельем, только вот кот в нём необязателен, отпущай его, Ярушка, – мужчина брезгливо поглядел в котёл и добавил, – Мда-а… а лягушкам сим уже не поможешь.
Вырвавшись из детских рук, кот мурлыкнул, будто выражая признательность своему благодетелю, а после скрылся в высокой траве.
Всё заволокло бело-розовой дымкой. Сладостный плен ослабел и Ярка открыл глаза. Проснулся. Всё ещё ярко светило солнце. Он поднялся с бревна, потянулся и взглянул на небо, прошло не больше часа. Солнце ещё было в зените. Вокруг всё тот же валежник. Его бы и не было здесь. Не было бы, наверное, и землянки той старика, если бы двумя годами раннее здесь не было бы наводнения. Громадный водный поток принес сюда с ближайших ущелий, долин и лесов всё поднявшееся гнильё: ветки, пни и стволы мёртвых деревьев.
Выйдя из узкого прохода в который свалился с главной тропы, Ярка прошёл в одну сторону, развернулся, пошёл обратно.
– Вадька! – крикнул он, – Алёнка!
В ответ тишина. Никто не отозвался.
– Ну и бес с вами, – рявкнул чернявый и пошёл к тропе, что вела к пещере, – Я и без вас туда схожу.
Запомнив дорогу, Ярка вскоре выбрался из валежника и был уже неподалеку от пещеры. Спустившись с холма, он направился по низине ко входу в подземелье. Войдя в тень пещеры, Ярка прошёл немного и вдруг встал на месте как вкопанный. Прислушался. Чьи-то голоса. Но не понятно, то ли смех, то ли рыдания доносились из самой глубины пещеры. Он пошлёпал дальше. По мере спуска в пещере вокруг становлилось всё темнее и прохладнее. Неожиданно звуки голосов повторились. Это не рыдания. Кто-то смеялся. В далеке виднелись какие-то всполохи, на том конце пещеры, у самого грота что-то происходило. Опять смех. Из-за эха не разобрать, но голос знакомый. Не может быть. Он набрал в лёгкие воздуха, хотел было крикнуть друзьям, что он здесь. Но тут же передумал. Затаился. По мере приближеня и всполохи у грота становились всё живописнее. Какие-то розово-белые, но преимущественно фиолетовые. Ярка остановился присел на корточки и затаился за камнем. Здесь было видно лучшего всего.
– Вадя, смотри! – ликуя воскликнула Алёнка.
Взмахнув руками, она выпустила из кончиков пальцев яркую огненную вспышку. Сгусток фиолетового огня дрожащим элипсом ударился в стену подземелья, от чего в стороны в месте удара мелькнул паутинообразный всполох. Сверкнула будто белая трещина ярким светом на чёрно-фиолетовом фоне.
Пригнувшись, Ярка вытянул шею и посмотрел в бок, где должен был быть Вадя и чуть не вскрикнул удивленно от увиденного.
– Смотри, Алёнка! Кажется я понял!..
У самого потолка пещеры в воздухе порхал Вадя. За спиной его энергично работали крылья, огромные, как пучки огненных языков, окаймлённых бело-фиолетовым свечением. Он неуверенно, с содроганием, но всё же держался на лету высотой примерно в два человеческих роста.
– Я парю, словно сокол! – во всю глотку крикнул Вадя и сделал в воздухе широкий оборот, насколько позволяла пещера.
Ярка продолжал сидеть за камнем и наблюдать за ними. Он покусал нижнюю губу и вдруг ощутил в себе раннее неведомое ему чувство, липкое и мерзкое. Он почувствовал гнев. Будто внутри него самого что-то открылось, и душевная мерзость, таившаяся в нём раньше ползла наружу бесконечным потоком. Тут он заметил какой-то свет, ярко-фиолетовый, и он резко обернулся назад, надеясь увидеть Третьяка с его горящим фиолетовым пламенем посохом, но за спиной никого не было.
– Осторожно! — крикнула Алёнка, я хочу попробовать ещё раз, она повернулась в другую от брата сторону и, подняв сияющие по локоть белым пламенем руки, с лёгким треском выпустила новый элипсоподобный разряд.
Бело-фиолетовый сгусток мелькнул высоко в воздухе и ударившись о поверхность пещеры разлетелся снопом искр.
– О-о-о! – веселясь протянула девочка.
Вадик поднялся под самый купол пещеры и пролетев несколько оборотов высоко в воздухе увидел, что на земле, не так далеко от Алёнки виднеется такое же свечение, большое, это была не вспышка от элипса Алёны. Там кто-то затаился.
