Печальный выбор

Крикнув ей через шторку, что посмотрит себе что-нибудь в мужском отделе, он оставил их в галерее примерочных. Жена и старшая дочь мерили платья, младшая смотрела телевизор. Взгляд продавщицы кольнул на выходе в зал, видимо, не часто здесь иностранцы.

Бессистемно бродил он среди штанов и мужских рубашек, пользуясь свободой, чтобы обдумать рассказ. Настроение он уже схватил и зафиксировал несколькими предложениями. Осталось добить сюжет и отсечь неровности. В частности не хотелось делать отца семейства похожим на себя. Не хотелось описывать этот день.

В какой-то момент он сообразил, что двигается для покупателя слишком быстро и хаотично, поэтому не желая привлечь внимание охранника проследовал обрато к примерочным. Мультики все еще крутились на экране, однако, младшей не было рядом, примерочная жены глядела раздвинутой шторкой, а из кабинки старшей дочери торчала старушечья рука, протянутая вместе с какой-то кофтой другой престарелой даме.

Он прикинул, сколько же времени провел за рассказом. Да, пожалуй, могло пройти минут двадцать, за которые его дотаточно резкая в отношениях жена могла запросто пойти с детьми обратно в аппартаменты или к бассейну. Сейчас он действительно стал чувствовать себя виноватым за то утреннее занудство насчет пирожных детям на завтрак — ведь они в отпуске, ну почему не дать семье расслабитья.

Он вышел из магазина, насколько мог глянул вдаль, надеясь увидеть знакомые силуэты, вздохнул и припустил в сторону кондоминиума. По дороге пытался продолжить рассказ, но совестно было перед домашними за проявленную в магазине слабость и за обман, поэтому все свелось к тому, что перебирал каждые десять шагов приятные образы: они с детьми плывут на матрасе, пьют с женой на террасе вино из Бургундии, с детьми смотрят фильм про пиратов, слушают аудиокнигу все вместе по дороге на дачу, стягивает с жены те новые трусики, смотрит выпускной концерт дочери, лежат с женой абсолютно мокрые после спортивного секса, поскольку серия про Смешариков длится шесть минут, а замок в комнате не работает… Ладно сейчас дойдет, помирятся, и он точно затащит девчонок в ближайшую кондитерскую, сняв мораторий на все сладости. Ей же еще до выхода нальет белого сухого со льдом.

Так он поднялся на лифте, свет в холле — подлец, не сработал, сунул ключом в дверь и прошел в аппартаменты. Сумрачно. Наткнулся на что-то. Прошел к окну, раздвинул электрические жалюзи.

Солнце ударило в пол и остатки мебели, и что-то сломалось в его голове. Как-будто проснулся в незнакомом месте, ожидая увидеть родные стены. Это была студия с кухонным уголком, заваленная пустыми бутылками и упаковкой еды на вынос, вдоль стены стоял продавленный диван. Он огляделся, пытаясь не дать сползти и исчезнуть тому туману, той приятной дымке, которой он был окутан весь день. То, что регулирует в организме отождествление реальности с опытом, уже выдало ему верный ответ, а то болезненно-романтическое, что делало его писателем, со скрипом, со скрежетом съезжало с горы и неслось в пропасть.
Он прошел в ванную, глянул на небритого, обрюзгшего мужика напротив, ополоснул лицо водой и совсем не удивился уже найдя свой ноутбук в унитазе. Достал его, все работало. Открыл для начала бельгийского пива, оценил остатки виски и лимонада в холодильнике. Теперь он знал, чем займется в остаток дня, пока летит до самого низа.