Чистосердечное признание

Полиции, родным, друзьям и той,
кто уже не прочитает это…

Решение написать чистосердечное признание пришло ко мне не сразу, ведь, положа руку на сердце, вины за собой я не чувствую. Вернее, вина есть, а раскаяния нет. Я вообще не привыкла сожалеть о своих поступках, так как сгоряча ничего не делаю и не решаю. Но тогда в какой-то момент я расслабилась, и эмоции взяли верх, поэтому до сих пор мне и самой с трудом верится в случившееся.
Итак, господа читатели, я убила человека.
Всё случилось как в типичной криминальной драме: встретила, запуталась в клейкой паутине зависти, убила. А потом испугалась. И боюсь до сих пор. И, как я уже говорила, вовсе не раскаяние, а именно страх побудил меня написать чистосердечное признание.
Но обо всём по порядку.
О ней мне рассказал один из моих давних читателей. Если честно, я не сразу поверила. Вернее, совсем не поверила. Но с фото, приложенного к электронному письму, на меня смотрела я сама, чудом скинувшая нелегкие последние десять лет. Совпадение было невероятным: лицо, цвет волос, фигура… О да, конечно, все мы слышали теорию, будто у каждого на земле есть один или несколько двойников, но одно дело слышать, а другое — смотреть в свои собственные глаза, принадлежащие другому человеку. Само собой, мне стало чертовски интересно. К тому же, как писал мой читатель, эта девушка не так давно стала публиковаться, и стиль ее рассказов очень напоминал мой.
В то время я уже пару месяцев изнывала от творческого ступора: работа над последним романом шла очень тяжело. И я не была им довольна. Точнее, избитый сюжет и растянутые, безтемные диалоги были позором на моей писательской карьере. Да и пипл, надо отдать ему должное, это чтиво не хавал. Меня это даже радовало, а издатель бесился из-за низких продаж и гневных отзывов. Поэтому, чтобы лишний раз не мозолить ему глаза, и подогреваемая, в том числе, и профессиональным интересом, я купила билет на поезд и отправилась в маленький, ничем не примечательный городок, чтобы, возможно, в первый и последний раз в жизни, воочию увидеть своего абсолютного двойника.
Тут я, господа следователи, опущу два дня в поезде, прибытие в городок, заселение в гостиницу. Знаю, для расследования всё это очень важно, но, поверьте моему писательско-читательскому мнению, совершенно неинтересно.
Итак, в миру ее звали Марина, а читателям она была известна как Белая Акация. Впервые я увидела ее в день приезда, прогуливаясь по раскисшим, весенним улицам. Она стояла у передвижного кофейного фургончика. Не могу передать словами, что я тогда чувствовала. Знаете, это больше похоже на вакуум: до звона пустая голова, и взбесившиеся чувства бьются о купол этого самого вакуума. Всё, что я тогда могла — стоять и смотреть. А она чему-то улыбалась, щурилась на солнце и поправляла сползающие очки. Совсем, как я…десять лет назад. Помню, тогда в одном из журналов вышла в свет моя первая повесть, и я, окрыленная одобрительными отзывами, пила сладкий чай в уличном кафе, чувствуя легкость, словно разрешившаяся от бремени, и заслуженную гордость за свое творение. ТОГДА я была счастлива. Наверное, последний раз в жизни. А СЕЙЧАС счастлива была она.
И вот тогда, думаю, первая отравленная игла пронзила моё сердце: это была зависть к ее молодости.
Сразу хочу извиниться за возможную избитость фраз, сама их не люблю, но произошедшая со мной история, по сути, настолько банальна, что достойна лишь самых заезженных слов.
Итак, в тот день я окончательно решила, что должна познакомиться с Белой Акацией. Благодаря своему неожиданному шпиону в лице местного верного читателя я узнала, что девушка часто бывает с друзьями в одном баре. А поскольку я прибыла в городок в пятницу, то у меня были все шансы встретить ее сегодня там.