Спускаясь с самого верха, он увидел, что это не вспышка, а свечение повторяющее силуэт человека. Подлетев ближе, он не сразу узнал Ярку и приготовился было выпустить свой разряд в незнакомца, если тот проявит агрессию.
– Ярка? – погасив пламя в руках, произнёс Вадя, – Что с тобой произо…
Но не успел Вадик договорить, как чернявый поднялся из-за камня и, растопырив руки, вспыхнул ярким пламенем.
– Ты чего? – расстерявшись, сказал Вадя, – Это же я!
Но, Ярка будто не слышал его, он стоял и смотрел, переводя взгляд на себя, на свои руки и на самого Вадю. Чернявый не знал как овладать этой силой, что сочилась из него через край.
– Вадя! – крикнула Алёна, – В сторону!
Повинуясь сестре, Вадя взмыл вверх, с треском взмахивая огненными крыльями, в туже секунду, девочка выпустила мерцающий овал прямо в Ярку. С громким треском и брызгом искр два энергетических сгустка вспыхнули ослепительной вспышкой, а Ярку отбросило о поверхность пещеры, будто безжиненную марионетку. Чернявый свалился наземь и ореол вокруг него постепенно погас.
– Ярка! – испугавшись, что сама натворила, Алёнка подбежала к лежащему на земле другу, – Ярка! Очнись!
Хлопнув крыльями, Вадя спустился и тоже подошёл к чернявому.

5. Безмолвные искорки

Какое-то время он лежал будто мёртвый. Голова запрокинута назад, а грудь, – и не видно, дышит или нет. Послышался слабый стон. Ярка пошевелился, громко вдохнул и сожмурил глаза. Поднял над землёй одно колено и попытался встать. Он весь покрылся испариной, а лицо налилось странным румянцем.
– Ярка, – рядом опустилась на колени Алёнка, – Ты меня слышишь?
Вадя присел и потрогал лоб приятеля.
– Он весь будто огнём горит. Лихорадит.
– Мы даже не знаем, – начала девочка и запнулась, –… мы совсем ничего не знаем об этом месте…
– Да, ты права, – негромко сказал Вадя. Крылья за его спиной полностью рассеялись в воздухе, – Но мы сами пошли за стариком. Мы сами так захотели. Все знают, что кроме лечения своими снадобьями и предсказанием погоды он способен и на другое.
– Как раз это другое, Вадя, – сказаза девочка и взглянула на свои руки, которые несколько минут назад пылали магическим пламенем, – Меня и пугает… О чем мы только думали, когда согласились пойти с ним.
– Алён, винить старика ни к чему. Значит так было нужно.
В этот момент Ярка вновь простонал и попытался подняться, но дрожащие руки будто налились свинцом, ослабли. Он взглянул сначала на Вадю, виновато, словно грех на душе имел, потом на Алёну. Друзья смотрели на него. Повисла тишина.
«С ним что-то не так, – подумал Вадя, – Выглядит будто знает что-то. Знает… но по глазам, да… он ничего скажет… Будто смирившийся… Алёнка. Её нужно подальше отвести от него. Бесовщина».
В тишине стукнула капля. Мгновение спустя ещё одна. Совсем рядом. Видно снаружи шёл дождь. Либо того хуже – ливень.
«Ярка, что же с тобой происходит, – глядя на участившееся дыхание друга, подумала Алёнка, – Если бы не этот старик, всё было бы хорошо… Мы бы никуда не пошли. Но почему он спрятался от нас в валежнике… и сейчас, будто другой… чудной какой-то. Опоили чем-то. Третьяк?»
Тишина стала оглушающей. Перестали стучать капли. Будто и не было снаружи дождя. Может и не дождь то был вовсе.
«Почему мне так больно? – глядя на друзей, подумал Ярка. Потому как и мог сейчас только глядеть. Наблюдать со стороны и чувствовать физическую боль. Он пробудился после удара Алёнки и к нему вернулось подсознание, вернее его малая часть, но власть над телом ему больше не принадлежала. Оставшаяся искорка прежнего Ярки в этом теле блуждала словно комета в небе, окруженная мраком зла. Только видеть и чувствовать. Даже мысли его находились где-то далеко. Он словно расстворился. Мысли его никак не влияли на мысли кого-то извне. Он не слышал мыслей неизвестного. Теперь неизвестный был в этом теле. А то, что осталось от Ярки – просто внутренний голос, слабый, тише комариного писка, смешавшийся в слабом шелесте других голосов.
