Марионетки территорий

                   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: 
           СТАТЬЯ ЗА СТАТЬЮ 


                              ГЛАВА I


     Клим завернул за угол. Как только он заметил патрульных, шедших казалось бы за ним. Все бы ничего, одно и тоже: проверка документов, выявление личности. Но на месте, такие дела мало кто решает из патрулей. Да еще из солдатов легиона «Kampf». В обязанности которых, входила так называемое задержание и выяснение до самых простых обстоятельств. Путем — не простого допроса, нестандартного для привычного донесения: как и почему?.. Клима нередко насаждали подобные действия, ситуации в которых невинность лишь маска, а скорее — лицемерие. Доказать свою невиновность, все равно что плюнуть себе за шиворот, практически невозможно. Клим прошел еще несколько метров, затем снова завернул за угол. Обогнул старинное здание, где чуть было не сшиб пожилую даму, у которой пришлось просить прощения. Люди на этой территории, казалось, не пользуются простым взаимопониманием. Пожилая дама с явным укором буркнула ему что-то в след. Особого интереса, которому, Клим вовсе и не придал. Он знал наверняка, что патрули его заметили, а вернее уже его преследуют. Зыбко мялся, сквозь пальто, простреливал холодным дуновением, осенний ветер. Трепал его длинноватые волосы, гонял по растрескавшемуся асфальту, обрывки газет, плакатов. С вечными ратными лозунгами. То показывая, то пряча портрет фюрера, грозное и выразительное лицо. Он обернулся назад, не вызывая подозрения. Но сзади шла молодая женщина, на вид не больше тридцати. В песцовой шубе, сидевшая на ней как-то не очень по светски, и эта дамская сумочка-кошёлка. Совсем не вписывается под стиль. Точно не светского рода женщина. Лишь нелепо пытается выглядеть аристократично. Что-то выдавало, ее «колхозятское» нутро, возможно. Фуфайка бы подошла, да только. Но не эта песцовая шуба… Не ее стиль. Впрочем Клима сейчас интересовала не эта странная женщина. А укратко оборачивался назад, пытаясь мельком поймать трех югентов боковым зрением. Которые вели преследование за ним. Климу казалось что за ним, по мимо этой странной на вид женщины, кто-то идет. Обернувшись, никого не заметил. Вроде отстали, или они вовсе его не преследовали. Возможно у них были свои дела, спешили по своим, де сказать — патрульным делам. А Клим их и вовсе не интересовал. Либо зная окольные пути, решили все же настигнуть его где-то за углом.
     Он дошел до назначенного адреса, на вид Хрущевской постройки. Прошел в арку, зашел в подъезд. На отколупанным черным мрамором стене, прочел расположение квартир. Вбитый в мраморную стену — стенд. На нем нашел надпись «Квартира 298». Где ныне проживает тот самый редактор, на встречу которую он так и торопился. Поднялся по лестнице на шестой этаж. С роду к лифтам относился предвзято, не любил их. Концепции придерживался такой: человек, замурованный в железный ящик, который несет тебя, то вверх, то вниз. И пока ты находишься в нем, ты замурован, ровно настолько, насколько этот треклятый железный ящик не захочет выпустить тебя наружу. — «Мерзость!» — беззвучно проговорил Клим, дернув не бритой щекой. 
     Он шел по узкому коридору, в котором было темно, ища квартиру 298. Под ногами внушительно хрустели стекла. Громким эхом отдаляясь куда-то в самый конец темного и смрадного коридора секции этого подъезда. Пахло тут тоже смрадно. Что Клим немного задумался о том, что как редактор, знатный и влиятельный человек, может жить в таком убогом доме? 
