«Верное решение»

…Где-то на Балтике.
Конец восьмидесятых.
Начало зимы.
Воскресенье. Утро. Светает.
Небо на редкость чистое, сиреневое.
Проснувшийся легкий ветер гонит по гавани отжимную рябь к молам.
Воздух сухой, прозрачный, морозный, но недостаточный для того чтоб ледяная корка схватила своей железной хваткой живую трепещущую поверхность воды. Многие… очень многие жены моряков ждут и мечтают об этом, – выходы мужей в море почти на полгода прекращаются.
Рейдовый тральщик, ласково прозванный матросами «Антилопой», в пятиминутной готовности к бою и походу во всей боевой «амуниции» стоит у стенки минной гавани в дежурстве. Корабль, после прохождения на скорую руку запланированных на осень стендов, учений, курсовых задач, вместе с недавно назначенным на неё командиром, лейтенантом Стариковым Олегом Феликсовичем вновь введен в боевой состав флота, а значит, – допущен к несению всех видов дежурств. Так всегда и… везде: на самого молодого командира сыпятся все дежурные неприятности на рейде. А их, неприятностей, всегда хватает с лихвой: то буй какой сорвет, то рыбак потеряет фарватер, то, не дай Бог, что-то нехорошее вдруг всплывет со дна «пучины морской».
Вот и теперь…
…- Стариков, корабль на выход, – с напряжением в голосе командует командир дивизиона, неожиданно прибывший на дежурный корабль утром воскресного дня, – с тобой на выход отправится старший помощник начальника штаба бригады капитан-лейтенант Комаров.
— Есть, товарищ «кап-три-ранга»! – коротко выдыхает лейтенант.
— Задачу в море, поставит… штабной, – слегка поморщившись на последнем слове, продолжает комдив.
— Есть, товарищ «кап-три-ранга»!
— Да погоди ты!.. – Комдив, не спеша, вытаскивает из кармана мятую пачку «Беломора» и, понизив голос, нехотя цедит сквозь зубы. – Тут главное вот что, на выходе с посредником всегда нужно чётко помнить, что на корабле ты командир, а не штабной и в ответе за всё ты, не он, а значит и решение по действию экипажа принимать тебе.
— Что-то не так, Александр Викторович?
— Понимаешь, командир, – озабоченно тянет комдив, – примета такая… если на выход дежурного корабля прибыл посредник, жди неприятностей. Задача, значит, будет непростая, нестандартная, возможно, что и неправильная. А этот… будет давить, мешать принять решение… верное, единственное.
— Понял, товарищ комдив, – беспечно машет рукой Феликс, – не беспокойтесь, приму… верное.
— Да что ты понял, – беззлобно вскидывается опытный офицер, в сердцах кидая за борт только начатую папиросу, – ничего-то ты не понял! Но слушай внимательно, вникай – согласно Корабельному уставу «…корабль есть боевая единица флота, и командир лично отвечает за его постоянную боевую готовность, правильное использование оружия и технических средств, за… безопасность плавания…» и экипаж…
— Есть, товарищ комдив! – молодцевато перебивает Стариков
— «… за постоянную боевую готовность, правильное использование оружия и технических средств, за… безопасность плавания», – повышает голос Моряков, повторив цитату с начала, – а «…в случаях, не предусмотренных уставами и приказами, командир корабля, сообразуясь с обстоятельствами, поступает по своему усмотрению, соблюдая интересы и достоинства государства». Понимаешь, Олег Феликсович, по-своему усмотрению!
— По-нял, – обескуражено тянет лейтенант и… спешит в рубку корабля «играть» «Большой сбор»…
Ровно через пять минут Антилопа, как и положено дежурному кораблю, будет готова сняться с якоря, о чем Феликс по уставу доложит беспрерывно курящему на стенке комдиву.
Ещё через десять минут к кораблю лихо подкатит под завязку нагруженный коробками продовольствия грузовой ЗИЛ, из кабины которого на ходу выскочит тощий и, оттого кажущийся особенно длинным, зловещим, как кардинал Ришелье, великолепно сыгранный Александром Трофимовым в известном фильме Георгия Юнгвальд-Хинкевича, незнакомый командиру капитан-лейтенант.
А спустя ещё пятнадцать минут после оперативной загрузки провизии на корабль Антилопа помчит на всех своих двенадцати узловых «парах» навстречу… в неизвестность, рассекая набирающие силу утренние отжимные от базы балтийские волны…
— Лейтенант, сколько ветер, – первое, что произносит неожиданно позеленевший старпом начштаба бригады, встав неудобно за спиной Феликса на мостике.
— Около десяти метров в секунду, море два-три бала, – не отрываясь от бинокля, лукаво улыбается в черные усы командир, – пока штиль, но, судя по всему, ветер усилится.
— Почему … по всему? – цепляется к словам штабной.
