Ночная репетиция

«Ночная репетиция»
Рассказ из книги: «Забытые морские небылицы».

     1980 или 1981 год. 
     Москва. 
     Красная площадь.
     Первый день ноября… точнее ночь, около двух. 
     Последняя генеральная репетиция к параду. 
     …«Большой сбор» объявили неожиданно сразу после уроков в вечерней школе пе-ред первым часом самоподготовки. Э-эх, поэму «Двенадцать» выучить не успел! Завтра злющий Пиллерс, начальник кафедры литературы в Ленинградском Нахимовском учи-лище, капитан третьего ранга Петров и по совместительству наш «препод» на весь пе-риод московской командировки тотальный опрос поэмы обещал устроить. Нашу-то ми-лую «русичку», Аллу Борисовну в Москву, в казарму не берут, она б такой несправед-ливости не допустила: почти десять страниц наизусть, а тут ещё бессонная ночь впере-ди… 
     Стоим. Стоим неподвижно часа два.
     За спиной коренастый Василий Блаженный. Красавец. Похож на Спаса, только ни-же. И, кажется, раза в два старше. 
     Холодно. 
     Дует. Речушка маленькая за спиной, а ветер как с Невы.
     Влажно. Как в Питере.
     Сукно «шинельки» бессильно против ветра влаги, продувает и впитывает, тяжелеет раза в три. 
     Плечи гудят. 
     Мерзко!..
     Слава Богу, стою не крайним, семнадцатым в пятой шеренге 2-ой «коробки» (ба-тальоне, то есть) нахимовцев. Шурик, ну, Сашка Бойцов — мой школьный приятель, вместе поступили в этом году – в нашей шеренге первый. Сережка Рябинский, мой со-сед по парте – последний, двадцатый. 
     …Теперь, как погляжу, в основном по десть человек в шеренге ходят – это нечестно, так много проще и вид не тот, не впечатляет… 
     Не повезло им обоим! 
     О-о-о, ноги! 
     Бедные мои ноженьки. Словно по полпуда к подошвам ботинок подвесили, не под-нять! И тысячи игл в пальцы воткнули, не наступить! Ну, кто, кто мог знать, что ночью мороз вдарит до минус пяти? Ду-рак «хром» нацепил вместо «микропора», свои «мо-зольки» берег. Правый «микропор» маловат, утром на аэродроме все до крови разо-драл, четыре часа «живым мясом» топтал бетон взлетной полосы. И как тут быть? 
     Йод? Бинт? 
     Ха!..
     Ру-ки, ру-чень-ки мои бедненькие, согнулись в кулак не разогнуть.
     Да ладно, хватить, ныть-то, надоел. Руки-то как раз ничего, нормально, жить можно. Хотя и в хлопчатобумажных, но всё-таки перчатках, к тому ж белых, красивых. Да и в рукава их можно втянуть пока стоим в строю, поразминать туда-сюда. Правда, в пра-вом кулаке нашатырь с ватой. Зачем? Ну, так, на всякий случай, для соседа, когда па-дать начнет, сознание терять. А у него для меня. И так у каждого. На втором часу по стойке «смирно» многие улетают. В конце строя, стоит шеренга дублеров. На каждый рост свой дублер.
     …Мама, мамочка, вспомнилось вдруг, как прошлой осенью в ноябре ты шерстяные варежки мне в карманы засовывала и меховую шапку-ушанку одеть заставляла, а мы с Шуриком чуть за дверь и в портфель их, в портфель, идем с открытой головой, «патлы» до плеч, развиваются. Смешно!.. О-ох, где ж та ушанка теперь?.. 
     На головах «бески», ну, бескозырки, то есть, притянутые резинкой к ушам: ленточки развиваются на ветру, хлещут по розовым мальчишеским лицам, голым затылкам вы-бритых под полубокс и блестящих на свету прожекторов, жарящих на площадь из-за спины. Боже, как это красиво!.. 
     Но уши, увы, не греют.
     Уши хрустят.
     Особенно левое, при касании кончика с грубым сукном высокого воротника, куда удается его прижать ненадолго, а рук не поднять, белые перчатки отчетливо видно…
     Э-эх, усы жалко! 
     Пушистые были, теплые, мягкие. Ещё три месяца назад красовались над губой че-тырнадцатилетнего подростка при поступлении. Вонючий «Тройной» лишь слегка унял зуд на щеках и шее от следа старой батькиной бритвы. Лицо на ветру шелушится, че-шется, жжет. 
     Жуть!
     …Эх, мамочка, где ты? Как ты? Хочу домой. Поваляться б на диванчике пару часи-ков, и всё, и ни-че-го больше не надо…
     Часы на Спасской оживают.
     Что-то мелькает на мавзолее.
     Неразборчиво гудит микрофон. 
     И…