     Мимо шатаясь прошел подвыпивший мужчина, задев Клима плечом. Мужчину это озадачило и он остановился, затем что-то провопил не очень внятное, пьяно махнул рукой и пошел дальше. Клим не предал этому особого интереса. Затем слева отворилась дверь. В нос резко ударил запах лекарств, в коридор протиснулась пожилая женщина, бальзаковского возраста. Строго посмотрев на Клима шмыгая насморочно сказала:
     — Вы к кому? — недовольно спросила пожилая женщина Клима. Держа входную дверь полу открытой.
     — Здравствуйте! — застенчиво
 поприветствовал ее Клим. 
     — З-д-ра-сте! — брезгливо ответила женщина. 
     — Я дико извиняюсь госпожа, вы не подскажете, где мне найти квартиру 298?  
     — Хех!.. А вы кто будете такой? 
     — Я ищу квартиру 298, мне нужен Михаил Борисович. Я по срочному делу. 
     — По какому это срочному делу? — приелась пожилая женщина. 
     — По очень срочному! Так вы подскажете или нет? Или мне придется тут самому блуждать в темноте? 
     Женщина недоверчиво посмотрела Климу в глаза затем сказала: 
     — Вроде нормальный, на агента не похож… Нет, не похож, вроде и не из легиона, скорее писатель или тупой журналист! — выговорила она брезгливо выражая некое недовольство. 
     — Да, я журналист. — признался Клим почесывая бровь. 
     — Так и подумала! Это вам в обратную сторону, прямо до конца, предпоследняя дверь справа! 
     — При много благодарен госпожа! 
     — Вали давай! Не стой тут! — вредным и наглым тоном проговорила женщина, прихлопнув за собою дверь. Внушительно лязгнув стеганным омбре засовом. Клим помедлил затем цыкнул и направился в обратную сторону коридора. На встречу ему пробегал черный кот, держа во рту кусок жареной  ветчины. Как если бы поймал добычу, так же гордо нес ее в своих зубах. Кошек Клим тоже не переносил на дух. Примерно на том же самом уровне как и сами лифты. В след за котом бросился пьяный мужчина к годам уже за пятьдесят. Седые растрепанные волосы, в нацистской шинели. С пузоцом как у рахитика. Крича коту в след пьяным рамсом, нецензурной бранью. — «Стой бл… дь! Поймаю кастрирую!».
А из открытой квартиры двери которая была на распашку. Из которой и выбежал пьяный мужчина с пузом. На котором был приклеен скотчем портрет фюрера Дитриха. Доносился пьяный рыганый голос. — «Закуску! Закуску у него забери!.. Кота с окна швырни!». Клима это привело в некое отвращение. Он как можно быстро прошел мимо открытой двери. Но его взгляд, уловил лежащую на полу обнаженную девушку. Всхлипывающую, почему-то руки у нее были связаны. Лежала лицом в пол. Все это он заметил в доли секунды. Это привело Клима в полный ужас. Он как можно скорее добрался до квартиры 298. Нажал трижды на звонок. Через некоторое время дверь отворил мужчина лет сорока пяти. Не большого роста, с зачесанными через плешь мостом, с проседью волосами. С пенсне на тонком горбатом носу. С аккуратными тонкими усами. Это и был тот самый Михаил Борисович, редактор. 
     — Ах… Клим Иванович? Рад видеть вас. — горячо поприветствовал гостя редактор. 
     — Доброе утро Михаил Борисович! 
     — Ну что-же. Ну что вы стоите-то? Проходите… Нет не разувайтесь! Тут не прибрано. Прошу вас, вот. 
     Квартира Михаила Борисовича выглядела вызывающе. Скрипучий паркет, местами отсутствовали обои. Поэтому стена обнажала голый бетон с множествами отеками. Потолок был оббит пластиковым сайдингом, через одну красным и зеленым. Местами отсутствовал вообще. Окна благо пластиковые, почему-то запломбированы. Как будто Михаил Борисович, не открывал их никогда, с того момента как их сюда внедрили.