<Мальчишку первым, – взглянул Ярослав на белокурого незнакомца, – Крылья подобно пламени, что ж, занятно. Пусть пользуется. Людское тело так уязвимо и так ненадёжно. Ничего. Я раскрошу ему череп. Ха. Подозревает меня в чём-то, не верит мне. Долгого маскарада с ними не получилось. Что, что прости?!...– Ярослав перевёл взгляд на молодую девушку, – Опоили? Возможно, да. Да! Юное дитя, как раз напомнила. Этот старик. Он провёл меня. Но как? Ты слышишь меня!? – искорка сознания Ярки содрогнулась от зловещего крика. Искорка ответила: „Да, слышу. Кто ты? Отпусти меня! – Молчи! – взревел Ярослав, – Молчи, до той поры, пока я не задам вопрос: “Почему ты уснул?» – искорка ответила, – Я не знаю. Мы ведь не спали, не ели три дня, совсем без сил был, – Ах вот оно что! Да, эта ваша еда. Девица сказала «опоили», всё этот старик. Ну ничего, светлых не так много ЗДЕСЬ, а эти прям двое, сразу в один день появились на свет. Нужно найти старика и убить. Он опасен. Схватил моего безвольного, – внутренний диалог Ярослава промелькнул будто миг, потому как НЕИЗВЕСТНОЕ не имело физическую форму и не имело конкретного места где ему быть. ОНО было везде, в маленькой крупице, что застряла на металлическом цилиндре Перемещения, либо на щеке прокажённого переливаясь ядовито-фиолетовым вкраплениием словно язва, либо огромной пещерой, вернее скрывшись в пещере, после столкновения с этим местом, с этой планетой. Вскоре как та остыла. – Ты слышишь меня? – обратился Ярослав к другой искре, мерцающей в другом теле, в теле мужчины средних лет, что двумя днями раннее созерцал ночное небо, ту бесконечность, из которой сейчас прогремел голос, – Ты слышишь меня? – искра ответила, – Да! Слышу! – Вставай!.. Вот так… Силы старика не бесконечны. Всех его корешков и травинок не хватит, чтобы удержать меня! Теперь найди его и убей. Теперь вы. Дети. Какой же слабак этот малец. От одной её никчёмной вспышки лишился всех сил>.
Ярка попробовал встать, но чуть было не свалился обратно на землю.
– Тише, – Вадя подхватил друга и помог тому усесться, оперевшись спиной о камень, – Как ты, дружище?
– Не знаю, Вадь, – ответил Чернявый и взглянул на девочку, – Вы уж простите меня, Алён, простите… Чуть не погубил вас.
– Да что ты, Ярушка, – подсела ближе Алёнка, – Это всё из-за Третьяка, не нужно было идти с ним. Мы все какой день уже чудные ходим.
– Всё из-за этой пещеры, сердцем чувствую, – сказал Вадя поднявшись, – Пойдём домой, нас уже ищут наверное все.
Чернявый парнишка попробовал встать, но без сил упал обратно, ударившись о камень спиной.
– Ребят! – сказал он, – Помните как тогда, с палкой? Мы хотели её просто зажечь, а так разошлись, что молнии над нами трещали…
– Да, а что ты хочешь? – отряхнувшись, спросил Вадя, – Поджечь эту пещеру или обвалить на неё скалу.
– Нет! – неестественно громко сказал Ярка, осёкся, кашлянул и продолжил привычным голосом, – Обвалим потом. Силушек мне дайте. Не нести же вы меня будете.

6. Паразит

Звуки, что он издавал не были дыханием. Судорожное хрипение, инстиктивное, непреодолимое вожделение хищника к добыче. Притяжение голодающего к пище. Он шёл не спеша, подгоняемый незримым могущественным кукловодом, повиновался ему, наблюдая за всем из своего обиталища размером с игольное ушко. Искорка не могла остановить марионетку, что шла в неволе неуклюже перебирая ноги. Мучительный навязанный голод. Искорка пыталась сопротивляться, рвалась, металась по необъятному игольному ушку, но всё зря, он даже не был мыслью в сознании кукловода, просто слабый шелест. Неощущаемый бессилен перед другим неощущаемым. И не свет им движил, далеко не свет. В своей телесной оболочке он был исчадием зла, но случай распорядился так, что тигр угодил в пасть дракона. И ему оставалось лишь наблюдать, вспыхивать искоркой злобы, от того, что не осуществил свой праздный план мести.
Мужчине было лет сорок пять. На нём было непривычное одеяние для того времени, куда он попал. Черный облегающий строгий костюм с болтающимся галстуком на шее. Неопрятен, как бродяга и смердило за версту. Во власти своего тела он был силён и ловок, но это всё в прошлом. Сальные отросшие волосы с проседью трепетали в порывах слабого ветра. На лице его осталась щетина, с того дня как был изгнан из своего тела. Волосы, ногти и раны – всё было безызменно. Тело никак не развивалось, не довольствовалось регенерацией. Но и не превращалось в тлен. Та зараза, те язвы с кристально-фиолетовым отливом, что лезли из плоти невольного поддерживали в нем баланс, который иначе как внутренний паралич не назовёшь. Все человеческие процессы развития и восстановления останавливались. Просто кукла, исполняющая приказы.