     … вприпрыжку причудливо забрасывая ноги вперед, «линейные» с частотой 120 ша-гов в минуту летят по брусчатке, безжалостно с полуметровой высоты впечатав каждый шаг в прочерченную белую линию вдоль трибун, словно лисички чертят змейку следов на снегу. Затем по одному грациозно отваливаются от убегающего вперед строя и, за-няв строго определенную позицию на площади, вскидывают огромный тяжелый кара-бин с цветными флажками на штыках высоко над головой, замирая, что статуи Минина и Пожарского на весь период прохода колон.
     — Па-ра-а-а-а-а-а-ад… Сми-ирна! 
     Всё… разом… замерло!
     Тысячи, нет десятки тысяч голов, одновременно, вскинули свои носы на воображае-мые «полвторого». Выше всех взлетели, конечно, любопытные безусые «моськи» на-химовцев и суворовцев, закрывающие четырьмя «коробками» правый фланг строя на-против Спасских ворот Кремля.
     — Для встречи слева. На кра-а-а-а-а-а… — бесконечная пауза – …у-ул!
     Головы единым рывком повернулись к воротам. Сотни труб и барабанов взревели встречный марш.
     На-ча-лось! Наконец-то!
     Из ворот, стоя в сверкающем сером кабриолете – он, кажется, всё тот же до сих пор, и это здорово! — выезжает министр… обороны. Навстречу ему со стороны музея Исто-рии на таком же блестящем ЗИЛе неспешно, километров десять-пятнадцать в час дви-жется командующий парадом… 
     Медленный выход машин в центр… 
     Помпезный доклад о готовности… 
     Гордый объезд войск… 
     Громогласные приветствия и поздравления. 
     Оркестр… входит во вкус! 
     Короткая речь с трибуны… 
     Перекатывающимся эхом по площади троекратное «ура-а-а»… 
     Фанфары десятилетних музыкантов-суворовцев… 
      И-и-и, наконец-то…
     …ПОНЕСЛОСЬ:
     — Па-ра-а-а-а-а-а-а-ад… Сми-ирна! – пауза.
     — На одного линейного диста-а-анцию – пауза. 
     — По-ба-таль-онно – пауза.
     — Первый батальон прямо – пауза.
     — Остальные на ПРА-а-а!.. – длинная пауза –…во-о-о!!!
     Все, как один делаем поворот – «раз-два».
     — Шаго-о-ом… — очень длинная и напряженная пауза – МА-А-АРШ!!!
     Сводный оркестр, разогревшись, рыдает от восторга. 
     Одновременно с первым ударом барабанов по площади эхом летит многопудовый звук удара левой ноги десятитысячного войска, который в течение следующих тридца-ти минут уже не остановится ни на секунду. 
     Первыми на исходную позицию под собственную залихватскую барабанную дробь мелкими аккуратненькими шажками высыпают самые молодые участники парада суво-ровцы-музыканты. 
     За ними, отступив дополнительно более трех, – положено-то одного — линейных дис-танции, выходит академия генштаба. Далее курсанты, слушатели и воспитанники раз-личных ВУЗов, академий, спецкурсов практически всех республик Союза и всех родов войск: десантники и морпехи, спецназовцы и инженеры, разведчики и интенданты…
     Оркестр смеется, плачет, парит, кружится, поёт и, конечно же, танцует…
     Дирижер меняет марш за маршем, словно тасует колоду карт, сохраняя при этом ритм барабанов на уровне девяносто ударов в минуту. 
     С этой же скоростью, не останавливаясь ни на секунду, правая нога сменяет левую, даже когда коробка стоит на месте в ожидании команды командира «прямо». 
     Море разноцветных головных уборов совершают движения по площади в разные стороны огромными волнами-валами размером с батальоны-коробки. 
     Все, как один!
     Один, как все!
     Вверх-вниз. Ни одной задержки. Ни полсантиметра отставания друг от друга: ни вверх, ни вниз, ни в сторону. 
     Мелькают прямые линии рядов, шеренг, и даже диагоналей. Словно мелькание ли-ний тельняшек у бегущих утром на зарядке в строю моих одноклассников-нахимовцев – помню, помню, ребята, вас всех, всех до одного. 
     Рябит глаза.
     И вдруг…
    … любимое всеми «Прощание Славянки» сменяет озорной, прыгающий из стороны в сторону, торжественный и, неизменно, танцующий, не менее известный и любимый нами, мной марш «Преображенского полка». 
     В это время наша «коробка» заходит за оркестр, медленно продвигаясь к белому флажку линейного курсанта кремлевской роты почетного караула. Пользуясь этим, Лешка с Ковалем, находящиеся, справа и слева от меня соответственно, под неистовст-во оркестра в такт ударников, при каждом шаге левой ноги, словно в танце закидывают её вправо, потянув тем самым всю нашу шеренгу, а вслед за ней и всю «коробку» в сторону. Но лишь первый вздох марша завершается, падая с верхних нот второй октавы в первую, они тем же манером, незаметно танцуют обратно, забрасывая правую ногу за левую и возвращая тем самым шеренгу, а вслед за ней и весь батальон на прежнее ме-сто в строю. 