     Интерьер тоже выглядел скудно.  Древний вещевой шкаф, годов далеких  90-х. Стол, на котором стоял включенный светильник, старого образца. Пепельница, в которой дымилась сигарета. Начатая бутылка виски, два бокала. Как будто редактор знал, что Клим прийдет. Хотя прошлый разговор, казалось: не предвещал никакой встречи. Возможно он ждал вовсе не его, а кого-нибудь другого. 
     — Знаете. Клим Иванович? А я вас ждал. Почему-то знал что вы придете… Вы присаживайтесь, выпьете? 
     — Не откажусь. — равнодушно  проговорил Клим. 
     — Вы… В порядке? Что-то вид у вас, как будто призрака увидели? 
     — Ох… Да, да, все хорошо. Я тут просто... 
     — Я попрошу вас извинить меня за такой беспорядок. Это не моя квартира… Это квартира моей матери. Она умерла два года назад. Я решил тут побыть, навести порядок, как видите. Я появляюсь тут не часто. Вы извините, что назначил вам встречу здесь. От лишних ушей, безопаснее. Сами понимаете, обстановка в стране какая. Я можно сказать сам, партизаню здесь. Благо у меня есть пропуск на эту территорию. Кстате как вам удалось проникнуть сюда, на вражескую территорию? Проблем не было? Вы уж простите что назначил вам встречу здесь. Я думаю все обойдется, вы не переживайте. 
     — Нет, все в порядке, я прошел через один лаз в стене… Но прошу простить меня, я не о квартире вовсе. Я… Я о том, что только что увидел. — не своим голосом проговорил Клим. 
     — А что вы увидели? — удивился редактор. 
     — Скажите Михаил Борисович, тут всегда так бывает? Что тут происходят безумные вещи? 
     — Вы об этом доме, или о мире в целом? 
     — Я об этом доме. Я когда шел к вам. Мне по встречалась очень не приятная женщина лет семидесяти. Кстате это она подсказала где вы живете. То и есть, где ваша мать жила, простите. 
     — Ничего, ничего. Вы продолжайте. — понимающе, выпуская с носа дым, сказал редактор. 
     — Так вот. Она меня прогнала потом. Подозревала меня что я какой-то там агент. Я конечно не знаю что это значит. 
     — А это значит. Клим Иванович. Что агенты, как вам известно вербуют добровольцев в легион «Kampf». А прогнала она вас, потому что любой другой, здравомыслящий человек, на ее месте, поступил бы так же. Никто пока не хочет пополнять ряды легиона и партии. Хотя территория уже давно принадлежит нацистам. 
     — А вот когда я проходил мимо одной очень странной квартиры. — продолжал Клим. — Дверь которой была раскрыта на распашку. Там… Там женщина обнаженная на полу связанная, а там в этой квартире, такое… И видимо насилуют эту женщину. Я лишь краем глаза это заметил. И от увиденного меня до сих пор трясет. Вы простите, я пытаюсь собраться с мыслями.
     — Что вы говорите?! — ошарашил редактор. Сняв пенсне. — И… Это в этом доме? А где именно? 
     — Через квартиру от вас. 
     — Это, 296-я? 
     — Не могу знать точно. Но дверь на распашку. А на этой двери, плакат с портретом фюрера Дитриха. 
     — Плакат Фюрера? — удивился редактор. — Н-да. Впрочем все ясно… Да, точно, все сходится… Национал-социалисты берут вверх. А социал-демократы и до кучи еще и коммунисты. Терпят поражение, стоило бы догадаться, что страна превратится в нацистскую державу. И я как человек толерантных взглядов и индивидуального характера. Все же не смогу встать на их пути. Хотя, чему тут собственно можно удивляться? Это ведь нацистская территория, так ведь? 
     — Я не совсем понимаю о чем вы, Михаил Борисович. Нет, очевидное конечно маячит перед глазами, и только безумцы не видят происходящее. Нацисты по всюду. За мной например, следили трое их патрульных. Когда я шел к вам. А потом видимо приотстали. Но я совсем не понимаю то, что вы сказали, что все сходится? Но что именно? 