Он шёл. Медленно, но верно. Волоча ноги и поднимая пыль. Всё ближе и ближе. Тревожа каждую травинку на ходу, он пробуждал мурашки, что пробегали по спине старика.

*****

– Нет! – неестественно громко сказал Ярка, осёкся, кашлянул и продолжил привычным голосом, – Обвалим потом. Силушек мне дайте. Не нести же вы меня будете.
… Неизвестно был ли сейчас рядом тот человек из грядущего века, о котором пророчила старуха Тома. Неизвестно сколько раз он видел эту сцену, сжимая в руке цилиндр Перемещения, чувствуя прохладу внеземного металла. Сколько раз он вмешивался и возвращался вновь, если терпел крах неудачи, впуская за собой слуг зла… Но на сей раз события сложатся так. Значит, такова судьба…
– Погоди, дружок, – сказала Алёнка и взяла брата за руку, – Сейчас мы поможем тебе, потерпи.
Повеяло прохладой. Словно морозный ветер ворвался в пещеру. Но июль был во власти. О чём и успел задуматься Вадя, когда протягивал руку помощи той зловещей твари с ликом товарища.
– Нет!!! – прогремел вдалеке мужской крик, полон сил и решимости, – Не смей его трогать!!!
Вадя повернулся на возглас и обомлел. Ещё сильнее обдало прохладой. Это был Третьяк, но та удаль, та ловкость, с которой он приближался, точнее подбегал, никак не вязалась с его реальным полуторасотенным возрастом. Показалось, что и борода его, что развивалась на ветру не так бела, как раньше, она пожелтела, проглядывали огненнно-рыжие пряди, а лицо помолодело, не выглядело сморщенной картошкой, будто скинул с плеч, надо заметить, тоже окрепших и налившихся силой, целый век. Третьяк надвигался со своим посохом из граба, навершие которого сияло фиолетовой искрой. Юные брат с сестрой так и замерли, глядя на старика, а Ярка, воспользовавшись мгновением, положил обессиленную руку на плечо Ваде, не зная, а быть может на авось, что сил таким путём не получить. Это право отдающего.
– Нет!!! – вскрикнул Третьяк ещё раз, – Вадя!!!
Он на бегу поднял посох над головой, искра вспыхнула ярко-белым пламенем, играющим фиолетовыми языками. А за спиной его показался сгущающийся туман. Пещеру в миг окутал холод. В считанные секунды туман настиг старика плотным облаком и пустился по кругу над его головой. Ждал приказа. Не медля, Третьяк махнул посохом в сторону чернявого, выпуская из груди протяжный крик. Плотный огромный поток с морозным треском врезался в Ярку, подняв его высоко над землёй. Вадя отшатнулся назад, отводя сестру за спину. Туман окреп, превратившись в ледяную глыбу, стужа сковала чернявого будто в кокон, оставив вертевшуюся на поверхности голову.
– Ты что делаешь? – опомнилась Алёнка.
– Погоди, – ответил старик, тяжело дыша и опустил глыбу на землю, – Взгляни, ему в глаза!
Брат с сетрой подошли к Ярке. Тот зажмурившись, оскалил зубы и отворачивался то в одну, то в другую сторону.
– Как же холодно, – повторял чернявый, – Как холодно. За что он со мной так?
… всё ближе, шаг за шагом, он ступал и становилось всё темнее. Он уже был в этой пещере, когда искал… её. Тогда тигр шёл по следу тигрицы. Ну а сейчас он безвольный слуга…
– Ярка! – сказала Алёнка и попыталась сама открыть чернявому глаза, – Ну-ка не вертись!
Вадя стоял рядом, выпуская клубы пара, поёжился от холода и взглянул на старика. Туман постепенно рассеивался, переведя дух, Третьяк стоял настороже, не отводя острого взгляда от пленника, заключённого в лёд.
– Холодно, – не унимался Ярка, губы его посинели, лицо и волосы покрылись инеем, – Пусть он меня отпустит.
– Открой глаза! – не уступала девочка, – Покажи их.
– Отойди, – Вадя подошёл к ледяной глыбе, взял Ярку за виски и большими пальцами поднял тому веки. В слабом отсвете посоха старика на белокурого воззрилась пара бездонно-черных глаз. В ту же секунду лицо Ярки исказила жуткая гримаса – брови сдвинулись одна к другой, а рот растянулся в неестественно широком оскале. Голова чернявого дёрнулась вперёд и потемневшие челюсти клацнули в воздухе. Вздрогнув от неожиданности, Вадя отпрянул, отводя с собой сестру.
