"Мейд ин Поланд" "Триста монет за коня."

«Мейд ин Поланд. Людвиг ван Бетховен.»

Что ни говори, а любят всякие там кавказцы плотных девок. Особенно наших. Не то чтобы толстых. Млеют, как говорят у нас от «справных.»
Справная такая старшая группы, смазливая на мордашку. На Софи Лорен чем то похожа, «Мама Чёли» — кликуха. Губы ярким накрашены и ресницы до супер уровня доведены. И глаза такие зовущие, как говорится «блудные», что ли.
Так он сразу и подкатил. Срисовал типаж.
— Я, — говорит, — Людвиг., Ждёт эффекта. Облизывается.
Только мама Чёли уже занята.
— Я, — повторяет, — Людвиг. Как кампазитор(Через «а»)
Так у них и началось.

Людвиг оказался армянином. В этой нации не бывает плохой нации, бывают плохие люди.
Подделывать американские доллары не сложно. Злотые сложнее. А у этих были. Их приехала целая армянская диаспора.
— Давай зайдём в склэп. Угощаю!
— Дайте мнэ харошей водки и «Мальборо»!, продавщицы мнут злотые: — Тераз полисию позвем.
— Видишь. Не дают. Думают тысченцы паддельные, потому что я чёрный. Русские нужны. Давай в другой магазин.

— Следзь. Три кило земляков, две паленки не драго, блок " Мальборо". Проше.

Рыжий с дамой выходят из магазина. Протягивают сдачу кавказцу:" С пятисот тысченц."
— Оставь себе, молодёжь. Щас в другой зайдём. Мильён разменяем.
Уух. Это ж пятьдесят доларив!

— А ты можешь мне визу сделать? Будто я только въехала?- Маме Чёли не надо быть очаровашкой. Это взаимовыгодное сотрудничество. Как говорится, любовь с интересом.
— Сматри. Долары все проверяют, а злотовки нет. Со ста долларов- шестьдесят мне, сорок- вам. В обменник не сдаёшь. В магазины не большие можно. На окраинах. А само лучше нашим. За товар. Купить на десять. А дать пятьдесят. Товар потом продашь. Никто не кинется, пока до границы не доедит.

Они уже торчали здесь, в Варшаве, с месяц. Перекупая у соотечественников, с переляканными глазами всё что придётся. Денег хватало на выпить и покурить. Ехать домой не было желания. Пустым.
Так вот у них всё и началось.

«Триста монет за коня.»

Сзади засвистели. Через метров пятнадцать внизу свист продублировался.
— Да вижу. Я вас тоже срисовал. — Он понял, что его ведут. По цепочке. Маякуя нижним. До туннеля. Ага. Он туда не пойдёт.
Сзади, в нескольких метрах, закричали. Ругательство по- польски обращённое к нему.
«Пробивают», — русский акцент не спутаешь. Братва. Хорошо, если местные. А если транзитщики, то по беспределу. Он остановился у лоточника с пивом. Достал из кармана «синие»(польский реладорм) и закинулся десяточкой, запив пивом. Ага, вот теперь повоюем.
Прямо перед спуском в тоннель, он сделал поворот на сто восемьдесят градусов и резко, по правой стороне пошёл назад вверх. Возня сзади нарастала. А ему уже было и не так стрёмно. Таблетосы начали действовать.
Надо же быть такому «западло». Только скупились. Товара полные баулы. Не дотянем. С товаром отобьют.
Его ждали. Колежане- хандлёвщики, с табличкой" спшедам бардзо таньо" и вездесущими клетчатыми баулами с «Барабана».
Короче, подходи и бери.

— Меня усекли. Щас по левой стороне нагоняют. На «Стадионе» трогать не будут. Отожмут в тоннель. Давай, -его слова переходят на крик. — На другой выход!
Троица спускается вниз, через трибуны, на зелёную лужайку футбольного поля.
— Не можна,- орёт дюжая охрана. Они уже бегут вокруг. Кто то показывают в сторону ворот.
Старшая группы тащится с баулами по верху.
Да на фиг! Лучше штраф полякам, чем в руки братве.
Такие гонки с препятствиями- вверх, вниз. Победителя ждёт приз.

Приз, в виде авто представительского класса марки «Крайслер» торжественно был подан к ихнему спуску. Шофер, видя делегацию с грузом, замахал конечностями: «Не можна! Не можна!»

Он понятия не имел, как грузится харьковский поезд.
Одного закидывают поверх голов, самого мелкого. Он бежит по вагону. Вламывается в пустое купе. Закрывается изнутри. Открывает окно и принимает багаж. Торбы трамбуются аж под потолок. Когда купе забивается под завязку, вещи грузятся в тамбур и в коридор вагона. А только после этого, трое остальных пассажиров купе залезают на «свои» места и лишь потом обилечиваются.

Компания затрамбовала лимузин. Из гиканья и гаканья этих «русских» поляк уразумел, что надо быстро ехать. Он щёлкнул счётчиком раз, щёлкнул два, три. Машина плавно тронулась.
За тонироваными стеклами стали появляться пейзажи престижных коттеджей. Погони не было.
На всяк выпадок, решили на хату не ехать: — Здесь останови, — один из сидящих сзади протянул водиле привычные 20 долларов. Таксист выдержал паузу глядя на гроши. — Триста долярив, — сухо выдавил он.
— Слышь, ты чё несёшь? Вон у тебя на счётчике 300, по курсу 20 долларов! На тебе ещё на чай 5. Тут всегда проезд двадцатка! Открывай багажник.
Двери авто неожиданно клацнули автоматической блокировкой. — Полиция!- раптом заорал не своим голосом пан, нажимая кнопки на рации. Двери не поддавались! Трандец! Замки стояли, как железные. Стали подтягиваться зеваки. Подъехала полиция с мигалками.
— Надо платить,- полиция явно была на стороне своего. — Триста долларов? — Так.
— Пан, полисмен, то у нас нема доляров. Мыж не вем. Всё в товаре. То може мы дамо пану вещи?
— Курва-мать, нашо мне тот непотреб, — таксист брезгливо дистанцировался. — Тогда один пусть пойдёт за злотыми, а остальные с вещами хай сидят в машине. — Ку… — Начал таксист. — Вшистко в пожонтку? — перебил его коп. — То хай так, — махнул лимузинщик. И прилепил своё вездесущее: Ку… ва!

Пассажир с переднего сиденья вышел с сумякой. Обошёл машину сзади. Поляк открыл ему багажник. Тот взял баул по увесистей. Полиция отъехала. Проходя мимо задней правой двери, он остановился, и технично заглянув в окно, показал глазами — замки не закрыты!
Через пару секунд вся компания бежала в разные стороны, под догоняющие их: — Пердолю дупське… И дальше по тексту.
Таксюк было кинулся то за бабой, то за долговязым. Потом подбежал к открытому багажнику, вскрыл сумку. Там были домашние клетчатые тапочки. — Курва, — он запустил шлёпанцем сорок шестого размера в убегающих.

Они уже ничего не слышали. Они просто бежали в свою свободу, по детски, азартно смеясь на ходу… С Балтики задувал холодный зимний ветер. И только на адресе они узнали, что прокатились на тройном ночном тарифе.

(продолжение следует)