     — Простите, а вы не напомните, как выглядела эта женщина? Например: национальность? 
     — Черные волосы, смуглая кожа, по моему. Да, именно так и выглядела, лица не разглядел, она лицом в пол лежала. 
     — Ну вот. Что и требовалось доказать! Этот их фюрер. Как правило; деятель и инициатор национал-социализма, разрешил расправу над теми, кто во внешне не имеет сходства с арийской национальностью. Или не имеет славянские черты лица. Вот вам и подобный случай — насилие… Да вы пейте, не стесняйтесь. Пейте, вам станет легче. А то лица на вас нет. Алкоголь коем-то случае — лекарство. Правда не от всех болезней, а жаль. Но любую душевную рану, залечит быстро… Вы только представьте себе, что же будет дальше? Кровь в жилах леденеет! Проклятие… Подобные случаи мне известны. Приводить их не стану. Территория оцеплена нацистами. Но до сих пор они все же где-то находят представителей других национальностей! И прямо вот, казнят прилюдно! А женщин насилуют, женщинам достается медленная смерть. Боже мой! 
     — Я думаю, нужно помочь ей. Нельзя ведь, в такой ситуации, оставаться равнодушным! 
     — Не порите горячку, Клим Иванович. Я все понимаю. Но вмешаться в их дела, я вам не позволю. Вы ведь знаете, что бывает с теми кто станет у них на пути? Женщину вы не сможете спасти, даже не пытайтесь. Если  верить вашим словам, что у них на двери плакат фюрера. То скорее они уже давно вступили в ряды нацистов. И у них должно быть есть оружие. Это прямая дорога на тот свет. А вы еще слишком молоды для того, чтобы вот так вот отчаянно погибать. Смирение и только Клим Иванович. 
     Клим залпом опустошил стакан. Жидкость приятно обжигая пищевод, растворилась внутри. Рождая приятное тепло. Через минуту, стало немного легче. Руки уже не тряслись, душевное лекарство оказалось приятным на вкус и запах. Видно было что этот алкоголь стоял дороже обычного — «подпольного розлива». Какое только приходилось ему пробовать. Насыщенный цвет и плотный сладковатый вкус. 
     — Это коллекционный виски. Пришлось взять бутылку с собою. Завод по производству этого прекрасного зелья, прикрыли месяц тому назад. А паленную дрянь, простите, пить не стану. Себе дороже. 
     — Хороший виски. — сказал Клим. — Мне честно говоря не доводилось употреблять что-то подобное. Редактор гордо улыбнулся, и налил еще по стакану. 
     — Вы позволите? — спросил Клим редактора, вынув из пачки сигарету. 
     — Пожалуйста, курите. Курите на здоровье. 
     Климу хотелось подбить редактора на главную тему для разговора. По причине которой он оказался в этой квартире. Но не находил нужного повода. Редактор видимо не торопился с этим, и Климу пришлось витиевато склонять тему: 
     — Я все еще не могу забыть случай в отеле, который находится возле главного гастронома. Нацисты просто озверели. Скажу честно, меня та картина потрясла куда больше. 
     — А как насчет красных фашистов? — снижая контральто сказал редактор. 
     — Вы о коммунистах? 
     — Вне всякого сомнения. — покачал головой о ответ, уже подвыпивший редактор. — Вы думаете что коммунисты не делают подобное с людьми? Помилуйте. Они ничем не лучше нацистов, хотя в этом есть свои привилегии. Я конечно склонен к более демократической эстетике, если же рассматривать эти предпочтения в политическом смысле. То несомненно я за социал-демократов. А коммунисты — это большевистская диктатура, кулаки. Придерживающиеся вечному ратному лозунгу «Отнять и поделить». Ну это конечно в каком-то случае правильно, справедливо. Но, справедливо ли отбирать у тех, кто своим трудом нажил и деньги и карьеру? Я думаю он вправе распоряжаться, теми деньгами, которые он заработал честным трудом, так, как он захочет. Захотел человек себе автомобиль импорта, пожалуйста! Покупай, лишь бы финансово был обеспечен. А отобрать имущество, у человека. Это скотство… Так что национал-социализм, еще не самое худшее. 