К возможной встрече я приготовилась еще до отъезда, прихватив с собой шикарный парик и очки с затемненными линзами. А грамотный макияж помог мне изменить контуры лица. Таким образом, наше внешнее сходство не должно было бросаться в глаза.
Бар, который я с трудом нашла, оказался типичным байкерским местом: серьёзный полумрак, деревянные столы и лавки, импровизированная сцена для живой музыки и огромный байк напротив входа. Она сидела с подругами на диванчике в дальнем углу зала. Молодая, свежая, весёлая. Ей очень шёл зелёный платок, небрежно повязанный вокруг шеи, неброская рыжина волос и крупный серебряный браслет на левом запястье. Словно маньяк или влюблённая, я рассматривала ее, стараясь подметить даже малейшие изъяны, но находила лишь питавшие мою зависть достоинства.
В тот день я ее обманула и, подкараулив у стойки бара, представилась издателем и предложила встретиться завтра в более располагающем к деловым беседам вместе. Она согласилась, и мы обменялись телефонами.
А вот теперь, дорогой читатель, начинается настоящая история моего преступления. Отмечу сразу, господа следователи, я его не планировала. Еще целых два дня я жила в счастливом неведении своих собственных планов. На тот момент мои намерения были совершенно невинны и сводились к простому знакомству с девушкой, невероятно похожей на меня.
Наша вторая встреча разбудила в моей душе мрак, о котором я даже не подозревала. Оказалось, что Белая Акация талантлива. Она принесла пару своих работ, по которым я там же пробежалась глазами. Но и этого было достаточно, чтобы почувствовать в них руку человека одаренного и способного.
Позже, запершись в своём номере, я с болью и наслаждением перечитывала заполненные черными буквами страницы, спотыкаясь о простоту и в тоже время глубину написанного. И с замиранием сердца признавалась себе, что НИКОГДА не смогла бы также.
И вот тогда закровоточила рана от второй отравленной иглы: от зависти к ее таланту.
Ночь прошла в тяжелых снах, и утро я встретила с тупой головной болью. Ещё вчера я решила, что сегодняшняя встреча с моим двойником будет последний, и вечером я покину этот угрюмый, раскисший город, каждая минута в котором напоминала мне о моей никчемности и литературный бездарности. Ибо писательство давно перестало быть для меня актом вдохновения, а превратилось в ремесло, позволявшее зарабатывать неплохие деньги. Думаю, я не писатель и никогда им не была. Прости меня за это, мой добрый читатель.
Но слезы и сопли в сторону, ведь я решила признаваться, а не жалеть себя.
Итак, третья встреча состоялась в городском парке. Тёплый, солнечный день располагал к прогулкам, а крепкий кофе расставил мысли по своим местам и вернул уверенность в себе. Сдержанно отозвавшись о прочитанных текстах, я лицемерно посоветовала Марине не расстраиваться. Помню, вещала что-то об опыте, набитой руке и фантазии. Я наивно пыталась уверить эту девушку в отсутствии у неё какого-либо таланта.
— Хорошо. И на кого же мне тогда равняться? — спросила она тогда у меня. — Полагаю, в вашем издательстве есть выдающиеся романисты?
— Есть, — не задумываясь, подтвердила я. — У нас крупное издательство, — я тянула время и пыталась вспомнить хоть одного писателя, но перед глазами, как назойливые мухи, мелькали обложки лишь с моим именем. — Например, Виктория Ямская.
— Виктория Ямская? — левая бровь у моей визави удивлённо поползла вверх. — Вы читали и ее романы? Особенно последний?
И тут я вдруг почувствовала, как тяжёл воздух: он давил на меня, на голову и плечи, словно стараясь впечатать в грязный асфальт, покрывавший дорожки парка. Будто уже задавленные его тяжестью, молчали птицы и редкие прохожие, а я, всё ещё борясь, смотрела в глаза Белой Акации, такие же зелёные, как и мои.
