Ничего, справлюсь !

Дела-дела…
дела – лишь пыль.
Слова? Слова…
хранят нам быль,
а с нею мысль
и нашу жизнь!..

…- Пенсия? – усмехается совсем ещё не старый, несколько флегматичный, неторопливый, хотя и не сильно полный мужчина. – Пенсия огромная, аж восемь тысяч.
— Да-а, — сочувственно качает головой другой… по военному подтянутый, активный, — на такую «ноги протянешь».
— Ничего, мне хватает.
— А выслуга… сколько? Тебе ж едва-едва сорок стукнуло.
— Ещё не стукнуло, но льготных почти тридцать набрал.
— С коэффициентом… дальневосточным?
— С коэффициентом… полярным и без него.
— Как так?
— Да так, – болезненно улыбается он и, опираясь на толстую деревянную палку-трость, с трудом прохаживается по кабинету своего бывшего приятеля-одноклассника по Нахимовскому училищу, — после распределения у нас на Севере год за два шёл, в Перестройку сделали за полтора, а в девяностые и вовсе сняли, да ещё и сократили в придачу наполовину.
— Да-а, де-ла, — тянет одноклассник, — а ноги, что с ногами-то?
— Да шут их знает, болят! Колени болят, не держат, подгибаются.
— Как не держат? От чего?.. Врачи-то что говорят?
— Да что они могут говорить-то? Всё это, мол, от Севера, я ж там почти семнадцать лет безвылазно по сопкам со своей частью всё излазил, — загораются его глаза, — обслуживание антенн, теодолитов, маяков, створных огней. Что делать, некому, говорю ж, сократили почти всех, а поддерживать инфраструктуру надо.
— И что… совсем безвылазно?
— Ну, почти, разве что в отпуск зимой выскочишь домой, в Питер, да и то, чуть уехал, тут же обратно зовут: «караул, деревня тонет»!
— Ну, и ты…
— Ну, и я еду!.. А как по-другому?.. Никак.
— А семья? – удивляется одноклассник на вид значительно моложе своего собеседника.
— Что семья?
— Семья, тоже всё бросает и едет!
— Зачем едет? – удивляется, — мама дома на пенсии, папа умер… давно.
— А жена, дети? — пытает одноклассник.
— Жена?.. Дети.
— Ну, конечно… дети!
— Жена… была, — неохотно, отвернувшись в окно, цедит хромой, — даже две.
— Две?..
— Первый раз женился в училище, аж на третьем курсе. Всё хорошо было, пока распределение не получил, — поясняет отставник, — в общем, ехать отказалась, сказала, чтоб я увольнялся, работу в городе искал…
— А вторая? – живо перебивает товарищ.
— А эта… поехала, много позже, жаль, — оторвавшись от окна и весело глядя на собеседника, говорит он, — когда ноги, да и не только… ноги, уже дали сбой.
— И что?
— Сказала, что… с инвалидом жить не станет.
— Ушла?
— Нет, я ушел, — потухает он, — так что детей не нажил, увы!
— Комиссовался?
— Да где там, — машет он рукой, — выписали обезболивающие и сказали, чтоб служил… по полной, не думал даже, молодой, мол, ещё.
— Так чего ж ты, глупая твоя голова, не подал рапорт на увольнение? – с болью в сердце искренне восклицает одноклассник, — ну или перешел бы в училище, в Питер, преподавателем? Наших там теперь «пруд пруди». Да черт бы с ней, этой выслугой, пенсией… огромной!
— Да причем тут выслуга? — глядя в глаза другу, удивляется отставник, — причем пенсия?
— Ну, а что тогда? – искренне жмет плечами приятель.
— Да, как ты не понимаешь? – тихо, не повышая голос, одной лишь интонацией кричит он, — у меня есть… было чувство собственного достоинства!
— Достоинства?
— Да, достоинства! Где Родина определила службу несть, там и стоял во блага её, не бегал в поисках места теплого, сладкого, – и, помолчав, вдруг по доброму улыбнулся, заглянув в глаза другу, — а то, что личная жизнь не сложилась, так она у многих и в тепле не складывается, чего уж тут теперь. А я ничего, ничего, справлюсь!
16.03.2017г.

Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также приносит свои извинения за возможное совпадение имен, названий, диалогов, потому как рассказ является художественным, вымышленным, хотя и случайно подслушан в разговоре с САВ в 2005 году (светлая память ему)…