     — А по мне так: что коммунизм, что национал-социализм. Одно и тоже, я не придерживаюсь мнению тех и этих. — озвучил Клим затягиваясь. — Я немного индивидуалист. 
     — Тише!.. Тише… — взбудоражился редактор. — Вы Клим Иванович, поосторожнее с такими словами. Кругом уши, даже здесь. Агенты национал-социалистов и даже возможно агенты красных, они повсюду. Вы их не видите, но они как бы есть. Вот вы говорите, что вы немного индивидуалист. — сказал почти шепотом редактор. — Но какой в этом прог? 
     Клим немного помолчав, так же тихо ответил, отхлебнув, как уже казалось сладкий виски: 
     — А вот лично вам, Михаил Борисович. Никогда не приходилось бороться с системой? 
     — Не вижу необходимости. Совершенно! — перешел редактор снова на высокий тон. — Систему не победить. Молодой человек, система останется ею. Даже в нынешнее время переворота, гражданской войны и оппозиций. Нет… Система слишком крепка, власть возьмет не тот, чей электорат больше, контингент шире, а упорства хоть отбавляй. А тот, кто хитрее и умнее. Вот например фюрер, умен, хитер и громогласен. Будущее за ним! Я это говорю, потому что это очевидно. Вы ведь сами все прекрасно видите. Улицы патрулируют национал-социалисты, банки, которые давно принадлежат фюреру. Магазины, учреждения. А теперь подумайте и скажите. На кой ляг вам этот индивидуализм? 
     — Мне совершенно все равно, кто возьмет вверх. — твердо заявил Клим. — Я презираю власть! Вы спросите меня, не анархист ли я случаем? Да! Я анархист, индивидуалист и бунтарь! 
     — Господи! Говорите же тише… Ти-ше. Нас могут услышать. Понимаете это или нет?.. Секундочку. — редактор привстал с кресла. Затворил входную дверь с внутренней стороны. Входных дверей было всего две, а заперта была лишь наружная входная. Поэтому редактор затворил и внутреннюю. 
     — Теперь пожалуй нас могут и не услышать. Но попрошу вас, не говорить больше о индивидуализме, а уж тем более об анархизме. Участь анархистов вам известна, не меньше чем мне. Поэтому отставим в сторону этот разговор. И уже пожалуй перейдем по ближе к делу. Итак: я прочел вашу статью о случившимся в отеле. И пришел к выводу. 
     Клим заинтригованно поднял голову и отхлебнул виски. Редактор привстал, засунул руки в карман и встал у окна, лицом к нему. Что-то там видно было. Серые краски улиц, их дрянной интерьер. Местами разрушенные здания, от взрывов, рекламные щиты с ободранными вандалами и мародерами плакатов. Вид отсюда был ужасающим, все как-то плохо примечательно, негативно влияющее и по своему отталкивающее. 
     — Я не стану печатать вашу статью. — надев пенсне на свой горбатый нос, заявил редактор. — Попрошу вас не огорчаться и не горячиться. Просто выслушайте меня до конца. Ваша статья, уж слишком может затронуть чувство достоинства нацистской партии. В этой статье вы не только отрицаете, но и причем официально призываете людей не вступать в партию. Это как понимать? Вы в своем уме, Клим Иванович? 
     — То и есть, вы отказываетесь печатать эту статью? — разочарованно задал вопрос Клим. 
