Не убий.

1.
Казалось, он проснулся от собственного крика, а не от телефонного звонка. Сигнал звучал резко и противно, но он был благодарен eмy за прерванный кошмар. Прежде чем снять трубку, залпом выпил рюмку водки, с вечера приготовленную для такого случая. Потом немного посидел, сжимая голову руками и чувствуя, как замедляется стук в висках, а когда телефон зазвонил вновь, снял трубку.
— Привет, шеф. Извини, если разбудил. Клиент готов. Хочешь увидеть, включай «5-й канал», там уже сюжет отсняли. Об остальном – вечером.… Пока.
— Пока…
«Пятый канал» начинал утро с местных новостей. Диктор, молодой парень, с равнодушным видом вещал об очередном убийстве. Жертвой на этот раз стал директор мини-рынка.
«…Преступление, как предполагают следственные органы, связано с коммерческой деятельностью убитого, выполнено, скорее всего, профессионалами, но будем надеяться, что наша доблестная милиция найдет убийцу. А теперь о погоде… " — на последних словах диктора мужчина невольно улыбнулся и выключил телевизор.
День начинался, как обычно.
Поезд прибыл строго по расписанию. Было слишком рано, и Город встретил его особенными солнечными лучами и той звенящей тишиной, какая бывает только ранним летним утром и которая каким-то странным образом перекрывает даже привокзальный шум, сразу меняя его тональность. В общем, погода обещала прекрасный солнечный день, и это была хорошая примета.
Перевалило уже за полдень, когда он добрался до места. Район оказался новостройкой и был расположен далеко от центра, но рядом возводили станцию метро, а сами дома утопали в не вырубленной сосновой роще. И уж чего он совсем не ожидал, так это того, что в просторном холле единственного подъезда дома, который он так долго искал, ему преградит дорогу огромный мужчина в пятнистой форме.
— Чем могу помочь?
— Вот… — И он протянул сложенный пополам лист с именем и адресом. Охранник долго читал текст, затем так же тщательно рассматривал его лицо и наконец, произнес:
— Извини, друг, но ты опоздал. Этот человек уже уехал. С утра надо было приходить. Теперь только завтра.
— Я не могу завтра. Мне надо сегодня. Я подожду.
— Ну не знаю, долго ждать придется, — мужчина пожал плечами и так шагнул в его сторону, что сразу стало ясно: если ждать, то на улице.
На улице так на улице.
Остаток дня прошел незаметно. Он вволю наелся разноцветного мороженого, а оставшиеся деньги, забыв обо всем, потратил на незатейливые карусели в небольшом парке аттракционов по соседству. Потом, спохватившись, вернулся к дому, но все тот же охранник успокоил его, знаком дав понять, что так необходимый ему человек еще не приезжал.
К зданию одна за другой подъезжали красивые машины. То здесь, то там зажигались окна, но на его молчаливый вопрос охранник упорно качал головой: тот, кто ему нужен, еще не появлялся. Ну — что ж, другого выхода не было, оставалось только терпеливо ждать…
— Эй, приятель, это ты меня ждешь? — Голос пробивался к нему издалека, но сил ответить, почему-то не хватало. Он только старательно кивал головой, всеми силами пытаясь открыть глаза.
— Давай, давай просыпайся, — незнакомый мужчина легко тряс его за плечи и, вглядываясь в него с веселым любопытством, требовал: — Имя-то, имя-то хоть скажи, а то так на лавочке и брошу.
А он, уставший, измученный долгим ожиданием, и уснувший, как растрепанный городской воробей на жердочке — смотрел перед собой сонными, испуганными глазами, не понимая, чего от него хотят. Но тут, подчиняясь, чужой воле, весь день заучиваемая им фраза: «Здравствуй, папа, меня зовут Антон — я твой сын», — еле слышно выплыла из него вместе с остатками сна, и он окончательно проснулся….
Черт, только этого ему сейчас не хватало. Конечно, можно было принять это за чей-то глупый розыгрыш, если бы… если бы не удивительное внешнее сходство пацаненка с ним. Это было первое, на что, оказавшись случайными свидетелями, охранники и его водитель, присутствующие при трогательной, как кадр из индийского кино, встрече отца с сыном, обратили внимание.
