«Шнуроукладчик, часть четвертая, штормовая» (Глава 4)

…Где-то на Балтике.
Самый конец восьмидесятых, начало незабвенной Перестройки.
Осень. Открытое море. Шквалистый встречный ветер. Дождь.
Время тринадцать ноль-ноль.
В Базе третий день идут учения.
Весь личный состав, так или иначе, задействован в отработке, градом сыплющихся на штаб Базы, вводных задач Флота. Практически все корабли Бригады третий день в море, в том числе и дивизион малых кораблей рейдовых тральщиков и шнуроукладчиков, штаб ко-торого во главе с начальником штаба и комдивом расположились на самом быстроходном рейдовом тральщике, прозванным моряками «Антилопой». Лишь три малых, по разным при-чинам наименее подготовленных, корабля-шнуроукладчика дивизиона во главе с вновь на-значенным дивизионным специалистом штаба до сегодняшнего утра оставались в Минной гавани на якоре. Но и им неожиданно сегодня ночью объявили пятиминутную готовность к выходу. Исполняющий обязанности командира этого странного соединения старший лейте-нант Стариков Валерий Феликсович, проще Феликс, только-только переведённый с должно-сти командира всё той же «Антилопы» в штаб, вывел, точнее, доложил о выводе своего со-единения в точку назначения, полученную от посредника учений, которым оказался новый, как и он сам, замполит дивизиона…
Итак: время «Че плюс один»!
… – Курс двести семьдесят, машины полный вперед, – гремит Феликс, подсказывая лей-тенанту курсовые параметры для выхода тому в заданную точку.
– Понял, «Прыжок», понял, – слышен голос Михайлова в динамике, заглушаемый новым неистовым ударом волны в левую скулу флагмана, от которого тот сам неожиданно валится на правый борт, да так низко и глубоко, что даже Федька Моисеев теряет на мгновение управление им.
От этой напасти флагман также как и 51-ый только правым бортом опасно разворачивает-ся к волне и глубоко, практически до линии горизонта, валится под неё на противоположный бок.
– Лево на борт, – мобилизуя себя и личный состав, грубо кричит Стариков рулевому, – полный вперед, – спустя секунду мотористу.
Кораблик, хотя и не сразу, но, благодарно кряхтя и скрипя всеми сочленениями мачты, антенн и надстройки, возвращается на прежний курс.
– Да как тут вообще… что-то ставить?.. – неожиданно сверху над головой Феликса разда-ется возмущённый, почти негодующий голос, пришедшего вдруг в себя замполита-посредника.
Похоже, вися на леерах в полусознательном состоянии с подветренной стороны ходового мостика, он во время срыва флагмана под волну сам вместе с ним ушёл по пояс в обжигаю-щую воду Балтики. От такой кардинальной терапии Пырин словно прозрел, быстро осознав всю глубину бесполезности, если не сказать больше – глупости и даже преступной халатно-сти в поставленной им кем-то далеко-далеко отсюда задаче.
…– Как-как!?.. – от досады на Михайлова, а заодно и на своего бывшего рулевого, не су-мевшего удержать корабль на курсе, Феликс круто поворачивается к замполиту, желая вы-плеснуть на того за его нелепый, никчемный, пустой вопрос всё, что у него накипело. Но, увидев перед собой мокрого, глубоко растерянного, несчастного человека, не кажущего те-перь таким уж и нелепо долговязым, спокойно выдыхает, – задачу выполним, товарищ капи-тан-лейтенант, обязательно… в полном объеме… не переживайте.
– Товарищ командир, – словно в унисон ему радуется в динамике голос старшего матроса Моисеева, – курс триста…
– Моторист, малый вперед, – всё ещё сердясь на него, отрезает Стариков.
– Товарищ старший лейтенант, может, оставим полный, – выглядывает из ходовой рубки Тихомиров, – опять собьемся с курса на малом.
– Поч-ч-чему с-сорвемся?.. – вцепившись в леера, стучит зубами над открытой «броняш-кой» долговязый.
– Нельзя! –обрывает «старлей», – потеряем 51-ый, –и не терпящим возражений тоном, гремит на обоих, – Пырин – в каюту, Тихомиров определить пеленг и дистанцию до точки.