– Будь осторожна, Алён. Это уже не наш весельчак Ярка…
– Это уже третий безумец, которого мне удалось поймать, – донёсся за спиной голос старика, – С каждым происходит тоже самое. Лёд не причиняет им вреда. Он их просто обездвиживает и только… а холод вызывает такой вот эффект. Одного я сжёг месяц назад, второго вы видели, тогда у костра… я пробую на нём действия разных трав…
Девочка острожно шагнула к куску льда.
– Ты что делаешь, Алён, – попытался остановить её брат, – Стой на месте.
– Погоди, Вадь, – сказала она и протянула руку к голове Ярки, – Я кажется поняла…
– Мне бы только глоток тьмы, – утробно прохрипел чернявый, – И от вас ничего не останется. Сотру в пыль… обоих.
Тонкая девичья ручка переместилась в воздухе рядом с головой Ярослава, остановилась, махнула несколько раз, оставляя лицо узника в тени от свечения посоха.
– Да, так и есть, – сказала Алёнка, и отошла назад, – В тени он прежний, с виду наш Ярка, а этот свет показывает какой он есть на самом деле.
– Какое умное дитя, – взглянув на девочку зловещим голосом сказал демон, отдалённо напоминающий Ярослава, – А сможешь ли ты отгадать мою загадку?
– Не слушай его, Алён, – сказал белокурый парнишка, покрываясь фиолетово-белым ореолом.
Пещера наполнилась тошнотворным запахом.
– Кто под кожей твой живёт? – донёсяя рычащий бархатный голос из уст Ярослава, – Кто по кровушке твоей плывёт?
Неожиданно в той стороне, где стоял Третьяк раздался нечеловеческий вопль. Старик выругался. Послышался глухой удар по чему-то мягкому. Потасовка. Что-то деревянное звонко упало наземь и всё вокруг поглотил мрак.
– Третьяк! – вскрикнула Алёнка и зажгла запястья белым пламенем.
Вадя расправил крылья и пещера вновь озарилась светом. В клубящейся мгле, там, где был старик появился кто-то ещё. Ужас тот час же сковал невидимой клешней всё нутро близнецов, потому как чувствовали они одинаково. Это был тот самый прокажённый, над телом которого они сидели втроём в ту ночь. Из чьей плоти черпали неизвестную силу. Вскрикнув тем же хриплым рыком, что и Ярослав, прокажённый схватил старика за плечи и поднял вверх.
– Дети… убегайте, – пытаясь вырваться, сказал старик. Посох лежал на земле.
Прокажённый потряс Третьяка над головой, что есть силы, потом кинул его с размаху в сторону. Ударившись о стену, Третьяк рухнул наземь.
Послышался громкий треск. Алёнка взглянула на глыбу льда, удерживающую Ярослава. На гладкой зеркальной поверхности появилась паутинка трещин.
– Нет! – закричал Вадя и, взмахнув крыльями, пущенной стрелой менялся на безвольного раба.
Схватив на лету прокаженного, белокурый понёс его удерживая в руках, вплотную, чувствуя его зловоние, наблюдая его жуткую изъеденную фиолетовыми вкраплениями физиономию. Внезапно Вадя ощутил необычайный прилив сил, будто что-то наполнилось в нём самом, откуда-то извне, наполняя каждую его клеточку светом. И это свет вырвался из его груди ярким лучом. Будто отражение солнца в зеркале. Держа это отродье перед собой и мчась вдоль узкого коридора пещеры, Вадя изливал на него это свечение, видя как отрываются и отлетают с кусочками плоти фиолетовые жуткие наросты. Затем он резко выпустил его из рук, так, что тот полетел дальше, пока не врезался в изгибающийся поворот пещеры.
Вадя развернулся в воздухе и остановился. Вся рубаха на нём сгорела, а догорающие лохмотья медленно падали вниз и гасли.
«Им нужно помочь!» – промелькнуло в белокурой голове.

7. Экзамен

Придя в себя, Третьяк медленно открыл глаза. В неровностях чёрного свода потолка отражалось фиолетовое свечение грота. Всё та же мрачная пещера. Впервые он попал сюда случайно, совсем юнцом, какими были сейчас Вадя и Ярка. Младший из трёх сыновей. Запрыгнув ранним утром на гнедую брата старшего, Ивана, он навсегда обрёк себя на затворничество и скитание по свету. Не желая идти на службу к Александру, он покинул княжество Новгородское, а через десятки лет в княжестве Смоленском заговорили о таинственном отшельнике.