И теперь, сидя на кухне и прислушиваясь к сонному сопению в спальне, он вертел в руках небольшой лист бумаги, исписанный неровными строчками. Вспоминая прошлое, еще раз перечитал текст, подтверждающий то, о чем он когда-то смутно догадывался.
«Здравствуй! Взяла листок и не знаю, о чем писать. Когда ты увидишь Антона, то все поймешь сам. Отпускаю его к тебе, теперь ты будешь о нем заботиться. Наверное, я была не права, но я, ни о чем не жалею. Пожалуйста, сбереги нашего сына. Прощай.
Аня».
И странная приписка внизу:
«Приезжать не надо. Меня больше нет».
Была в этой истории одна не приятная для него вещь: он не любил, когда за него решали вопросы, его касающиеся, а, судя по письму, это произошло дважды. Невесело усмехнувшись, вспомнил выслушанный им, час назад, детский лепет. Напуганный не ласковым приемом, полусонный и, видно застенчивый от природы, пацан что-то бормотал о лекарстве, без которого его мать не выздоровеет, и о деньгах, для его покупки, которые он, непременно, обязательно вернёт. А он в это время думал, что день и без того был тяжёлый, что не мешало бы выпить, но тут перехватив, ожидающий вопросительный взгляд, сообразил, что мальчишка ждет ответа, и, пообещав разобраться во всём утром, отправил его спать. А сам вот теперь сидел на кухне, запивал сигарету крепким кофе и соображал, что делать с неожиданным гостем.
— Завтра разберемся, — наконец решил он, убирая, обратно, в пакет выложенные вместе с письмом документы: медицинскую карточку, страховые полисы, справку из школы и свидетельство о рождении с подколотым к нему согласием на усыновление. Последнее было составлено, как полагается, — с заверенной у нотариуса подписью.
Очередной телефонный звонок застал его уже в постели. Звонил адвокат. Не объясняя подробностей, но намекнув, что утреннее происшествие на рынке — дело очень серьезное, посоветовал исчезнуть на время из Города.
2.
Монотонная дорога, с двух сторон окруженная нескончаемыми картофельными огородами, и удушливый зной сделали свое черное дело: глаза закрывались, и он испытывал непреодолимое желание остановиться, заглушить мотор и провалиться в сон хотя бы минут на десять. Идея эта вряд ли была стоящей. Солнце стояло в зените, и вокруг него не было ни одного паршивого облачка, которое могло со временем его прикрыть. Кондиционер, из вредности, работал только в режиме «горячий воздух», и на 360 градусов в пределах видимости не было даже намека на пятнышко спасительной тени. Они въехали на участок дороги, подготовленный для ремонта, и, ко всему прочему, стало невозможно дышать от непереносимого запаха, раскатанного машинами и расплавленного от жары гудрона. Намертво вклеенные в густую вонючую жижу подметки и вдруг появившиеся в воздухе огромные мухи с зелеными брюхами и отвратительным жужжанием явно намекали на близость населенного пункта. Больше всего его раздражало это отвратительное жужжание, оно обручем сжимало голову и возвращало в ночные кошмары.
… Они вернулись туда, когда стемнело. Проклятое солнце село, но раскаленные за день камни не успели остыть и даже через толстую подошву обжигали ноги. Подбитый БТР стоял все на том же месте, но их насторожил странный силуэт рядом с ним, вырисовывающийся на фоне ущелья. Не понятный ими поначалу, но раздражающий сознание звук, раздававшийся в полной тишине, оказался обычным жужжанием. Он еще успел подумать, откуда здесь, в горах, вдали от людского жилища да еще ночью, могут быть мухи, но в это время луч фонарика, скользнув по искореженному боку машины, высветил то, от чего потом он будет кричать во сне и просыпаться от собственного крика…
Это был первый его бой.
Они шли через перевал, сопровождая колонну машин с продовольствием. Дорога петляла между скал и просматривалась только до следующего поворота. Никто не заметил, как на пустынной дороге появился мальчик. Он шел прямо на них, ведя за собой навьюченного ослика. Ослик упирался и все норовил повернуть обратно, но мальчик упрямо тянул его вперед, что-то по-своему нашептывая в его длинные уши. Внезапная вспышка с оглушающим звуком разорвала эту трогательную картинку. Остановившаяся колонна была буквально залита сверху прицельным огнем. Тогда им все же удалось проскочить, пожертвовав одним БТР, но по прибытии на место среди живых, раненых и убитых недосчитались одного. И они вернулись туда, когда стемнело. Обезображенный труп водителя с отрезанными конечностями был вздернут на кол. На этом кровавом месиве с наполовину содранной кожей, свисающей кровоточащими лоскутами, окружая его, подобно дьявольскому ореолу, копошились, перелетая с места на место, огромные жужжащие твари.