— Ну, во-первых, полученный утром прогноз, – не обращая внимания на тон «каплея» и не оборачиваясь к нему, деловито рассуждает командир. – А, во-вторых, по волне, в-третьих, по небу, в-четвертых, по…
— А что… с волной и небом не так, – брезгливо озираясь, давит СПНШ.
— Почему не так? – веселится Олег. – Всё так, как и положено, – оторвавшись от бинокля и развернувшись, наконец, к «каплею», поясняет молодой лейтенант, – ветер… западный, в пару от нас милях уже с гребня барашек срывает, а на горизонте черные кучевые облака, заметно растут, ну, то есть движутся прямо на нас.
— Да-а, действительно… растут, – глянув на горизонт, тянет «черный кардинал», – но… за островом нормально будет, не достанут.
— Каким островом? – оживает Олег, — где?
— На дальнем стенде, – поясняет штабной, – для…
— Знаю. И что там?
— Да ерунда… лодка, – отмахивается «каплей», — просто отшвартуемся к ней и передадим груз.
— Лодка? – хмуриться Феликс, – подводная? Отшвартуемся к железной громадине, 90% корпуса которой скрыто водой на этом пластиковом кораблике?
— Точно так, командир, отшвартуемся, – чеканя каждое слово, закипает «великий флотоводец». – Это… приказ, Стариков!
Феликс всматривается в пылающие гневом глаза старпома начштаба бригады, словно что-то пытается отыскать в них, и вдруг, не произнеся ни слова, чем несказанно удивляет и… обескураживает того, привыкшего к непрекословному подчинению куда как старших офицеров и по возрасту и по званию, разворачивается и уходит с мостика в рубку тральщика…
В базе про капитан-лейтенанта Комарова говорят всякое.
С одной стороны все знают его безукоризненное, можно даже сказать педантичное отношение к документации: её ведению, оформлению, знанию. Здесь он, безусловно, неподражаемый гений! Без подготовленных под его руководством карт, планов, журналов не обходится ни одно учение бригады, базы, а на оперативно-штабных учениях флота он ни единожды становился победителем в данном виде штабного искусства. А это очень даже немало для карьеры офицера: «без бумажки, ты букашка». Многие предпочитали с ним дружить, ну, или…, как минимум, не ссориться.
С другой, – за глаза, как говорится, в курилке, – многие старожилы бригады удивляются, как могло так случиться, что молодой лейтенант, ни дня не послуживший непосредственно на действующих кораблях сразу после училища, попадает в штаб, да к тому ж не дивизиона, а бригады на одну из самых высоких должностей. Такое бывает редко, крайне редко, если не сказать точнее: такого… вообще не бывает на флоте!
Значит… здесь что-то не так.
Теперь, дослужившись до «каплея», в скучающем взгляде Комарова всё чаще проскакивают холодные искры надменности, пренебреженья к окружающим, особенно к младшим по должности, званию. Во всей его долгой, несоразмерно худой фигуре видится что-то змеиное, дьявольское, особенно в момент, когда чувство собственного достоинства вдруг «взбрыкивает» у него где-то там внутри. В такие минуты тело его начинает подергиваться, извиваться, пыжиться, а голос от напряжения срываться на фальцет, визжать или даже шипеть.
…- Лево руля, курс восемьдесят семь, – неожиданно громко хрипит динамик на мостике Антилопы, чем выводит СПНШ из состояния… непонимания.
— Есть лево руля, – слышен ответ рулевого, – есть восемьдесят семь градусов.
— Рубка, Мостик, вижу прямо по курсу подводную лодку, – докладывает сигнальщик.
— Есть, Мостик, – отвечает командир, – рулевой, курс на стенд с подводной лодкой.
— Есть на стенд, – вторит рулевой…
Озадаченный было Комаров, увидев прямо по курсу субмарину, довольно улыбается, представив, как доложит начальнику тыла базы, влиятельнейшей фигуре во все времена и во всех родах войск, да и не только войск, об исполнении его нечаянной просьбы, точней даже не просьбы, намека. Тот, накануне намекнул ретивому капитан-лейтенанту, вечно снующему по коридорам штаба базы, о некой сложности для него с доставкой провизии на лодку, нежданно оказавшейся в начале зимы на дальнем стенде. Что там, в тылу случилось со вспомогательным специально предназначенному для этого судном, он не говорил. Возможно, его уже законсервировали на зиму или поставили в док на плановый ремонт, или ещё что не так с экипажем, командиром. Бог весть! Но в тот момент у «великого флотоводца» и «родилась» чрезвычайно «умная» идея задействовать для этого малый дежурный корабль бригады, не считаясь с «…правильным использованием технических средств…» имеющегося, а точнее совсем не имеющегося у рейдового тральщика для передачи грузов в неспокойном море.