– Ни в кое-е-е… – смешно поёт летящий по трапу в рубку параллельным с кораблём кур-сом «каплей», проваливающийся под очередного неистового гиганта.
– «51-ый», я – «Прыжок», – не обращая внимания на закрывшуюся за ними дверь, пере-крикивает эфир «старлей», – доложите обстановку.
– Курс двести семьдесят, машины – полный вперед, расстояние… уменьшается, – почти сразу и, как кажется дивизионному, уверенней звенит наконец-то голос лейтенанта…
Тем временем флагман, закончив свой затяжной прыжок под волну, начинает не менее ужасающий и стремительный подъем на поверхность, под напором которого, наконец, и Фе-ликс, не выдержав неминуемые перегрузки вдавливающие организм вниз, валится на палубу, сорвавшись с лееров мостика. От накопленной за пять с половиной часов непрерывной бол-танки и бдения усталости его организм невыносимо и безудержно вывернуло наизнанку прямо под себя, на себя, палубу. Впрочем, спустя секунду очередная загоняющая корабль под себя волна унесет в бездну незамеченным этот необязательный конфуз молодого офице-ра штаба.
...– Товарищ командир, рубка… – взывает динамик громкоговорителя.
– Мес-с-сто?.. – шипя сквозь зубы, перебивает Стариков.
– В точке, – звенит Тихомиров.
– Время? – успокаивается Феликс …
За два года командования неугомонной «Антилопой», гоняемой всеми ветрами «туда-сюда – обратно», Стариков научился безошибочно чувствовать свое месторасположение на рейде в любых погодных условиях даже в нулевой видимости, с неработающей радиолока-цией, не прибегая к утомительной канонической прокладке курса корабля на карте. Хотя это и неправильно, конечно, но единственно возможное при плаванье в штормовых условиях на малых кораблях: командир – единственный офицер там, он сам себе и штурман, и механик, и дежурный, и старпом. Всё на нём! Одновременно выполнить всё в суровых погодных усло-виях, а для РТ всякая волна – шторм, просто нереально. При всём при том управлять, хоть как-то перенося невыносимую для его вестибулярного аппарата качку, Феликс мог лишь на ходовом мостике.
Ну, какая может быть прокладка курса на мостике?
Что ж: карту акватории пришлось выучить наизусть, а выпуклый военно-морской сам как-то поселился в нём, научившись определять расстояния и азимут без локации и пеленгато-ров. Теперь при наличии Джи-Пи-Эс приемника буквально в каждом телефоне, эта ситуация, может показаться смешной, но никогда нельзя забывать, что техника рано или поздно, обяза-тельно подведёт.
Здесь важно лишь в то, – на что ты способен сам по себе?
…– Время: тринадцать часов полста пять минут…
Здесь, в этой акватории у Феликса каждый мыс, маяк, буй, – да что там буй! – каждый знак, веха, огонёк примечен, приласкан. Они для него словно живые. Не одну беседу мыс-ленно вел он с ними здесь, находясь в дежурствах, брандвахтах и прочих боевых и учебных походах.
На этом, кстати, дальнем полигоне они вместе с комдивом весной, кажется, в апреле – только лёд сошёл, – тонули в этом году, получив длинную рваную пробоину ниже ватерли-нии в районе дизельного отсека «Антилопы» от аварийного, как оказалось позже, соленоид-ного трала, только-только полученного со склада после регламентного обслуживания. Ох, уж эта Бербаза! – сколько всего приключается из-за неё, что и вспоминать не хочется, впрочем, та история забавная вышла с приятным продолжением. Феликс улыбается своим не вовремя накатившим воспоминаниям, как они тогда не на шутку перепугались, когда вода реальным потоком хлынула в отсек, готовая вот-вот затопить работающие дизеля и обесточить ко-рабль. К месту течи, как ни старались боцман и моторист, изнутри оказалось не подобраться, устранить пробоину невозможно, а до Базы далеко – не миновать беды! Хорошо хоть на рей-де штиль стоял, как на лесном озере летом, да на выходе с ними опытнейший комдив, кото-рый тут же сообразил, что делать: дал команду, вывесить на кран-балке тяжёлый двухсотки-лограммовый акустический трал, прозванный моряками «свиньёй» за характерные округлые формы, за борт для создания крена на противоположный с пробоиной борт. Благодаря тако-му нехитрому сооружению рваная рана «Антилопы» оказалась выше ватерлинии. Так они шли, наклонившись на бок, пол суток обратно в Минную гавань под уважительными взгля-дами встречных командиров кораблей, оценивших их смекалку. А Бербазе в итоге пришлось долго оправдываться, за выданный неисправный инвентарь, и срочно организовывать вне-плановый двухнедельный ремонт обшивки корабля. Зато Феликс в те дни, как нормальный человек, на радость домашним дома почти каждую ночь ночевал.