Обратный путь лежал через полузаброшенный кишлак. Опасаясь засады и внезапного нападения, решили провести разведку боем. Испуганные сонные люди выскакивали из домов, изрыгая проклятия на непонятном языке. Шум двигателей, человеческие крики и автоматные очереди — все слилось с ненавистным жужжанием. Он видел перед собой только огромных, раздутых от крови, смердящих мух, ползающих по земле и пытающихся взлететь. Не давая им такой возможности, вцепившись онемевшими пальцами в рычаг управления, он давил их, давил, давил…
— Папа, папа, стой! Смотри, что это?!
От неожиданности он так резко нажал на тормоз, что если бы не надежное сцепление колес с асфальтом, их выбросило бы на обочину.
Чего орешь? — от злости захотелось стукнуть мальчишку, но его удержало странное выражение детского лица. Прямо перед машиной на дороге сидела ворона. Бедная птица была намертво приклеена к гудрону. Несчастная, она, видимо, старалась освободиться, но ее широко распахнутые крылья тоже полностью увязли. Картина была что надо. Чтобы объехать, пришлось сдать немного назад. Но, похоже, у его спутника были другие планы. Схватившись за руль обеими руками, и умоляюще заглядывая ему в лицо, тот выдохнул срывающимся голосом:
— Подожди! Мы не можем ее так оставить. Надо ей помочь!
Вместо ответа он прибавил скорость и, закуривая сигарету, напомнил:
— Кажется, мы торопимся, или ты уже передумал? — от его слов пацан сразу сник и, уткнувшись в окно, старательно щурился, пытаясь сдержать слезы.
Мужчину смутила такая реакция. Он не понимал, как можно расстраиваться из-за какой-то птицы.
А мальчик смотрел на человека, который был его отцом, и не понимал, как он мог, как он мог вот так взять и уехать. Можно же было ей как-то помочь. Ведь она просила о помощи. Разве он не видел ее глаз? Но машина уезжала все дальше, и ему ничего не оставалось, как, уткнувшись в окно, думать о своем. Он чувствовал, что отец презирает его за жалость, но ничего не мог поделать. Птица, так жестоко приговоренная к смерти, вставала перед ним, и на глаза снова набегали с трудом сдерживаемые слезы. Постепенно успокаиваясь и перескакивая с одной мысли на другую, он стал вспоминать мать. Ему было приятно думать, что он скоро увидит ее.
Мама! Самый близкий его друг. Они никогда не разлучались надолго. Ну, ничего, скоро они снова будут вместе, и теперь все точно будет хорошо.
За оставшийся путь они еще пару раз останавливались в придорожных кафе, каждый раз появляющихся как нельзя кстати. И наконец-то, вместе с опускающимися сумерками, въехали на улицы Городка. После небольших препирательств решили, что сначала они заедут домой, а в больницу поедут завтра утром.
3.
По удивленному лицу женщины, открывшей им дверь, было понятно их приезд — полная неожиданность для неё.
Но она мило улыбнулась и протянула руку приглашая войти.
— Проходите, проходите, дорогие гости, как раз к ужину. — По напряженному голосу и беспокойному взгляду, которым она обменялась со стоящей рядом девочкой тех же лет, что и Антон, он вдруг догадался, что именно означала последняя строчка в полученном им письме.
— Когда это случилось? — спросил он у нее, как только они остались одни.
— В тот самый день, как Антон уехал. Он еще попрощаться с ней зашел, потом я его на станцию проводила, наказала проводникам, чтоб присмотрели, ну и ему — чтоб позвонил, как до тебя доберется. А когда в больницу вернулась, Аня уже и …. Вот. А вчера утром похоронили. Уж очень она не хотела, чтоб Антон видел. Сильно он впечатлительный. Она при нем из последних сил старалась бодрее держаться, все улыбалась. Он, глупый, так и не понял, что мать умирает, все думал, что болеет долго. А она еле дождалась, когда он согласится к тебе поехать.