– Алёнушка! – поднимаясь с земли, сказал Третьяк, – Алёнка, где ты?
– Здесь я, – ответила девочка. Запястья её погасли и она помогла старику встать на ноги.
– Дурья моя голова, – с озабоченным видом причитал Третьяк и огляделся по сторонам, – Где же?..
Под ногами звонко перекатился посох, старик поспешил его подобрать и искра тут же вспыхнула на навершии. Алёна наблюдала за ним, посматривая то на треснувшую ледяную глыбу, то в чернь узкого коридора пещеры, куда унёсся её брат. Ярослав тем временем молчал. Его зловещий взгляд был обращен на девочку. Что-то недоброе витало в воздухе.
– Вот оно. Нашёл, – подняв с земли какую-то вещицу, пробормотал Третьяк и выпрямился, – Ну-ка, поди сюда, дитя.
В сухонькой руке он держал довольно увесистый мешочек из кожи буйвола грубой работы, затянутый бечевкой из конского волоса. Девочка подошла и протянула руки.
– Расслабь шнурок… вот так, – старик на мгновение отвлёкся, взглянул вправо, откуда показался яркий свет. В порыве горячего воздуха подлетел Вадя, взмахнул крыльями и остановился рядом с сестрой, – Так, Вадя. Поди и ты сюда.
Старик протянул им обоим раскрытый мешочек. Вадя обратил внимание, как глаза Третьяка сузились, брови нахмурились, а костяшки руки, что сжимала посох из граба побелели.
– Теперича по очереди опустите руку в мешочек. Возьмите одну ягодку, не больше, только одну и держите в сжатом кулаке, пока я не скажу.
– Хорошо, – не раздумывая, сказал Вадя и потянулся к мешочку, – А то я уже проголодался.
– Теперь ты, – приблизив руку к Алёнке, сказал Третьяк. – Одну. И руку не открывать.
Девочка кивнула, помешкала долю секунды и опустила руку в мешочек.
– Так, дети..., – произнёс старик и вытряхнул всё содержимое мешочка наземь. По пыльной черни рассыпались упругие зелёные ягодки крыжовника. Хризолит, да и только. –… Открывайте ладони.
Третьяк поднёс посох ближе. В ладони Вади ягодка брусники. Красная как кровь.
Послышался облегчённый вздох Третьяка. Взглянул на маленькую ладошку Алёнки. Приблизил посох, пламя искры разгорелось. И у неё бусинка брусники. Ещё ярче и спелее.
– Хм, – задумался старик, почесал бороду и взгляд его скользнул с ягодки на невинный взгляд Алёнки, потом на ладонь мальчика и его лицо в тени, подсвечиваемое сиянием крыльев.
Брусника среди крыжовника. Капля крови на лугу. Так видела старуха Тома… но совпало не всё. Ягодка должна быть одна.
"… этот свет показывает какой он есть на самом деле..., – вспомнил Третьяк недавние слова девочки и в ту же секунду тайное уравнение сложилось в его голове, – Если в свете посоха таится суть, то во мраке – ложь, обман. Кто‐то из них соврал… потому как светом может обладать лишь один… ложное заклинание..."
Зреющее зло в юном тело уловило мысли старика. Одна ладонь раскрыта, другая сжалась в кулак.
Третьяк насторожился, зыркнул поочерёдно на близнецов и погасил посох. В полумраке его взгляд точно молния с ладони мальчика метнулся к руке девочки, где в сиянии крыльев на ладошке лежала она. Ягодка черники.
– Ах ты ж чертовка! – заорал старик и мигом зажог посох.
Замахнувшись древком, Третьяк заметил, как вздрогнул мальчик, увидев вспыхнувшую белым пламенем сестру. Алёнка рванула руками воздух и тут же метнула бело-фиолетовый сгусток в старика. Третьяк успел вместо атакующего произнести защитное заклинание и во время подставить посох. В создавшийся белый купол влетел элипс и разлетелся в снопе искр.
– Алёна! Нет! – вскрикнул Вадя и взмахнул разгоревшимися крыльями, пытаясь сбить сестру с ног.
Девочка устояла и, нахмурившись, бросила элипс в Вадика, но тот увернулся. Затем, злобно хрипнув, она метнула три сгустка в старика.
Укрывшись от первого элипса, Третьяк попытался защититься вновь, но скорость Алёнки была куда выше его угасших навыков. Второй сгусток попал в цель. Ударив в костлявое плечо, поток злобной энергии отбросил старика на несколько метров в сторону. Третий пучок врезался уже в лежачее тело Третьяка, отшвырнув его ещё дальше.