     Танец плывет с нами в дальнем левом углу площади рядом с ГУМом на протяжении всего этого чудесного божественного произведения. Весело, едва заметным посторон-нему глазу зигзагом, мы выруливаем на последний поворот в исходную для марша по-зицию.
     Лица веселеют, радуются. 
     Мы искренне улыбаемся – как и теперь, многие участники парадов.
     Ногам необычно легко, тепло. Гири, налипшие к замерзшим подошвам ботинок, ис-чезают. Ступни от ежесекундных ударов о камень горят, как ошпаренные. Иглы лома-ются. Ботинки удобны и воздушны. 
     Наши «бески» под тяжестью тугой резинки и непрекращающихся подпрыгиваний тел врастают в глубокую красную борозду, образовавшуюся прямо посередине лба. Это уже не беспокоит, скорей напротив… возвышает.
     Руки от непрерывного размахивания становятся мокрыми. Влажные перчатки с тру-дом удерживают стеклянные ампулы и вату. 
     Уши краснеют до безобразия, как у доски под грозным взглядом Пиллерса. 
     Затылки по-прежнему блестят от прожекторов теперь уже с крыши музея. 
     По вискам катятся теплые капли пота…
     — ПРЯ-АМО, — шелестит по рядам и шеренгам команда начальника училища, отдан-ная им в хаосе звуков взмахом руки. 
     И…
     …четыреста левых ног нахимовцев одновременно впечатывают полный почти мет-ровый шаг по направлению к мавзолею вдоль выстроенных у кремлевской стены три-бун.
     Сводный оркестр вздыхает марш нахимовцев: «Солнышко светит ясное, – здравст-вуй, страна прекрасная! Юные нахимовцы тебе шлют привет. В мире нет другой Роди-ны такой!..», — шепчут сотни, нет… тысячи губ присутствующих здесь нынешних и бывших питонов-нахимовцев.
     — Раз, два, три, четы-ыре-е, СЧЁ-ОТ! – летит над нашими двумя «коробками», пой-манная первой шеренгой команда.
     — И-и-и, РАЗ! – подхватывают все, резко поворачивая головы вправо и, уставившись на командира шеренги, единственного, кто продолжает смотреть вперед, с обозначен-ным оркестром ритмом чеканят шаг.
     Левой-правой! 
     Левой-правой! 
     Руки ложатся по швам, мизинцы сцепляются для большей чувствительности локтя соседа.
     Левой-правой! 
     Длинная змейка аксельбантов, подпрыгивающих на груди нахимовцев нашей шерен-ги, гуляет, рассыпается, играет, ползет, ходит, двигается волнами неправильной формы. 
     — Середина вперед!.. Пятнадцатый тормози!.. Петрович пузо, пузо назад, — грозно рычит Серёга, шагающий двадцатым в шеренге и зорко следящий за нашими потугами вымучить монолит несгибаемой линии. 
     Левой-правой! 
     Теперь все внимают только ему. Это его звездный час. И Серега довольный наконец-то успокаивается, умолкает… Миссия выполнена: мы едины, мы монолит!
     Левой-правой! 
     Децибелы сводного оркестра, оказавшегося прямо перед нами, переполняют левое ухо. Какофония звуков, многократно наложившихся друг на друга при отражении от стен Кремля, ГУМа, Собора, музея, лишает нас пространства, сознания и времени.
     Левой-правой! 
     Левой-правой! 
     Никаких мыслей, лишь восторг… эйфория медленно разливается теплой струйкой по позвоночнику, унося все чувства в бесконечный простор вселенной, в его пугаю-щую, но притягивающую нас всех пустоту тишины, покоя, неизвестности. 
     Левой-правой! 
     Прямо по кругу обруча бескозырки со скоростью 90 шагов в минуту несутся нескон-чаемые мурашки, с разбега падающие в глубокий красный ров, окаймляющий теперь уже всю голову, щекоча и поднимая наши коротенькие мальчишеские волосенки на са-мой макушке.
     Левой-правой! 
     Шеренга превращается в единую стену ног, тел, голов. 
     Взгляд Сереги непрестанно равняет её, обжигая любого, кто хоть на сантиметр пере-сечет воображаемую линию от него до Шурика.
     Девятнадцать пар глаз в каждой шеренге впиваются в лицо впередсмотрящих, улав-ливая малейшее движение мускул на их лицах…

Увы, больше текст не принимает, продолжение здесь:

https://www.proza.ru/2017/11/03/1546

или в книге:

https://soyuz-pisatelei.ru/shop/1740/…