Рассказывая, Дина хлопотала, накрывая на стол, он сидел на стареньком диване, разглядывая фотографии двух подружек, но одновременно они чутко прислушивались к девичьему голоску, успокаивающе журчащему в соседней комнате.
— Может, пойти поговорить с ним? Наверное, надо что-то сказать, — в его голосе не было уверенности, что он знает, о чем нужно говорить в таких случаях.
— Не надо, сиди! Маринка лучше нас с тобой скажет все, что нужно. Да и Антону с ней легче будет. Он ведь с малых лет ее во всем слушает. И, чему-то горько улыбнувшись, добавила: — Это ведь она Антошку надоумила к тебе за помощью обратиться. У него вся надежда на это лекарство была. Не надо тебе туда ходить, повторила Дина и пригласила к столу:
— Давай помянем рабу божию Анну, пусть земля будет ей пухом. — Они выпили, не чокаясь.
Увидев, как он достает пачку сигарет, протянула руку: — И мне дай. Я вообще-то не курю, так, балуюсь, только чегож хороших сигарет не покурить, — и она с наслаждением затянулась.
— Знаешь, если честно, не думала тебя здесь увидеть. Как поживаешь-то?
— Да живу потихоньку. Как все.
— Ладно, уж, потихоньку. Знаем кое-что – слыхали!
— А знаешь, зачем спрашиваешь? — Он долил себе в кружку спирта, выпил, не разбавляя водой, и, не обращая внимания на придвинутую хозяйкой закуску, подошел к окну.
— Ты возьмешь Антона с собой?
На улице уже стемнело, и, глядя в окно, он видел знакомую комнату в три окна.… Посреди комнаты стоял накрытый стол, а за ним сидели мужчина и женщина. В углу, за невысокой ширмочкой, в детской кроватке спал малыш. Он чмокал во сне и улыбался.
— Сын?
— Да.
— А где отец?
— Отца нет.
— Так не бывает.
— Бывает.
— Можно я на него посмотрю?
— Нет! Нельзя смотреть на спящих детей.
— Сколько ему лет?
— Два года.
— Значит, не мой…
— Не твой.
— Я скучал по тебе, Аня. Почему ты молчишь?
— Зачем ты приехал?
— За тобой. Я не могу без тебя.
— Ты видишь, я не одна.
— Я буду хорошим отцом.
— Убийцы не бывают хорошими отцами!
— Я не убийца! Я защищался, иначе меня бы не амнистировали… Девочка моя, очнись! Посмотри вокруг. Вокруг волки. Если не ты, то тебя. Но я буду защищать вас… И потом, подумай, ребенку нужен отец!
— Его отец умер. Другого отца у него не будет… Уходи…
— Почему ты молчишь? Ты уже решил, что будет с Антоном? — Он вздрогнул от неожиданности — Дина, полная решимости, стояла за его спиной.
— Подожди, не припирай меня к стенке, — он похлопал себя по карманам. — Лучше скажи, где сигареты?
— На столе. Ты много куришь…
— Особенно последние дни. Дина, ты красивая баба, почему замуж не выходишь? Никто не берет?
— Ну, ты наглый. Слышал народную мудрость: «Выйти замуж не напасть, как бы с мужем не пропасть». За кого выходить-то? Алкаши вокруг. Хорошие-то мужики давно пристроены. А абы-какой муж мне самой не нужен. – А потом, продолжая прерванную тему, чуть волнуясь и не давая ему вставить слово, в упор, глядя на него, проговорила почти на одном дыхании:
А Аня все тебя никак забыть не могла. Она и в Антошке, я думаю, поэтому души не чаяла. Плохо только, напридумывала себе всяких идеалов, а кому они нужны эти идеалы? И сына таким воспитала мимо дохлого котенка не пройдет, а за себя постоять не может. А тут она заболела, ей с каждым днем хуже, боли адские, а ребенка оставить некому. Думали, бабка возьмет, так она сама еле ходит, не сегодня-завтра сляжет. Тут еще инспекторша из РОНО пристала с документами на оформление в детдом. Да разве можно его туда? Они же заклюют его там и косточки проглотят, не подавятся. У меня у самой сердце все изболелось, она всхлипнула и, смахнув слезу, продолжила: — Тут уж я не выдержала. Знаешь, говорю, подружка дорогая, у ребенка есть отец. Пусть он о сыне позаботится. Будет он его любить, нет — уж как получится, но в обиду никому не даст. Кровь-то родная! Правильно я говорю? Нет, ты скажи мне, правильно я говорю?! — повторила Дина с пьяной настойчивостью. И, видимо, сама чувствуя это, прикрыла рюмку рукой:
— Мне больше не наливай. Хватит.
