«Вы, товарищ, коммунист?..»

…Где-то на Балтике.
Когда-то в конце восьмидесятых.
Начало зимы.
Суббота. Утро. Дивизион рейдовых тральщиков.
Командир рейдового тральщика с бортовым номером 229, ласково прозванного «Антилопой», лейтенант Стариков Олег Феликсович, стоит на ходовом мостике, придирчиво наблюдая за работой экипажа на верхней палубе во время начавшейся «большой приборки», и неожиданно замечает, как со стороны соседнего дивизиона по стенке к кораблю спешно приближается небольшая группа сильно возбужденных офицеров. По-видимому, их встревожила какая-то чрезвычайно неприятная весть.
— Товарищ капитан-лейтенант командир корабля, лейтенант Стариков, – удивленно представился Феликс, спустившись с мостика к трапу навстречу вступившему на него невысокому, коренастому офицеру с приплюснутым боксерским носом, – сообщите цель вашего прибытия на корабль и…
— Да ты, что?.. «Карасина позорная», «обурел» тут совсем… на рейдовом, – грубо перебивает тот, бесцеремонно спрыгивая на палубу рядом и пропуская за собой ещё двоих: длинного тощего лейтенанта и крупного упитанного мичмана с красным лицом. На поясе последнего Феликс с удивлением матросский ремень с ярко начищенной медной бляхой.
— Та-ак!.. – Ну, кто ж не знает, что ни офицерам, ни мичманам матросский ремень не положен, им его и вдевать-то некуда: тренчики на офицерских брюках гораздо уже матросских. А, впрочем, и у самих матросов ремень, как правило, функцию поддержки брюк выполняет едва ли. Моряки – всем известные пижоны и форму носят всегда подогнанную «тютелька в тютельку» под себя, а иначе нельзя: во-первых, она должна быть исключительно удобна, не цеплять за всевозможные углы и приспособления на верхней палубе корабля, а во-вторых, элегантна и представительна на берегу. А то, как же иначе? Вот и у ремня есть своя функция, иная, незаметная. Он, как и «головной» убор, развивающиеся на ветру ленточки, прежде всего украшение моряка, содержится в абсолютном порядке, блеске. А, кроме того, ремень средство обороны: каждый моряк умеет одним рывком, расстегнув бляху, выдернуть его из тренчиков и, намотав на руку, занять боевую позицию для отражения неожиданной атаки. – Чего надо? – уставившись суровым взглядом боксеру в переносицу, закипает Стариков.
— Чего надо? – сквозь зубы выплёвывает долговязый лейтенант, смешно двигая смоляными загнутыми в подкову усами. – Ты вскрыл мою комнату в общаге?.. Там мои вещи!
— Во-рю-га, – заходя Феликсу за спину, брызжет утренним перегаром красномордый, и, демонстративно медленно намотав ремень на руку, вдруг истерично визжит, – сам признаешься, куда шубу норковую дел или в отделение оттащить?..
— По-нят-но, – беззаботно ухмыльнувшись, неожиданно спокойно тянет командир, – а я-то думал, что что-то стряслось… Ну, что ж, товарищ лейтенант, цель вашего визита с мичманом мне ясна, – и бесстрашно повернувшись к ним спиной, обращается к коренастому, – а скажите-ка мне вы, товарищ капитан-лейтенант, вы коммунист?
— Что-о? – растерянно давится «боксер», вглядываясь в загорающие недобрым светом серые глаза Старикова.– Кто-о?..
— Вы, товарищ капитан-лейтенант!.. – «Предотвращенная схватка, – выигранная схватка», но если бой с неравным противником неизбежен «…никогда не вступай в сражение с толпой обезьян, уничтожь главаря, остальные признают тебя победителем» и, конечно же «…бей первым».– Кто ж ещё? Потому как вы должны отдавать себе отчет, что, будучи старшим по званию, являетесь главарем банды, самовольно без моего, либо моего командования разрешения, вторгшейся на боевую единицу флота! И осознавая серьезность вашего проступка, прежде чем преступить к предписанным мне корабельным уставом действиям, я ещё раз русским языком спрашиваю вас: вы коммунист, товарищ?
— Не-ет, не коммунист, –растерянно выдыхает «каплей» и, отступив на полшага от Феликса, с опаской в голосе представляется по уставу, – я, старший помощник командира четыреста тридцать первого базового тральщика, на котором служил штурман из той самой несчастной комнаты, которую он передал нашему молодому лейтенанту. – И опомнившись, – но при чем тут коммунист или не коммунист?
