«Житейские проблемы»

…Где-то на Балтике.
Конец восьмидесятых.
Начало зимы.
Понедельник. «Мертвый час», точней два часа отведенные распорядком дня на обед, послеобеденный отдых и решение прочих личных вопросов…
На флоте всё, буквально всё учтено и расписано в распорядке дня, всевозможных инструкциях, наставлениях, корабельном и прочих уставах. И это, пожалуй, правильно, кто бы и как из непосвященных ни думал! За многими неразумными, смешными, путанными и даже «тупыми» наставлениями, кажущимися на первый взгляд простой формальностью, данью памяти устаревшим традициям военных моряков, стоит многовековой опыт предыдущих поколений. За каждой буквой столетиями бессменных инструкций военно-морского флота – реальные судьбы, жизни. Одним из таких атавизмов на флоте является особо любимый и почитаемый моряками, а потому свято соблюдаемый до сих пор «мёртвый час». Здесь именно тот случай, когда не надо полагать и раздумать над «смыслом» бытия, тем более там, где смысла никакого нет, есть лишь факт, принятый за аксиому: «так надо, потому что – надо так». И всё!
…Пролетевший ночью над гаванью шторм ушёл, море успокоилось и на радость многим замерзло. Лед, быстро схватив гладкую морскую поверхность в гавани, ретиво взялся и за рейд, все запланированные выходы в море, естественно, отменились сами собой. А значит пришло время решать накопившиеся за навигацию многочисленные домашние житейские проблемы. У лейтенанта Старикова Олега Феликсовича, командира рейдового тральщика, ласково прозванного моряками «Антилопой», нет теперь ничего более важного, чем найти жильё, ну, то есть, постоянное место проживания, для своей семьи, состоящей пока ещё только из него самого и жены. Съемную три месяца назад комнату у замечательной старушки Нины Егоровны, с которой они познакомились совершенно случайно в одном из близлежащих с гаванью жилых дворов, пришло время освобождать в связи с возращением её сына из командировки.
Что делать?
Ах, до чего ж замечательный вопрос! Сколько раз задается мы им и его спутником – кто виноват? – на всём протяжении своего Пути.
Конечно, Олега, как и всех других, вновь прибывших к новому месту службы офицеров, три месяца назад включили в список нуждающихся в получение «жилья», но эта прекрасная перспектива для его семьи была весьма и весьма отдаленной. Он это сразу смекнул, пообщавшись с коллегами, а потому не стал сидеть, сложа руки в ожидании «у моря погоды», а с первого же дня пребывания в гавани, говоря современным языком, занялся кропотливым маркетингом: изучением обстановки и поиском неординарных идей в этом направлении. За прошедшую осень Феликс переговорил практически со всеми офицерами и мичманами, много лет «мыкающимися» в базе по съемным квартирам, выведал и оценил их опыт, перезнакомился со всякого рода писарями, оформителями, секретарями, которые, так или иначе, имели отношение к жилищно-бытовой комиссии Бригады. Выведал у них, кажется, все тайны «жилищной канцелярии, кому как не им знать все «входы-выходы» в этом щепетильном житейском деле. Но как бы то ни было, результат его поиска был пока плачевным: выяснилось, что более половины офицеров дивизиона так же, как и он, вообще не имеют никакого жилья кроме собственной каюты на корабле и, лишь изредка, в отпуске видятся с семьями, женами, если, конечно, те у них… ещё остались. Нашлись, конечно, и такие, кто, не сильно печалясь, выбрали себе «спутницу жизни» прямо здесь, в базе с жильем и удобствами. Оказались, правда, и те немногие счастливцы, кто через пару пятилеток получил-таки своё собственное жилище, дождавшись своей очереди. Но все эти варианты устройства семьи ему, молодому лейтенанту сейчас совершенно не устраивали, – ждать они с женой не могут, у них в запасе лишь три дня, точнее уже два с половиной, за которые надо куда-то съехать.
Вот так!
