«Военно-морскому флоту, ВИВАТ»

Это неправда, что у небольших шлюпок, катеров, прочих корабликов и вспомога-тельных суденышек военно-морского флота нет имен.
Очень даже есть!
Чем меньше плавательное средство, тем ласковее и нежнее называют их моряки. К своим корабликам, даже самым маленьким и невзрачным, они относятся трепетно, нежно.
Ну, к как иначе-то?
Морская стихия – это не какой-то там ласковый курортный пляж. Она, что на откры-том просторе, что в гавани, на рейде, не терпит пренебрежительного отношения к себе, а посему к ней можно только нежностью и трепетом, как к девушке, уважением и поч-тением, как к родителям, боязнью и страхом, как к самому суровому наставнику, учи-телю. Отсюда и отношение у моряков к своим плавательным средствам – как к живым, что ли. Впрочем, они и есть живые, особенно в минуты крайней опасности, когда оч-нувшись вдруг от безмолвия совершенно удивительным образом, словно почуяв что-то, вдруг без чьей-либо подсказки и помощи вильнут в сторону от разверзнувшейся под ними (ну, или перед ними), казалось бы, неминуемой бездны.
На флоте нет ничего второстепенного и незначительного. За триста лет своего суще-ствования каждая мелочь здесь отточена до полного совершенства, присутствуя в том или ином казалось бы бестолковом действии, ритуале, обычае. Потому-то даже послед-ний буй на рейде, створный знак, ориентир, банка и даже иногда бочка имеют свои не-официальные, но по-матросски точные названия. Кто знает, может быть, по этой самой привычке многие моряки и в гражданской жизни дают свои имена и названия всем и всему вокруг себя, даже машине, даче, квартире, балкону, шкафу, себе.
У настоящего моряка имеется своё собственное суждение на всё и вся и, как следст-вие, своё название этому всему и вся, даже Богу: Стихия, Судьба, Вечность, Жизнь. Этим морские офицеры всегда сильно отличались от армейских, не говоря уж о том, что и разговаривают они совершенно на разных языках… и в прямом, и в переносном смысле.
Да что там армейцы, менталитет действующего «плавсостава» не в состоянии понять даже обслуживающий флот персонал, которого, скажу по секрету там всегда в несколь-ко раз больше, чем плавсостава: всевозможные многоуровневые штабы, тыловые служ-бы обеспечения, медицинские учреждения, ремонтные терминалы, научные и учебные заведения, специальные и воспитательные службы, мобилизационные и прочие пред-приятия. Без них никуда, но то, что очевидно настоящим морякам, часто непонятно и даже смешно «околофлотским» тыловикам. Оттого, возможно, и появляются на необъ-ятных просторах литературных волн множество всякого рода юморных историй о так называемом «военно-морском маразме», написанных людьми в сущности никакого от-ношения к флоту-то и не имеющими, а так в лучшем случае выходившими пару раз в море в качестве «пассажиров», как называют их моряки.
Ни один офицер флота Российского, у которого был хотя бы раз выход в «кипящее море» с вверенным ему реальным личным составом на борту, никогда не позволит себе юморить даже над самыми неуклюжими действиями «салаги» или… «тыловика». Ну, разве что по-доброму подшутит над ним для острастки, да науки, и всё, и не более того. Без уважения друг к другу в море нельзя, ведь там нет мелочей! А посему у настоящих моряков нет, и никогда не было, «неуставных отношений». Каждый член экипажа – на вес золота!