— Понятно, – потеряв интерес к боксеру-старпому, отворачивается от него Феликс, — а вы, товарищ лейтенант, или вы, товарищ… мичман, коммунисты?
— Ну-у, я коммунист! – с ненавистью выдыхает долговязый в развивающейся, словно бурка на ветру, шинели, – и что из того?
— Очень хорошо, – радуется Феликс, с интересом разглядывая полыхающее гневом лицо, – тогда, вас, как коммунист коммуниста, попрошу вывести своих несознательных товарищей комсомольцев на стенку и проследовать вместе со мной… в политотдел.
— Куда? – трет вспотевший лоб чернолицый, сдвинув форменную «шапку-ушанку» на затылок.
— В политотдел, к начальнику, – лукаво глядя снизу вверх в темно-карие глаза, рубит Феликс, – для подачи рапорта о случившемся конфликте и публичного разбора возникшей ситуации с комнатой на партсобрании Бригады.
— А не пошел бы ты… лейтенант, – с поднятым для удара ремнем, начал, было, мичман, не заметив, как зацепился бляхой за ручищу подоспевшего к «полю битвы» боцмана, старшего матроса Стрельбы.
— Отставить, – очнувшийся от потрясения, вмешивается старпом базового – ты что, Стариков, шуток не понимаешь?.. Но посуди сам, это ж не справедливо, когда в твою комнату вваливаются чужие, роятся там, в вещах, да ещё в придачу и замок двери меняют.
— Чу-жи-е? – выдыхает Феликс, краем глаза замечая, как весь его небольшой экипаж в полном составе выстраивается «строем уступа» за спиной Стрельбы. – К вашему сведению, товарищ капитан-лейтенант, эта комната принадлежит не дивизиону базовых тральщиков, а тылу Базы, числится на балансе судоремонтного завода и закреплена за Бригадой, которая два года назад на ЖБК распределила её вашему бывшему штурману на период службы его в Бригаде. Вчера исполнилось ровно два месяца, как он покинул нашу войсковую часть, но ключи в нарушение условий договора до сих пор коменданту общежития не сдал, напротив даже украл запасной комплект у администратора.
— И что из того? – не утихает длинный.
— А то! – не оборачиваясь, снова закипает Стариков, – позавчера на жилищно-бытовой комиссии Бригады, был рассмотрен мой рапорт, согласованный с начальником Тыла Базы, директором завода и комендантом общежития, где комната была перераспределена мне.
— И что из этого…
— Таким образом, – бесцеремонно перебивает Олег, – со вчерашнего дня я являюсь законным её владельцем, о чем имеется соответствующая выписка комиссии. Старший администратор общежития вчера установленным порядком прописал нас совместно с женой в данное помещение, чужое имущество, по недоразумению оказавшее в моей комнате, мы вместе с ним описали и перенесли к нему на склад для временного хранение. Деньги за неоплаченный последний квартал на коммунальные расходы комнаты я уже внес, квитанция у меня, если желаете мне компенсировать расходы за нерасторопность своего штурмана, то я не возражаю!..
— Вот это да-а-а, — опустив руки, тянет обмякший мичман, не заметив, как лишился своего «боевого ремня».
— Ну и чья это комната? – Феликс сердито, не мигая, буравит глаза «кап-лея». – Кто в ней чужой, да и… тут, на Антилопе, кстати?
— Здорово, – секунду помолчав и переглянувшись с покрывшимся малиновыми пятнами долговязым лейтенантом, выдыхает старпом и, глядя в сверкающие серые глаза Олега, вдруг протягивает ему руку, широко улыбаясь, – молодец, командир, уважаю…
Жильё. Первое собственное жильё!
Что может быть желанней и важней для молодой семьи?
И пусть даже это жильё будет самая-самая маленькая и абсолютно пустая комната с оборванными в ней обоями, под которыми кишат полчища насекомых, все одно — ничего важней и желанней её в этом мире для двоих молодых людей нет! Во всяком случае, не было тогда, в восьмидесятые.
…Итак: дивизион рейдовых тральщиков.
Антилопа.
Идёт «большая приборка», группа офицеров соседнего дивизиона, мирно пожав руку «борзому» лейтенанту убывают восвояси.
Суббота. Начало зимы.
Когда-то в конце восьмидесятых.
Где-то на Балтике…