— Хватит, так хватит. А я еще выпью. И ответил скорее себе, чем сидящей напротив женщине:
— Правильно ты все говоришь. Только не все так просто. Мне мою жизнь не бросить, сколько ни осталось, такою доживать. Пацана туда тащить не хочется. Вот и спрашивается, — Что делать?
Ну ладно, — тяжко вздыхая, Дина вышла из-за стола, — поздно уже, детей пора укладывать. Ты здесь оставайся, я тебе на диване постелю, а сама в Аниной комнате с ребятишками переночую.
Когда она ушла, он еще долго лежал без сна, невольно прислушиваясь к звукам в затихающем доме. Свежий ночной воздух вливался в открытое окно, Под его напором тонкие занавески надувались наподобие парусов и мелодично позвякивали своими металлическими колечками. Запах летней ночи постепенно заполнял прокуренное помещение, выгоняя из него лохмотья сигаретного дыма. Нежные звуки и ароматы успокаивали, не давая думать, и он не заметил, как заснул.
Разбудил его бьющий в глаза яркий солнечный свет. Он приподнялся, оглядывая комнату. На столе вместо остатков вчерашнего ужина на чистой скатерти стояла ваза с белой сиренью. Часы на стене показывали полдень, а он продолжал лежать, вдыхая запах чужой, уже давно забытой им жизни. Потом, всё так же, не вставая, нащупал на стуле с одеждой свой телефон и набрал номер.
— Михалыч? Это я. Узнал? Ну как, все тихо?.. Приеду, узнаешь… Думаю, завтра вечером будем дома. Михалыч, просьба к тебе. Сделай два билета на конец недели, посмотри там у нас что-нибудь получше… Да, я думаю, Гавайи подойдут. И еще вот что, составь список всех приличных школ. Можно частных, но только лучших. Все. Если что срочное, звони.

Они уезжали утром следующего дня. Антон, проведший весь предыдущий день на кладбище возле могилы матери, сидел в машине с пугающе отрешенным и безучастным ко всему происходящему видом. Маринка не захотела прощаться и, притаившись у окна, закусив надутые губы, наблюдала за ними со второго этажа. И только Дина, не сдерживая слез, обнимала Антона, словно хотела растормошить его закаменевшую душу. Она сунула им пакет с едой и не переставая что-то говорила, через каждые две фразы добавляя:
— А может, еще на день задержитесь? Что-то неспокойно мне.
Она просила Антона не забывать их и приезжать, когда будет возможность. Он обещал, что Антон будет им звонить, оставил свой номер телефона и с нетерпением ждал, когда она выпустит из рук дверцу его машины. Наконец они тронулись, но до самого поворота в зеркале обзора виделась фигура с прижатыми к груди руками. Рассчитывая к вечеру добраться до дома, он, выехав на шоссе, намного превысил дозволенную здесь скорость.

Машина стремительно увозила его от привычного, но в один миг навсегда рухнувшего мира. Что он чувствовал? Ничего. О чем он думал? Ни о чем. Только там, внутри, где раньше было сердце, обезумевшей птицей билась фраза: «Этого не может быть! Этого не может быть!!!» Она отлетала от стен пустой комнаты. Этого не может быть!!! Замирала над холодом могильной плиты. Этого не может быть!!! Она сжималась под жалостью окружающих глаз. Этого не может быть! Не может быть… не может… не может…

Напряженная тишина, повисшая в салоне, становилась невыносимой. Он тоже знал, что такое смерть, слишком часто видел ее напротив. Но мир, окружающий его, с загадочной и достойной лучшего применения настойчивостью людей легко и непринужденно истреблять себе подобных заставил его усомниться в ценности человеческой жизни. И однажды, путем сложных логических умозаключений, он пришел к мысли, что жизнь и смерть — понятия относительные, не стоящие больших переживаний. Но почему ему сейчас было так неуютно рядом с горем этого мальчика? Стараясь ни о чем не думать, он инстинктивно потянулся за сигаретами, но, кроме табачных крошек, в пачке ничего не было. Они подъехали к автостанции. Последней станции перед Городом.

