"Мейд ин Поланд." "Марышин."
Возрастные ограничения 18+
«Мэйд ин Поланд». «Марышин.»
Улица закончилась неожиданно. Чернота ночи ударила в глаза. Она как будто остановила тех двоих. Силуэты на долю секунды вырисовались, но были ещё не ясны. Интуиция подсказывала им, что нужно бежать в темноту. Туда, на право, где поглощённый ночным небом, вырисовывался мост, без единого фонаря.
Не сговариваясь, они забежали в камыши. Декабрьская ледяная вода намочила полы плаща высокого худого парня. Руки второго потянули его вниз. Они присели. Прямо в осоку. В воду.
Из освещённой улицы выскочили фары «девятки». Клацнули двери. Тёмные силуэты побежали к мосту. Фары подъехавшей машины шарили по камышам. Двое сидели молча, стараясь не дышать. Нагнув головы.
— — — — — — — Как то не хотелось уезжать. Они только познакомились. Они ещё не определились. Их тянуло друг к другу. Их роман был похож на эксперимент. Они привыкали друг к другу. Он и Она.
Он считал её красивой. И наверное очень хотел.
Она никак не могла бросить своего мужа. Они встречались почти целый год. Он хотел, чтоб она была счастлива. С ним.
Тогда все ездили. Кто куда. Любая заграница была запредельным миром. Он уже был. В Польше. И опять. Опять ему было надо уезжать. Они расстались, как-то не хорошо. Со ссорой. Он уехал. В ночь. Опять в ночь. Она осталась его ждать. У него дома.
Всю дорогу на вокзал он вспоминал сюжет из теленовостей. Паршивый сюжет. О трупе, найденном возле дороги. Какой то русский, убитый видимо из-за машины. Польская полиция считала виновными «злодиев». Как будто дурной знак. Прямо перед выездом.
Это был такой бизнес. Гонять машины из Польши и Германии, из всей Европы в Союз.
Наша публика проникала в близлежащую Поляндию через все доступные в те времена кордоны. Через Брест, через Калининград, гордо именуемый местными Кёнисберг и через Львов.
Он уже был. Через Львов.
— Перепрошую, папиросы е?- возле ларька(киоска) с ширпотребом, его окликнул парень, коротко стриженный, спортивной статуры.
-Нет, -ответил приезжий.
— Папиросы маеш?- спортсмен налягал.
— У меня только сигареты, — визитёр достал пачку«Стюардессы», закурил и показал коробку.
— Папиросы, — криво улыбнулся «рэкетир» и вытащил у парня сигарету прям из пачки. В его глазах была ирония. «Залётный» так себя и почувствовал. Он думал, что уже «началось».
«Ну его в… подумал он, — эту экскурсию. Местные сразу выкупают, как будто написано на табле...»
Не подавая виду, он как ни в чём не бывало, выдвинулся в сторону вокзальной площади. Через время объявили поезд, идущий на Пшемышль. Через Мостиску.
На таможне прошло всё гладко. Никто особо не придирался к алюминиевым мискам, кальсонам цвета «небеска» и другому краму челноков. С нашей стороны.
Поляки были не в гуморе. Один парень, с виду сутенёр, вёз с собой трёх девиц, явно склонных к проституции.
Начальник таможни(или старший смены), сказал:" Хочу вот эту."
Девица в юбке по трусы, отказалась. Ему предложили по 100 S за каждую. Но он встал в позицию: «Нет.»
Весь состав поезда высадили на перрон. Тёток с баулами. Сомнительные морды, псевдо бандитов, «любителей хильнуть» и тому подобную полупьяную торговую публику. Недовольство нарастало. От робкого ворчания, до призывов побить сутенёра.
Одного парня повели на персональный досмотр, раздев до белых импортных трусов.
Двое клофелинщиков готовились глотать ампулы с клофелином, спрятанные за щёку.
Апогей нарастал.
Через пол часа дебатов, девицу уломали. Польский пан удовлетворился и все поехали дальше.
Это был первый раз. Польша как то сразу понравилась. Старинные улочки, костёлы, крамницы.
На вокзале туристов окружили паны, — спирт? папиросам? кобеты есть?
Кто хотел, торговал прям с перрона. Скидывали свои законные два блока «Мальборо» и литру спирта «Роял» по 10 баксов за штуку. «Продуманные» везли дальше, в Варшаву, Краков и Ченстохово.
— Эй, курва-мать,- усатый полицейский гаркнул на ещё одного хлопа, не отправившегося вместе со всеми через мост, а спрыгнувшего с низкого перрона на колию. Парень приветливо пожал плечами, мол «не розумем», продолжая тащить увесистую кравчучку к выходу в город.
Усатый поманил приезжего и когда тот приблизился, сказал: «Десять доларив».
— Пшепрашам, -виновато улыбнулся парень, пытаясь поднять тачку на перрон к копу. Тот сдвинул брови: Десять доларив!
— Та я… Полицейский упёрся пальцем на противоположный перон. Пришлось тащить поклажу назад, через рельсы, а потом ещё и карабкаться с чемоданами через мост. Европа.