В общем, не с веселыми мыслями Феликс входит в кают-компанию офицеров дивизиона, расположившуюся в соседнем с политотделом Бригады здании, где ему только что в очередной раз отказали в приеме заявления на срочное предоставление комнаты, хотя б в каком-нибудь общежитии, подменом фонде, бараке, казарме, наконец. Что ж, остается надеяться, лишь на чудо, – на его величество случай!
— Послушай, Олежка, – внимательно выслушав обиды лейтенанта, говорит секретарь комсомольской организации бригады Володька Прокофьев, случайно оказавшийся с ним за одним столом, – а ты был в заводских общежитиях?
— В каких… общежитиях? – удивляется Стариков.
— В каких-каких, – передразнивает Володька, – заводских! Их тут вокруг гавани несколько, к примеру, нашего Судоремонтного завода.
— Не-ет.
— Эх ты сыщик, весь город протралил в поисках съемного жилья, а на родном заводе под боком так и не побывал. Кстати, ваш секретарь комсомольской организации, Петя Скрипка, там где-то, в этих «общагах» и проживает.
— Не может быть, – выдыхает Феликс, – а я-то, пожалуй, с ним единственным в дивизионе про то не говорил, понимаешь, он какой-то…
— Важный, шумный, неприступный – смеется Володька, – да-да, знаю! Но вопрос «жилья» нас не только «испортил», говоря словами Булгакова, но и объединил… в соседи, а значит…
— Спа-си-бо, друг! – недослушав, кричит Феликс уже из коридора и, немедля ни секунды, мчит на всех «парах» к флагманскому кораблю, где обычно и дислоцируется выборный секретарь комсомольской организации их дивизиона, он же боцман корабля мичман Скрипка.
— Что-что, заводское общежитие? – возмущается Петя. – Кто вообще тебе это сказал? – Петр, в отличие от неторопливого, бессуетного Володька Прокофьева энергичен, напорист, бесцеремонен, к тому же здесь, в дивизионе он самый опытный, бывалый, служит больше десяти лет, оставшись на сверхсрочную службу. Последние пять лет мичман – бессменный выборный секретарь комсомольской организации, а попутно и её нештатный завхоз. Всё, буквально все вокруг него кипит, движется, меняется, жаль только, что из начатого им немногое доходит до логического конца, до точки. Если вдруг что-то пошло не так, комсорг быстро теряет интерес к нему, и переключившись на что-то иное, менее рутинное. – Это ж надо такое придумать? – громко на всю стенку бушует он. Эту особенность «боцмана-комсорга» Феликс уже давно хорошо разглядел, потому и решил действовать с понятным Пете напором, «нахрапом», что ли, по-другому его вряд ли удастся «заразить» действом, подвинуть на свершения.
— Меня, товарищ мичман, к вам с комсомольским наказом направил комсорг Бригады! – также громко, с нажимом на слово «наказ» давит лейтенант.
— Володька? Прокофьев? Вот добрая душа, – обескуражено тянет мичман, с еще большим интересом уставившись на молодого офицера, – ну-у, раз сам политотдел Бригады… с наказом, тогда другое дело. Вы у нас новый командир «Антилопы»?
— Так точно, – серьезно рапортует Феликс.
— Ну, и от-лич-но, –незаметно перейдя на «вы», с некоторым беспокойством тянет боцман-комсорг,– а вы, товарищ лейтенант, давно с комсоргом Бригады знакомы?
— Давно, – не смущаясь, врет Стариков и, заметив внимательный взгляд Пети, для убедительности добавляет, – очень давно, товарищ мичман.
— Ну что ж тогда слушайте и вникайте, – привычно тараторит комсорг, — «общага» вовсе не заводская, Володька не в курсах, она принадлежит Тылу базы, просто «повешена» на баланс завода. За нашей бригадой числится десять комнат, распределяют их теоретически на жилищно-бытовой комиссии, где Володька числится секретарем, но по факту все решает не она, а лично комендант, назначенный начальником Тыла: кто к нему вовремя и правильно «подкатит», тому он «зеленую улицу» и сделает, а уж после оформляют всякие там протоколы. Понятно?