Повеяло жутким смрадом, вернулся тошнотворный запах. Скованный куском льда, Ярослав разразился зловещим хохотом, наблюдая за происходящим.
Выгадав секунду, когда сестра отвлеклась, Вадя кувыркнулся в воздухе и, хотел было озарить её лучом света, но та неожиданно переместилась в сторону, повела руками и ударила в ответ. Из ярко-фиолетового стержня пархнуло ослепительно белое пятно, которое тут же окутало мальчика. Белое пятно распалось на тонкие нити и паутиной облепило Вадю, его тело физическое и крылья от сил света. Нити стали сжиматься плотней, крылья бились под натугой, но слабели. Чувствуя грядущую победу, Алёна подхватила торжествующий смех Ярослава. Смех паразита. Вскрикнув от жгучей боли, что охватила всё тело, Вадя попытался вырваться из пут, хотя бы метнуться в воздухе. Но крылья гасли на глазах. Держа мальчика в окутывающем пятне, Алёна взмахивала руками, наращивая свою мощь, вытягивая из пленника силы. Та, реакция, что была у детей на коже, зуд и экзема – последствия контакта с внеземной энергией, сейчас вспыхнули особым огнём боли. Потому как Алёна вытягивала эту силу, не важно на стороне света или тьмы, она брала её себе. Жадно насыщалась ею. То возможное, что могло противостоять тьме, и стало той тьмой. Алёна взмахнула руками будто поводьями и ярко-белые нити ещё сильнее опутали Вадю. Затем она обратила свой взор на глыбу льда. Во мраке пещеры, в отсветах сияния грота виднелась оскалившаяся физиономия чернявого. Скрестив руки в воздухе, Алёна рванула их как хлыстами вперёд, метнув дрожащую белую сферу в кокон льда. Глыба с громким треском разлетелась на куски, а обессиленный Ярослав свалился наземь. Повторив то же движение, девочка так же повела руками и окутала светящимся пятном чернявого.
– Ты! – вскрикнул Ярослав, охваченый в жгучие объятия паутинуы, – Как ты смеешь? Я приказываю тебе!..
– Это мы ещё посмотрим, – сказала девочка, накидывая всё новые и новые витки светящейся паутины, – Кто и кому будет приказывать!
Не чувствуя боли, то существо, что металось в теле чернявого, злобно рычало, пыталось вырваться, недоумевая, как его смогли провести. Как и кто. Юное дитя на это не способно. Ей явно кто-то помогал. Тем временем пятно всё сильнее сжимало тело Ярослава, вытягивая те крупицы из него, тот след, что оставила на нём та ночь у костра. То, что он успел вобрать в себя, предназначенное изначально для борьбы со злом, ну а потом обратившее против его друзей и изгнавшее его из тела. Паразит. Он почувствовал, что уже не властен над этим телом, что те крупицы, та зараза, вызвавшая жгучий зуд совсем ничтожна и уже не существовали в этом теле, с плотью и кровью вырваны из него. Искорка вернулась, пробудилась. Ярка ощутил жуткий холод в теле, что сковывал его мгновения назад, ощутил то пекло, что выжигало из его тела чужеродное зло и ту боль, что охватила его целиком. Чернявый разразился криком. Проступила кровь. Померкла пещера и всё вокруг.
Слышались приближающиеся шаги. Ноги заплетались, но он шёл. Шёл и всё так же источал смрад.
Закончив с Вадей, Алёна отпустила его, и тот бездыханный свалился вниз. Вытянув все силы, что были в Ярке, она отбросила в сторону и его.
– Есть ещё, – жадно прошипела Алёна, потянула носом и обернулась назад, – Ты!
В этот момент у самого её лица воздух рассекла рука прокажённого. Марионетка промахнулся и подался вперёд, злобно зарычал.
– Ах ты урод! – с отвращением вскрикнула девочка и, взмахнув руками, пустила в него святящуюся сферу.
Шансов у прокажённого не было, чересчур неуклюж.
– Кто ты такая? – произнёс марионетка бархатистым голосом, какой только что был у Ярослава, а ныне паразита, – Твой разум закрыт от меня… Кто твой покровитель?
Алёнка сжала прокажённого путами ещё сильнее, накинула несколько витков на его голову, так, чтобы тот не смог произнести и слова. Взмахнула чародейскими поводьями от чего нити вспыхнули намного ярче. Та экзема, те вкрапления, которыми было облеплено тело марионетки, стали отделяться от его плоти, оставляя кровоточащие раны и, переместившись в воздухе сияющими светлячками, устлали девичья запястья, где тут же ороговели фиолетовыми кристаллами до самых локтей. Вырвав у прокажённого всё, вплоть до самой крохотной чужеродной пылинки, она отпустила его. Искорка вернулась в изуродованное, обессиленное тело.