— Что бы Вы изменили в романе? — глухим, совсем не своим голосом спросила я.
Невероятно, но последовавшие за моим глупым вопросом пятнадцать минут перевернули всю мою жизнь с ног на голову. Эта девушка, задумавшись всего на минуту, рассказала знакомую мне историю, но иначе, слегка изменив характеристики главных героев, мотивы их поступков, и по итогу выдав совершенно другую концовку. Всего лишь несколько штрихов преобразили скучный, вялый роман, вдохнув в него жизнь и азарт. И это ее четверть часа против моих четырех месяцев мучений.
Вернувшись в номер, я провела ночь, неподвижно сидя в неудобном кресле. Но комфорт меня тогда совсем не заботил. Вновь и вновь прокручивая в голове слова Марины, я сначала задыхалась от злобы, потом замирала в восхищении, но к рассвету поняла, что прежняя я уже мертва или пропала без вести, застигнутая завистью, как цунами.
Утром первым делом заказала билет на поезд. Отправление было запланировано лишь на восемь вечера, поэтому, чтобы развеяться, я решила осмотреть окрестности и арендовала автомобиль. Но, похоже, я всё-таки чем-то разгневала небеса: не успела привести себя в порядок, как зазвонил телефон: мой чёртов двойник жаждал встречи со мной.
Наше четвертое и последнее свидание прошло «на колёсах». Узнав о моих планах, Марина вызвалась на роль экскурсовода.
Стараясь не касаться темы издания ее работ, я болтала обо всём, лишь бы не возникало ненужных мне пауз. Не знаю, то ли сказывалась бессонница, то ли навалившаяся вдруг усталость, но в тот день меня раздражало все: медленные, угрюмые пешеходы, серый снег, ямы на дорогах, но больше всего выводил из себя ее голос, гудящий в моей голове, как набат.
А потом она предложила посмотреть на город с какой-то возвышенности. Мы свернули с трассы на узкую гравийную дорогу, потом и вовсе оказались в лесополосе. Стараясь не увязнуть в раскисшей грязи, я молчала, сжимая руль до белых костяшек.
— Извините, не подумала, что здесь сейчас такая плохая дорога, — в ее голосе звучало искреннее сожаление.
И тут будто что-то лопнуло во мне. Я вдруг чётко осознала, что эта девчонка давно раскусила мою бездарную игру. Раскусила и смеётся, издевается. И, что еще более унизительно, вечерами пишет свои мерзко- талантливые рассказики, перевирая сюжеты МОИХ романов.
Я повернулась в ее сторону и увидела знакомое лицо, зелёные, словно мои, глаза. А в них отражалась настоящая я: стареющая, бездарная писака.
То, что произошло дальше, иначе, как наваждением, не назвать. Сама того не осознавая, я обеими руками вцепилась в ее шею и начала душить. Казалось, я давила совсем чуть-чуть и с удивлением смотрела, как задыхается Белая Акация, безуспешно пытаясь оторвать мои руки от своего горла.
Спустя несколько минут всё было кончено. Всё ещё крепко держа ее, я вновь заглянула в зелёные глаза, но в них, кроме мутных красных пятен, ничего больше не было.
Осознание произошедшего пришло не сразу. Думаю, не меньше часа я неподвижно, словно труп, просидела в машине, уставившись в одну точку где-то позади чахлой придорожной берёзы. Сейчас мне кажется, что в течение этого часа я даже не дышала. Господи, как же мне тогда хотелось проснуться… Всё это должно было оказаться простым кошмаром или бредом больного, измученного температурой мозга.
Но это была реальность. Господа следователи, рядом со мной, на пассажирском месте, находился труп, на шее которого остались глубокие раны от моих ухоженных ногтей.