(продолжение следует)
Улица закончилась неожиданно. Чернота ночи ударила в глаза. Она как будто остановила тех двоих. Силуэты на долю секунды вырисовались, но были ещё не ясны. Интуиция подсказывала им, что нужно бежать в темноту. Туда, на право, где поглощённый ночным небом, вырисовывался мост, без единого фонаря.
Не сговариваясь, они забежали в камыши. Декабрьская ледяная вода намочила полы плаща высокого худого парня. Руки второго потянули его вниз. Они присели. Прямо в осоку. В воду.
Из освещённой улицы выскочили фары «девятки». Клацнули двери. Тёмные силуэты побежали к мосту. Фары подъехавшей машины шарили по камышам. Двое сидели молча, стараясь не дышать. Нагнув головы.
— — — — — — — Как то не хотелось уезжать. Они только познакомились. Они ещё не определились. Их тянуло друг к другу. Их роман был похож на эксперимент. Они привыкали друг к другу. Он и Она.
Он считал её красивой. И наверное очень хотел.
Она никак не могла бросить своего мужа. Они встречались почти целый год. Он хотел, чтоб она была счастлива. С ним.
Тогда все ездили. Кто куда. Любая заграница была запредельным миром. Он уже был. В Польше. И опять. Опять ему было надо уезжать. Они расстались, как-то не хорошо. Со ссорой. Он уехал. В ночь. Опять в ночь. Она осталась его ждать. У него дома.
Всю дорогу на вокзал он вспоминал сюжет из теленовостей. Паршивый сюжет. О трупе, найденном возле дороги. Какой то русский, убитый видимо из-за машины. Польская полиция считала виновными «злодиев». Как будто дурной знак. Прямо перед выездом.
Это был такой бизнес. Гонять машины из Польши и Германии, из всей Европы в Союз.
Наша публика проникала в близлежащую Поляндию через все доступные в те времена кордоны. Через Брест, через Калининград, гордо именуемый местными Кёнисберг и через Львов.
Он уже был. Через Львов.
— Перепрошую, папиросы е?- возле ларька(киоска) с ширпотребом, его окликнул парень, коротко стриженный, спортивной статуры.
-Нет, -ответил приезжий.
— Папиросы маеш?- спортсмен налягал.
— У меня только сигареты, — визитёр достал пачку«Стюардессы», закурил и показал коробку.
— Папиросы, — криво улыбнулся «рэкетир» и вытащил у парня сигарету прям из пачки. В его глазах была ирония. «Залётный» так себя и почувствовал. Он думал, что уже «началось».
«Ну его в… подумал он, — эту экскурсию. Местные сразу выкупают, как будто написано на табле...»
Не подавая виду, он как ни в чём не бывало, выдвинулся в сторону вокзальной площади. Через время объявили поезд, идущий на Пшемышль. Через Мостиску.
На таможне прошло всё гладко. Никто особо не придирался к алюминиевым мискам, кальсонам цвета «небеска» и другому краму челноков. С нашей стороны.
Поляки были не в гуморе. Один парень, с виду сутенёр, вёз с собой трёх девиц, явно склонных к проституции.
Начальник таможни(или старший смены), сказал:" Хочу вот эту."
Девица в юбке по трусы, отказалась. Ему предложили по 100 S за каждую. Но он встал в позицию: «Нет.»
Весь состав поезда высадили на перрон. Тёток с баулами. Сомнительные морды, псевдо бандитов, «любителей хильнуть» и тому подобную полупьяную торговую публику. Недовольство нарастало. От робкого ворчания, до призывов побить сутенёра.
Одного парня повели на персональный досмотр, раздев до белых импортных трусов.
Двое клофелинщиков готовились глотать ампулы с клофелином, спрятанные за щёку.
Апогей нарастал.
Через пол часа дебатов, девицу уломали. Польский пан удовлетворился и все поехали дальше.
Это был первый раз. Польша как то сразу понравилась. Старинные улочки, костёлы, крамницы.
На вокзале туристов окружили паны, — спирт? папиросам? кобеты есть?
Кто хотел, торговал прям с перрона. Скидывали свои законные два блока «Мальборо» и литру спирта «Роял» по 10 баксов за штуку. «Продуманные» везли дальше, в Варшаву, Краков и Ченстохово.
— Эй, курва-мать,- усатый полицейский гаркнул на ещё одного хлопа, не отправившегося вместе со всеми через мост, а спрыгнувшего с низкого перрона на колию. Парень приветливо пожал плечами, мол «не розумем», продолжая тащить увесистую кравчучку к выходу в город.
Усатый поманил приезжего и когда тот приблизился, сказал: «Десять доларив».
— Пшепрашам, -виновато улыбнулся парень, пытаясь поднять тачку на перрон к копу. Тот сдвинул брови: Десять доларив!
— Та я… Полицейский упёрся пальцем на противоположный перон. Пришлось тащить поклажу назад, через рельсы, а потом ещё и карабкаться с чемоданами через мост. Европа.
(продолжение следует)
Рецензии и комментарии 0