4.
Она была довольно крупная, автобусы отходили по четырем главным направлениям, и недостатка в клиентах у торговцев пестрого базарчика, заполнившего пристанционную площадку, явно не ощущалась. Джип мягко остановился возле картонных коробок с разложенными сигаретами.
— Ты куда?
— Я быстро, сигарет куплю, и через пару часов будем дома.
Ты только из машины не выходи, а то придется домой на автобусе добираться. Народец тут еще тот гуляет.
Среди бабок, приторговывающих не одними сигаретами, бойко шныряли подростки со слегка затуманенными взглядами и несвязной речью. Несколько наркоманов сбились в кучку и о чем-то спорили, яростно размахивая руками.

Как назло, нужных сигарет на самодельных прилавках не оказалось, а курить всякую дрянь было еще хуже, чем не курить вовсе. К счастью, возле самого здания автостанции стоял вполне солидный киоск с заветной витриной. Ярко раскрашенная киоскерша с видимым удовольствием тянула время, отсчитывая ему сдачу, как можно медленнее, не забывая при этом интригующе улыбаться. Вокруг него кричала, вопила разноликая толпа. Со всех сторон его пихали, толкали, об него спотыкались, извиняясь, ругая или просто не замечая его. Пять «Икарусов» одновременно выпустили на перрон своих пассажиров, и те, перемешавшись с местными, создавали тот неопределенный гул, в котором уже нельзя было разобрать отдельных слов и который, смешиваясь с запахом сгоревших шашлыков и выхлопными газами, медленно поднимался вверх в раскаленное августовское небо. Но с той самой минуты, как он вышел из машины, его не покидало чувство нереальности происходящего. Как будто сознание воспринимало окружающее через какой-то ватный туман, отделяя действие от звука. Может быть, поэтому он, сначала увидел изменившееся лицо продавщицы и только потом услышал выстрел и ее испуганный голос:
— Что с Вами? Вам нехорошо? Да вы не волнуйтесь, это наркоманы балуются, черт бы их побрал, пока не подстрелили кого. Управы на них нет. Пообкурятся и стреляют посреди улицы. Куда только милиция смотрит?.. Она пыталась еще что-то сказать, но он резко выхватил из ее рук пачку сигарет и почему-то очень медленно шагнул в сторону.
Предчувствие беды с тошнотворным звоном в ушах — вот что мешало ему. Он понял это сразу, как только ватный туман прорвался, но не от звука выстрела, а от визжащего на одной ноте женского вопля:
— Господи, мальчонку убили! Милицию сюда, человека убили!
Как водится в таких случаях, вокруг места происшествия сразу же собралась и встала плотная толпа любопытных зевак. С тайной надеждой, что его это не касается, он пробивался сквозь тупую стену человеческих тел, яростно расшвыривая всех на своем пути. Посередине образовавшегося круга стоял его джип, а рядом с ним на земле, навалившись спиной на колесо, сидел его сын. Вокруг причитали и охали какие-то люди, а он все стоял и стоял, не в силах отвести взгляд от маленькой струйки крови, стекающей по неестественно белому и такому родному лицу.
Из протокола осмотра места происшествия.
«… обнаружен труп подростка, на вид примерно 11-12 лет…
По предварительному заключению врача «скорой помощи», смерть наступила от проникающего ранения в голову. Также основываясь на входном отверстии пули, учитывая показания многочисленных свидетелей и принимая во внимание углубление от удара пули на капоте машины, опять же предварительно, можно предположить следующее — смертельное ранение в голову произошло в результате несчастного случая от бесцельного выстрела и рикошета пули о капот машины… Лицу, подозреваемому в незаконном и не осторожном обращении с оружием, с места преступления удалось скрыться. Приняты все меры к задержанию…»

«… Все меньше жизни, губы все белей, сознание уходит прямо ввысь
Но чей-то голос просит: «Не убей!» и молит чей-то взгляд: «Остановись!»

1998 г.