— Понятно! – коротко и с воодушевлением жмет Феликс, ничего в итоге из сказанного умудренным житейскими передрягами боцмана-мичмана не поняв, но, догадавшись, что всё это для него совершенно ничего не значит. Здесь главное уловить, что требуется лично от него, не показавшись при этом в глазах бывалого комсорга, как говорится, не «в теме», а то ведь птица-удача, может и помахать своим нежным крылом на прощание.
— Ну, вот, а теперь вникайте дальше,– распаляется Петр, – два дня назад из Бригады перевели штурмана с базового тральщика в соседнюю базу.
— Та-ак, – многозначительно тянет Феликс.
— А за ним числится комната у нас в общежитии, которую он должен скоро сдать.
— И что?
— Как что? – взрывается Петр, – сдать, говорю, должен, вникайте быстрей!
— По-нял, – снова многозначительно давит Стариков.
— Ну, вот, поясняю, сдать-то он должен, да не сдаст, пока кто-нибудь у него этого не потребует.
— Да-а, де-ла! – обречено выдыхает ничего не смыслящий в хитроумной под коверной «мышиной возне» лейтенант. Но, почувствовав, что во всем сказанном Петей Скрипкой есть что-то реальное, конкретное, при этом какой-то хитрый подвох с его стороны, проверка, уверенно добавляет, – мне всё ясно, товарищ мичман, будем действуем немедленно, говорите, что требуется от меня прямо сейчас.
— Что… требуется… прямо… сейчас? – словно взвешивая слова, медленно проговаривает тот, – ваше заявление на коменданта, – вдруг неожиданно выстреливает и, хитро прищурив левый глаз, тихо добавляет, – и две банки по «ноль пять».
— Есть, – коротко выдыхает Стариков и, не сказав ни слова, срывается с места к себе на корабль в каюту, где на всякий случай у каждого командира на всякий случай имеется «неприкосновенный запас» спирта.
Заявление Феликса и «железные аргументы» для коменданта через пять минут окажутся в руках комсорга и, как говорил небезызвестный Остап Бендер: «…лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся». И он действительно тронулся…
Ну-у, и кого тут повернется язык сказать, что политработники на флоте не нужны вовсе, мол, ничего они не смыслят в военно-морском деле и ни за что не отвечают. Конечно, в подразделении всегда и за всё в ответе командир и только командир, ему тяжелее всех, не понимать это может лишь тот, кто никогда не бывал в его «шкуре». Но и он, командир, кокой бы не был правильный и замечательный, нуждается в противовесе, балансе, антиподе, что ли, себя. Любое единоначалие искушает, губит… всех и каждого. Это факт! А, кроме того, никто лучше специально обученного «общественника» не способен организовать ни одно культурно-значимое мероприятие на корабле, в коллективе: культпоход, конкурс, собрание, соревнование, викторину, встречу с членами семей экипажа и даже… похороны. Увы, такое случается. В общем, такое устройство любого коллектива, социума, возможно даже страны наиболее правильное, устойчивое. Всему должен быть противовес, баланс. Вопрос лишь в том, как его создать?
…уже утром следующего дня, находясь в общем строю дивизиона на подъеме флага, Петя Скрипка, довольно улыбаясь, прошепчет на ухо Феликсу:
— Срочно беги к Володьке, проси оформить решение ЖБК, пока никто не опомнился, твое заявление с одобрением коменданта у него.
— Спасибо, друг, – искренне на всю стенку прокричит Стариков, сорвавшись с места, как только прозвучит команда комдива: «вольно, разойдись».
— Спасибо не булькает, – шутливо прогудит тот и туже, забыв про него, с напором переключится на не успевший ещё разбежаться по кораблям личный состав дивизиона, раздавая им многочисленные поручения и команды по подготовке очередного отчетно-перевыборного собрания.
В общем, новый день задался, полетел, помчался.
На кораблях играют «малую приборку» плавно переходящую в проворачивание техсредств и механизмов.
Вторник.
Начало зимы.
Конец восьмидесятых.
Где-то на «старушке» Балтике…