День рождения
Возрастные ограничения 18+
Соседям… и не только посвящается.
Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..
Зима.
Конец пятидесятых.
Где-то под Шимском в Новгородской области.
…- Ма-ам, а мам дай рубль… пожалуйста, – кричу с порога.
— Рубль? Возьми… за иконной, — слышу глухой голос матери с заднего двора. — На что тебе?
— На подарок, – отвечаю и, скинув валенки, иду в левый красный угол комнаты к иконам, — думаю, хватит.
— Подарок? – удивляется мама, зайдя на кухню с полным ведром молока, видно только что закончила дойку Машки, нашей коровы. – А кому, доченька, подарок-то?
— Вальке Бровиной, — улыбаюсь, отсчитывая мелочь, — сдачу верну, всё до копейки.
— До копейки, — задумчиво повторяет мама. – А что с ней, Валькой-то стряслось? На что подарок?
— Как что? – удивляюсь. – День рождения ведь, шестнадцать лет, совершеннолетие, отец паспорт ей уже справил, с района вручать приедут. Вот… и меня пригласили.
— При-гла-си-ли, — тянет мать, — не ходи, доченька, не ходи…
— Как это не ходи! – возмущаюсь. — Ты, что придумала? Это ж первый день рождения, на который меня… нас позвали. Первый, ты понимаешь?! Весь класс будет, не только я.
— То-то и «исть», что первый, — причитает мать, — и что весь класс.
— Не понимаю, — сержусь на нее, — и понимать не хочу!
— Глупенькая… у Вальки-то отец кто?
— Кто? – почти кричу.
— Председатель!
— И что?
— А у тебя кто?
— Кто? — продолжаю бушевать.
— Пропавший… без вести не весть где, на полях сражений, ни весточки, ни могилы, ни помощи, ни… заступника.
— И что? – упрямлюсь.
— А то!.. У неё вернулся, выжил, ему почет, уважение, а наш… нет, — обречено, куда-то в сторону говорит мать, — у Вальки на столе и угощение из города будет, и паспорт приедут вручать, и гармонист придет, и…
— Ну и что тут плохого? – задумываясь, говорю спокойней, без напора.
— Пойдешь — должна позвать сама, на свой… день, — виновато улыбается мать. — А что мы с тобой «акромя» молока и картошки на стол поставим? Да и паспорт никто нам не даст, я «вона» до сих пор свой ни разу в руках не держала, говорят, где надо там и «исть». Вдова, солдатка, что говорить?..
— Да-а, — озадачено тяну.
— Сравнивать будешь… не ты, так другие! Искать станешь. Ответов нет!.. Зачем тебе это… нам?
Иду к старинной своей любимой иконе Богоматери с младенцем у сердца и кладу деньги обратно, на место. Подхожу к матери, обнимаю.
— Мам, давно хочу спросить тебя, — говорю, глядя в её понимающие глаза, — а когда у тебя день рождения? Не помню, чтоб ты хоть раз его праздновала? Вот и поздравить когда… не знаю.
— Да чего тут «здравить»?.. Сама не знаю, — слышу уставший голос мамы, — у нас в семье не праздновали дни рождения… никогда. Не принято. Это теперь всё по-новому, по-городскому, в «баре» метим. Мама говорила, зимняя я, в крещенские морозы, что ль на Свет явилась. А в кой день никто не знал. Да и, правда, чего знать-то, справлять, будто радость какая! А «ежели» и радость, так чего ею в глаза-то добрым людям «тыкать».
— Пойдем, мам, молочка парного попьем, — говорю, обнимая.
— И то, правда… пойдем, — улыбается, — Машка целое ведро ноне выдала…
Где-то под Шимском в Новгородской области.
Конец пятидесятых.
Зима.
Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..
Зима.
Конец пятидесятых.
Где-то под Шимском в Новгородской области.
…- Ма-ам, а мам дай рубль… пожалуйста, – кричу с порога.
— Рубль? Возьми… за иконной, — слышу глухой голос матери с заднего двора. — На что тебе?
— На подарок, – отвечаю и, скинув валенки, иду в левый красный угол комнаты к иконам, — думаю, хватит.
— Подарок? – удивляется мама, зайдя на кухню с полным ведром молока, видно только что закончила дойку Машки, нашей коровы. – А кому, доченька, подарок-то?
— Вальке Бровиной, — улыбаюсь, отсчитывая мелочь, — сдачу верну, всё до копейки.
— До копейки, — задумчиво повторяет мама. – А что с ней, Валькой-то стряслось? На что подарок?
— Как что? – удивляюсь. – День рождения ведь, шестнадцать лет, совершеннолетие, отец паспорт ей уже справил, с района вручать приедут. Вот… и меня пригласили.
— При-гла-си-ли, — тянет мать, — не ходи, доченька, не ходи…
— Как это не ходи! – возмущаюсь. — Ты, что придумала? Это ж первый день рождения, на который меня… нас позвали. Первый, ты понимаешь?! Весь класс будет, не только я.
— То-то и «исть», что первый, — причитает мать, — и что весь класс.
— Не понимаю, — сержусь на нее, — и понимать не хочу!
— Глупенькая… у Вальки-то отец кто?
— Кто? – почти кричу.
— Председатель!
— И что?
— А у тебя кто?
— Кто? — продолжаю бушевать.
— Пропавший… без вести не весть где, на полях сражений, ни весточки, ни могилы, ни помощи, ни… заступника.
— И что? – упрямлюсь.
— А то!.. У неё вернулся, выжил, ему почет, уважение, а наш… нет, — обречено, куда-то в сторону говорит мать, — у Вальки на столе и угощение из города будет, и паспорт приедут вручать, и гармонист придет, и…
— Ну и что тут плохого? – задумываясь, говорю спокойней, без напора.
— Пойдешь — должна позвать сама, на свой… день, — виновато улыбается мать. — А что мы с тобой «акромя» молока и картошки на стол поставим? Да и паспорт никто нам не даст, я «вона» до сих пор свой ни разу в руках не держала, говорят, где надо там и «исть». Вдова, солдатка, что говорить?..
— Да-а, — озадачено тяну.
— Сравнивать будешь… не ты, так другие! Искать станешь. Ответов нет!.. Зачем тебе это… нам?
Иду к старинной своей любимой иконе Богоматери с младенцем у сердца и кладу деньги обратно, на место. Подхожу к матери, обнимаю.
— Мам, давно хочу спросить тебя, — говорю, глядя в её понимающие глаза, — а когда у тебя день рождения? Не помню, чтоб ты хоть раз его праздновала? Вот и поздравить когда… не знаю.
— Да чего тут «здравить»?.. Сама не знаю, — слышу уставший голос мамы, — у нас в семье не праздновали дни рождения… никогда. Не принято. Это теперь всё по-новому, по-городскому, в «баре» метим. Мама говорила, зимняя я, в крещенские морозы, что ль на Свет явилась. А в кой день никто не знал. Да и, правда, чего знать-то, справлять, будто радость какая! А «ежели» и радость, так чего ею в глаза-то добрым людям «тыкать».
— Пойдем, мам, молочка парного попьем, — говорю, обнимая.
— И то, правда… пойдем, — улыбается, — Машка целое ведро ноне выдала…
Где-то под Шимском в Новгородской области.
Конец пятидесятых.
Зима.
Рецензии и комментарии 0