     — А я не вижу необходимости это печатать. Совершенно не вижу! Вы понимаете, что будет после того, как эта статья попадет в руки к одному из югентов? Даже к самому низшему по нацисткой иерархии солдату. Думаете он прочтет и выбросит? Если вы думаете, что это останется в тайне? Нет! В этот же день, по вашему месту проживанию, для принудительной взыскания отправят солдат для задержания вас. А так же и меня! И плевать они хотели на мирные договора и статус о незаконном проникновении. Так что, я отказываюсь это печатать!
     Клим обнадеживающе, кивнул головой глядя на темную жидкость в стеклотаре, из названия которого он лишь мог прочесть «Gun». Остальное скрывалось с обратной стороны черной этикетки. Редактор стоял спиной к Климу, все так же глядя в окно. Как будто стыдился обернуться, как будто не хотел больше ни о чем говорить. Словно обернется и скажет выйти прочь. Но все так же безнадежно оценивая взглядом улицу он сказал: 
     — Пожалуй я смогу вам помочь… У меня есть один знакомый, который непременно возьмется за вашу статью. Но стоить это будет дешевле. К сожалению это единственный выход, если вы так торопитесь со статьей. Вас устраивает такой вариант?.. — Вопросительно произнес редактор, обернувшись в пол оборота, взглянув на Клима.
     — А есть вообще гарантия? 
     — Гарантия на что? На статью? Несомненно, несомненно. Вопрос в том, устроит ли вас цена? 
     Клим вздохнул, поерзав в кресле, провел ладонью по своим густым волосам, откинув их назад. 
     — Вопрос цены меня не очень-то интересует. И честно говоря: мне все равно, кто напечатает мою статью у себя в газете. Я делаю это не ради денег, а ради…
     — Ради еще одной революции, ради провокации и ради агитации свободы выбора! — перебил его редактор. — Помилуйте Клим Иванович. Я бы рад, напечатать вашу статью. Но разве вы не видите очевидного? — редактор развел руками и наконец присел на свое место. — Эта не та статья, которую можно напечатать как — утреннюю программу для развлечения. Или энциклопедическую литературу. Хотя с книгами этого уровня давно покончено. История, твориться прямо на наших глазах. Но какая это история? Я конечно понимаю, что в вашей статье есть что-то энциклопедическое. И она может повлиять на историю в дальнейшем, но какой ценой?.. Вы отдаете себе отчет в том, что может повлечь за собой ваша статья, как если бы ее напечатал кто-то другой? Например: другой реактор, которого я, хочу вам посоветовать? Он охотник. 
     — Мне это не о чем не говорит. — сказал Клим. 
     — Нет. Вы меня не так поняли Клим Иванович. Он охотник не в индивидуальном смысле, то и есть он не охотиться на животных или птиц. Он охотится за подобными статьями. Вот ваша статья, была бы на главной странице его журнала. Но у него свои знаете ли расценки, но вас я вижу больше интересует то, что сколько людей узнают о случившимся. Если уже не узнали, хотя нацисты не стараются делать все публично… Выпейте со мною еще? Я вас не прогоняю. 
     — Там был только я. — после минутного молчания сказал Клим, сделав большой глоток. — Там в отеле. Где все это и случилось. 
     — Простите за навязчивый вопрос. А что вы делали в этом отеле? У вас на сколько мне известно есть свой дом? Вы ведь женатый человек, судя по кольцу? 