А вон там, за островом… выход к приемному бую запасной гавани Базы, где осенью про-шлого года он почти сутки боролся за живучесть своей «коробки», у которой от запредель-ной волны тот же трал «свинья» сорвался с крепления. Сметая всё на своем пути, она рвала в клочья и надстройку, и вьюшку, и палубу юта, а заодно и моряков, пытавшихся её хоть как-то утихомирить. Лишь самоотверженная и слаженная работа всего экипажа и, прежде всего боцмана Стрельбы, спасла их тогда, казалось бы, от неминуемого.
… – Вы что-то сказали?.. – буравит серыми, привычно горящими в экстренной ситуации глазами, Стариков мичмана, оказавшегося вдруг рядом с ним …
В курсантские годы, как-то, задержавшись на вечерней курсантской дискотеке, поздно, под самый конец увольнительной, около нулей он, провожая свою Малышку домой, на-ткнулся на группу изрядно подвыпивших парней у школы во дворе её дома. Те, бравируя друг перед другом, имели неосторожность отпустить несколько сальных шуток в их адрес. Феликс, промолчав в ответ и не ускоряя шага, довёл свою девушку до подъезда.
– У тебя глаза светятся, – шепнула она ему в ухо, прощаясь, – как у кошки.
Он что-то непринужденно ответил, успокоив её, но лишь только тяжелая дверь ухнула на весь двор, возвестив о завершении свидания, решительно направился в самую гущу шутни-ков.
…– Товарищ командир, ставить шнур… нельзя, – одними губами выдыхает Тихомиров, – без минеров в таких условиях шнур не поднять.
– Я знаю, – улыбается Феликс, погасив недобрый огонек узких на ордынский манер упря-мых глаз…
Боже мой, каково ж было удивление той компании парней, неожиданно обнаруживших вдруг прямо перед своим носом, – нет-нет, не разъярённую кошку со светящимися глазами! – а переполненного гневом льва с буквально пылающим в темноте взором, буквально несуще-гося на боевом курсе прямо на них. Кто-то вскрикнул, кто-то рванул с места в галоп, а кто-то посмелей, кажется, пытался заговорить с ним, но по мере молчаливого безапелляционного наступления на них быстрой давящей поступью взбешенного плоской шуткой Феликса, и их решимость сошла на «нет!». Эх, та ещё была картина: дюжина смельчаков, несущаяся прочь от одного небогатырского, кстати, телосложения… разъяренного курсанта.
В таком состоянии – горящими глазами! – в течение жизни ему удавалось разрешить мно-гие свои неприятности, хотя, справедливости ради надо отметить, что и дров, при том он на-ломал немало, вовремя не обуздав свою безудержную горячность. Всё-таки бунт – отвечаю великолепному Гийому Мюссо на утверждения в романе «Возвращаюсь за тобой» – это не совсем Жизнь, скорей это просто форма выражения собственного понимания правды жизни, которое, увы, не всегда совпадает с пониманием этого чудесного чувства с Миром. Ио глав-ное здесь в том, что наша правда бывает очень субъективной и не всегда справедлива и при-менима ко всем.
Чем мудрей мы, тем больше сомневаемся в себе!
Одним словом, тут есть над чем подумать…
06.03.2019г.

Автор, как обычно, приносит извинения за возможные совпадения имен и описанных си-туаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти обычные, в сущности, житейские корабельные ситуации.
Все описанные здесь события, диалоги, действующие лица, безусловно, вымышленные, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не претендует на доку-ментальность, хотя основа сюжета и взята из дневников и воспоминаний моих друзей и товарищей периода 1987-1991гг.
Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение вы-слушать всё это в сто первый раз.