Как известно у «плавсостава» свой язык, с помощью которого они с первых слов на-ходят так необходимое в трудную минуту, да и не только в нём, понимание. Этот их язык прост и удобен, а потому давно шагнул в нашу повседневную гражданскую жизнь. Все знают, к примеру, что «банка» — это стул или мель, а «переборка» – стенка или потолок, «трап» – лестница, «ветошь» — тряпка. Для визуального общения на рас-стоянии моряки всего мира используют неподражаемый по грации флажный семафор, музыкальную азбуку Морзе, красочные разноцветные сигнальные флаги на мачтах и многое, многое другое. А уж про колорит славяно-ордынского трехэтажного языка, ос-нованного на пяти корнях и пары сотен приставок с суффиксами, думаю, и говорить незачем, ведь на флоте, как известно, матом не ругаются, на нём разговаривают, а это огромнейшая, принципиальнейшая разница с бульварной бранью «зелёных юнцов». На флоте этот древнейший язык общения кроме как высококультурным и даже единствен-но-правильным никак по-другому и не назовешь. Если вдуматься, без его краткости, выразительности и точности определения многих аспектов морской жизни флот про-сто-напросто остановился бы, рухнул, как Вавилонская башня, когда Бог, рассердив-шись, вложил в уста строителей её различные языки общения. Вот и разбежались они в разные стороны, не понимая друг друга. В море так нельзя, без четкого, точного, все-объемлющего понимания ничего не выйдет, армейские «плацовские штучки» тут не пройдут.
Многие, казалось бы, абсолютно безвыходные ситуации в походе решаются одним кратким красноречивым «словцом-командой», без которого не возможно, никак не возможно, ну, совершенно!.. Но в обычной светской беседе или даже просто в присут-ствии рядом не то чтобы дамы, просто «гражданского лица», настоящий «морской волк» никогда – слышите господа современные деятели культуры, всерьез обсуждаю-щие вопрос о разрешение использования «мата» на телеэкранах? – никогда себе этого не позволит! И не надо в его публичные уста вкладывать сугубо профессиональный язык… для своих. Во всяком случае, здесь его точно не будет.
Вот так!
Ну, а теперь здравствуй, что ли, милый мой военно-морской флот! Похоже, пришло время снова свидеться с тобой таким вот удивительным образом спустя почти тридцать лет. Признаться – не ожидал. В этих «неумелых записках» ты возвращаешься так ярко и так живо, что уже крайне трудно разобрать, где сущая правда в них, а где иллюзии о том славном, но великом флоте восьмидесятых…
Почему в великом?
Здесь не о чём спорить, рассуждать, достаточно взглянуть на статистику.
Впрочем, ныне флот кажется снова в почете. Он снова динамично развивается, а значит, мои дорогие современные лейтенанты, вчерашние курсанты, коим, прежде все-го, и предназначены эти записки далее, вновь сталкиваются с теми же самыми пробле-мами становления на своих первичных офицерских должностях, что и лейтенант Ста-риков в далекие восьмидесятые. Очень не хотелось бы, чтоб кто-нибудь теперь судил о флоте того периода по гениальным и высокохудожественным запискам разного рода тыловиков и прочих около флотских специалистов, которые никогда не отягощали себя ответственностью за личный состав, экипаж боевых кораблей. Его у них просто-напросто не было, ну, не положен он им. А раз так, то и не понять им, что иногда дей-ствительно в «маразматических» до абсурда командах скрыт сакральный смысл и опыт поколений (о нём-то и речь здесь), позволяющий уберечь этот самый личный состав от беды, дабы банально выжить вместе с ним.
— В море каждый, не задумываясь, обязан выполнить любую, самую, казалось бы, нелепую команду командира, даже подчас рискуя собственной жизнью, – наставлял молодых офицеров командир звена рейдовых тральщиков капитан-лейтенант Нестеров. Старожилы рассказывали, как когда-то на его корабле матрос впередсмотрящий пер-вым обнаружил контактную мину непосредственно у корабля и, не раздумывая, по ко-манде ринулся в кипящее море, дабы оттолкнуть её от борта, чем в итоге спас всех от неминуемой гибели.
Что с ним случилось дальше?
Эта его история, поведать о ней может только он!
…А и крикну-ка ему, великому во все времена военно-морскому флоту нашей «ве-ликой и необъятной», да и всем добравшимся до этих строк, как бывало в годы нашей удивительной юности: «Военно-морскому флоту, ВИВАТ»!