Феликс, к удивлению «бумажного офицера», за три долгих месяца своего командования строптивой Антилопой уже заимел свой личный боевой опыт и своё личное мнение на всё и вся. Урок первой зимней швартовки на рейде гавани, где он чуть не потерял Родьку Рудера, не прошёл зря, усвоен крепко. Молодой лейтенант нередко вспоминает слова начальника кафедры корабельным уставом их училища, в прошлом заслуженного командира крейсера: «Об тройной интеграл, товарищи курсанты, на палубе не споткнетесь…». Помнит и наставление комдива, сказанные ему перед самым выходом: «…море одинаково не терпит ни разгильдяйства, ни неоправданного геройства, просто делай то, что положено и всё, как бы там над твоим «маразмом» затем не насмехался какой-нибудь «штабной… химик» или прочий несведущий сброд».
…- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите доложить. – Феликс неожиданно появляется на мостике перед благодушно улыбающимся своим мыслям офицером штаба с каким-то журналом в руках.
— Докладывай, лейтенант, – неохотно оторвав взгляд от лодки, покачивающейся на крутой балтийской волне уже на расстоянии нескольких кабельтовых, беспечно отзывается тот.
— Согласно проведенным измерениям в настоящее время в районе стоянки лодки ветер западный с переходом на северо-западный, скорость достигла тринадцати, а порывы восемнадцати метров в секунду, – монотонно чеканит командир, – море превысило три балла. Учитывая данные метеоусловия, а также то, что подводные габариты лодки и расположение её средств жизнеобеспечения мне не известны…
— Та-ак, – бесцеремонно перебив лейтенанта, тянет сквозь зубы «серый кардинал», – это ты к чему клонишь, лейтенант,
— Учитывая тактико-технические характеристики вверенного мне корабля, принимаю решение, – не обращая внимания на штабного, как ни в чем, ни бывало, продолжает рубить Феликс, — швартовку к подводной лодке не производить!
— Ты-ы, – тянет Комаров, – принял решение? Да кто тебе вообще дал право принимать решение? – От неожиданности он задыхается, брызжет слюной и, не сдержавшись, хватает командира за грудки и, что есть сил, тянет его к себе.
— Да при такой швартовке мы и лодку помнем, и Антилопу «угробим», и экипаж вместе с ней покалечим, – теряя самообладание, кричит в перекошенное гневом лицо «каплея» Феликс и одним коротким отработанным на уроках физкультуры ещё в нахимовском училище взмахом левой руки легко сбрасывает «девичий» захват «штабной крысы» с отворотов своей канадки.
— То-а-ищ лейтенант, – срывается на визг «великий флотоводец», – что вы себе позволяете, я вам при-ка-зы-ваю…
— Сю-да, – грубо, но, совладав с собой, спокойно перебивает его лейтенант, поднеся к носу грозного Кардинала журнал, – сюда приказывай.
— Что сюда? – «фонтанирует» тот.
— Пиши сю-да, – брезгливо, но уверенно, по-прежнему не повышая голос, выдыхает командир, – в вах-тен-ный жур-нал, чтоб не отказался потом, а там… посмотрим.
— Что посмотрим? – неожиданно успокаивается «штабной волк», «волчара». Поистине, нет ничего убедительней официальной «бумажки» для любого умудренного правилами «бюрократии» – теперь говорят «юриспруденции» – человека и подписи, которую тот лично сам должен поставить под тем или иным документом. Одно дело говорить, другое – подписаться под тем, что говоришь!
— О твоем приказе и своем решении я доложу оперативному дежурному Базы, – с ненавистью глядя в глаза Комарова, невозмутимо льет металлом Стариков, не церемонясь и не подбирая выражений, – вот и посмотрим, кто на Антилопе «…право имеет, а кто тварь дрожащая».
— Да я ж… тебя, – с ненавистью шипит «каплей» и вдруг, словно подавившись, умолкает, удивленно с открытым ртом глядя сверху вниз на упрямого лейтенанта.
— «В случаях, не предусмотренных уставами и приказами, командир корабля, сообразуясь с обстоятельствами, поступает по своему усмотрению, соблюдая интересы и достоинства государства…», – цитирует Феликс, словно шлёпая по щекам штабного, нависшего над ним в нелепой позе согнутого «фонарного столба», слова Корабельного устава, напомненные ему комдивом перед выходом.
— Да, я ж… тебя, – задыхается старший помощник начальника штаба бригады и, безнадежно, с ужасом глядя на висящий перед его носом журнал в руках командира, разворачивается и суетно покидает мостик.
По быстро угасающему темно сиреневому небу несутся низкие лохматые тучи. Ветер уверенно срывает белые барашки с гребней волн, рисуя длинные причудливые линии на их животах. Воздух заметно теплеет и, перенасытившись влагой, больно хлещет по корме рейдовый тральщик, спешащий в гавань. Слава Богу, огни молов уже рядом, несущийся вслед за Антилопой шторм остается позади. Все технические средства корабля в этот раз исправны и работают в штатном режиме, экипаж за последний месяц сильно постарался, приведя РТ после летней спячки в порядок.
Спасибо ему… экипажу!
Смеркается. Вечер. Воскресенье.
Начало зимы.
Конец восьмидесятых
Где-то на Балтике…