– Жрица! – увидев девочку, скрипя зубами произнёс мужчина, – Но… гораздо моложе.
Незнакомец стоял на месте. Проведя рукой по своему обезображенному лицу, он взглянул на окровавленную руку. Сколько был он в неволе не знал. В круговерти нескончаемых перемещений, он совсем потерял ощущение возраста и какого-то смысла происходящего. Им движило неподдающееся описанию чувство. Смесь гнева, отвращения и жгучего желания мести. Он ходил по пятам за той, что наслаждалась сейчас прохладой металлического корпуса цилиндра перемещения, за той, что в тысячах километрах и лет отсюда наблюдала всё через разлом времени. Будто окошко, обрамлённое бело-фиолетовым пламенем.
Алёна взглянула на него, изменилась в лице, будто вспомнила что-то, либо ей показали и злобно улыбнулась. Затем она опустила руки вдоль тела и растопырила пальцы. Тело девочки объяло огнём, а из-за спины распахнулись огромные крылья. Дар брата. Взмахнув крыльями, она сбила с ног незнакомца и исчезла в появившемся временном разломе.
Упавший навзничь мужчина, с трудом поднялся и, видя, что разлом стал постепенно скрываться в пространстве поторопился вслед за девочкой. Несколько мгновений и будто ничего и не было: не обезумевшей девочки с сияющими крыльями, не изувеченного мужчины, гоняющимся за ускользающей тенью Жрицы, не затянувшегося рубца в пространстве. Маленькая вещичка, попавшая не в те руки переписала новый ход событий.
Третьяк очнулся первым. Во мраке пещеры он так и не смог зажечь искру. Его посох был сломан и теперь это лишь палка из граба. Мгновение спустя пришёл в себя и Вадя.
– Алёнка! – крикнул мальчик, – Алёнка, где ты?
– Вадя! – послышался голос Ярки, – Что произошло?

Вместо эпилога… вернее одного из эпилогов

Уже глубокой ночью из мрачной пещеры вышли трое: Третьяк, что постарел обратно на свои годы, Вадя, чьи крылья и неведомая сила остались лишь ожогами на теле и Ярка, чьи силы провидца – утраченные силы – оставили его в вечной темноте, не было разницы между мраком пещеры и непроглядным занавесом ночи.
– Что же я теперь дома-то скажу? – с дрожащим голосом сказал Вадя, – Что скажу родителям? Куда делась Алёнка?
Старик, что шёл опираясь на подобранную палку, молчал.
– Скажи, им, – наконец произнёс он в лунном свете, – Что она заняла моё место… а я больше не попадусь никому на глаза… Только так их горе будет не столь сильным.
– Так для чего всё это было? – ступая за стариком, спросил Вадя. За руку он вёл ослеплённого Ярку, – Зачем ты собрал всех детей в селении? Ведь всё зря…
– Не всё, дитя, не всё было напрасно, – ответил Третьяк, – Теперь зло отделено от добра… его нет среди нас… теперь.
Уже выйдя из леса, они заметили вдали огни костров. Селение не спало.
– Ты говоришь, – произнёс молчавший до этого Ярка, – Зла нет среди нас… Я никогда не говорил об этом, не говорил ни кому, ни одной душе, посчитали бы за чудоковатого…
Старик взглянул на чернявого мальчика и стал внимательно слушать.
–… но я с самого раннего детства, – продолжал свой рассказ Ярка, – Слышал чей-то голос в своей голове, он такой… жуткий, я думал это лишь мои мысли, что приходят на ум случайно, но потом понял, что мне кто-то приказывает… вернее нашёптывает, искушает. Даже тогда, как мне постоянно рассказывал батя, когда я совсем ещё сопляком, удумал зелье колдовское изготовить… с живым котом… я только сейчас понимаю, что мной управляли, я написал, представьте, тогда, в свои пять лет угольком на бересте написал всё услышанное от этого голоса… список этих… ингридиентов. Написал тогда, хотя сейчас же туп как пенёк, ни читать, ни писать не могу…
– Это ядовитое зелье, – произнёс старик, – Убивающее в человеке дар… Мой дар… это из писаний бабки Томы… единственного грамотного человека на долгие вёрсты отсюда… кто мог их найти и передать тебе?..
– Это могла быть и Алёнка, – сказал Вадя.
– Могла быть, – согласился Третьяк, – Но не ты, теперь я об этом знаю… То, что показали мне ягоды – среди одарённых есть и зло, и добро. В тебе больше добра, Вадя…


Это ещё не конец. Это лишь знакомство с несколькими фигурами на игровой доске. Всё только начинается.