Далее я оттащила тело подальше в лес, в надежде, что люди еще долго здесь не появятся, в отличие от диких хищников, на наличие которых я очень надеялась.
Уже в поезде, забывшись лёгкой дремотой под монотонный стук колёс, я поняла, что ни о чём не жалею. Не могут одновременно существовать два одинаковых человека, поэтому убийства не было — я просто убрала лишнюю из нас.
Полагаю, мой добрый читатель, ты осуждаешь меня. Твое право. Кричи, ругай, требуй строжайшего наказания, но только не будь равнодушным, не бросай меня, словно старую, неинтересную книгу.

Итак, несмотря на случившееся, домой я вернулась в отличном настроении, переполненная исключительными идеями и сюжетами. Слышала, у африканских аборигенов есть или была традиция поедать мозг своего врага, дабы получить его силу. Так вот, со мной произошло что-то подобное: удалив своего двойника, я вдруг почувствовала невероятный прилив сил и вдохновение. Временами казалось, что даже лицо помолодело.
И уже через две недели я сдала удивлённому издателю свою третью в жизни повесть, которую, уверена, все до единого критики признают моим лучшим произведением.
Наверное, около месяца я жила, будто в сказке: купалась в комплиментах и внимании, меня даже пригласили на парочку телешоу. Казалось, моя жизнь, сделав резкий разворот, вернулась на десять лет назад.
Однако, эйфория быстро закончилась. За ней последовали дни, а вернее ночи, беспробудного мрака и отчаяния. Не уверена, что смогу всё связно описать, поэтому заранее прошу прощения за сбивчивый рассказ.
Спустя месяца полтора после убийства, я стала бояться своих снов, потому что в них постоянно видела ЕЕ. Она была прежней: живой, молодой и красивой. А я каждую ночь стремительно старела. И моё уродство многократно отражалось в высоких зеркалах, окружавших нас со всех сторон. Мертвая, но ожившая в моём бреду, девчонка тянула меня по нескончаемым коридорам, в которых один поворот сменялся другим, и всюду, как насмешка, блестели озорством зелёные глаза.
Сначала она долго молчала. Но однажды, вдруг отпустив мою руку, остановилась и, обернувшись, спросила:
— А Вы читали романы Виктории Ямской?
Я замерла. Тело тонкими иглами пронзил страх. И я вспомнила нашу встречу в парке, когда таким же вопросом она, не пошевелив и пальцем, сломала меня, как тонкую сухую ветку.
После этого каждую ночь она болтала без умолку, по памяти, слово в слово, цитируя мои романы и повести, и громко, закинув голову назад, смеялась над самыми неудачными местами. То есть, смеялась не переставая. И когда очередь дошла до моей последней опубликованной работы, того самого, глупого и бездарного романа, покойница к моему удивлению перестала отражаться в зеркалах. Но и со мной произошли перемены: теперь в гомерическом хохоте заходилась я сама, бесстыдно демонстрируя легиону отражений мерзкий синяк, оставленный моими собственными руками.
Бессмысленно говорить о том, что происходило со мной днём. Впервые в жизни я поддалась депрессии. Сдабривая болезненное состояние неимоверным количеством кофеина и никотина, я будто перестала жить. И еще: не осилив страх перед зеркалами, я их сначала занавесила, а потом и вовсе сняла.
К концу мая меня перестали узнавать даже соседи, когда я изредка выходила выбросить мусор.
Я умирала и жаждала покоя, но боялась, вернее, знала, что ТАМ снова встречу ее, а значит вновь будут мучения и боль, бесконечные мучения и боль.
Тогда я решила признаться, в надежде, что уготованное мне здесь наказание зачтётся хоть малой частью в той каре, что ОНА вершит надо мной.
Итак, господа следователи, со дня убийства прошло чуть больше двух месяцев. Сейчас на дворе июнь, и за окном немым укором цветет белая акация.
И вот вам моё чистосердечное признание: я убила человека.

Виктория Ямская