     — Я пришел туда утром того дня, встретить своего знакомого. Он прибыл из Москвы поздно ночью, и остался в отеле. А в этом отеле скрывались дети, которых их урбан-фюрер, приказал расстрелять. Я видел казнь одного из их родителей, месяц назад. И видел как молила о пощаде своего мужа жена, которая получила пулю в лоб, и осталась одна девочка лет шести или семи. Которую держала за руку мать. Их дочь, она была там же, ее так же расстреляли солдаты Дитриха, то и есть чертовы легионеры, когда они ворвались в отель, убив владельца этого отеля. Выпустив ему пулю рот. За то что он прятал здесь детей казненных. Моего друга расстреляли прямо спящим в постели с какой-то женщиной. Ну разве это не зверство? Вы спросите меня зачем? Зачем я собираюсь это напечатать? Да чтобы люди знали!.. А я спрятался за креслом при входе. Когда нацисты зачищали весь отель. Воровато  заглядывая в каждую комнату и каждую щель, но меня не нашли. Да я трус! Я поступил как трус! И вы думаете это поступок настоящих «национал-социалистов»? Это поступок ублюдков! У которых возможно тоже есть или будут дети! И я не думаю, что их фюрер позволил им это? Я одного не пойму. Что сделали такого эти дети? За то что они другого цвета кожи, у них другой разрез глаз? Но дети! Почему дети?! И еще я одного не пойму: вас словно запугали эти лозунги. «Белая нация! Корень всего человечества, вставай белый человек, или умри!», или «Кто белый, тот выше, но тот кто белый против нас считай он мертв?!». Или к вам пришли солдаты легиона и пригрозили дулом своего оружия? Вы уж простите Михаил Борисович за столь грубый тон? 
     Редактор снял пенсне. Вытер испарину скопившуюся на веках платком. И проговорил тихо: 
     — А давайте выпьем? Ни к чему я думаю подобная беседа. Вот, держите, выпейте… Можете покурить, это успокаивает нервы. Клим прикурил сигарету, внушительно выпустил сизый дым. Тут же разогнал его холостым выдыханием, и следом же отправил еще одну партию дыма. Стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, глотнул разморителтный виски. И тут словно как-то все стало на свои места. Оцепенел сидя в кресле. Глянул в соседнюю комнату, из которой выглядывал край фортепьяно, из полу открытой двери. Над фортепьяно висела картина, отсюда нельзя было разглядеть ее конторы или что именно там было изображено. Но оно четко вписывалось под классический интерьер этой комнаты. 
     — И вы уж сами наверное понимаете. Что я вам ничего не обещал. — сказал чуть пьяно редактор. — Так что попрошу вас не огорчаться. 
     Редактор встал, открыл тумбу. Взяв оттуда листок, вынул из грудного кармана ручку и начал что-то писать на листке. Клим не придал этому особого значения. 
     — Вот. Это номер того человека, о котором я вам говорил. И его адрес, звоните ему завтра. Он как раз вернется из столицы. Думаю он вам сможет помочь. Возьмите. 
     Клим неуверенно взял листок в руки, и прочел: «Гарчиксян Давид Сергеевич, улица Пролетариатов 35 квартира 5» и номер телефона. 
     — Благодарю вас, Михаил Борисович. — сказал Клим. — улица «Пролетариатов 17» это почти у территории коммунистов? 
     — Да, Там паспортный контроль, поэтому так просто туда никого не пропустят. Будьте осторожней. Ну давайте еще по одной, и вы конечно извините, но мне пора. Ко мне сейчас дочь приедет, нужно съездить по очень важным делам. 
     Они выпили еще, Клим встал и его пошатнуло, он едва удержался на ногах. Виски оказался куда более крепким. Все поплыло как в тумане, ноги казались ватными. Редактор помог ему открыть дверь и выйти. Пожал на прощание руку, предложил подвести его до дома. Но Клим отказался, сказав что с ним все в порядке и он сам сможет добраться до своей квартиры. Редактор закрыл за ним дверь. И Клим снова оказался в смрадном темном коридоре. Беспомощно лапая шершавые стены, он не мог вспомнить куда ему идти и где здесь черт возьми выход! Вдруг его пальцы нащупали дверь. Потом еще одну, на ощупь железную, облокотившись на нее головой, дверь слегка стукнула об косяк издав железный стук «цык»!.. Из квартиры раздался пьяный хриплый голос: «Кто там? Заходи!». Клим резко сообразил, что это квартира тех самых подонков которые насиловали ту самую женщину которая лежала связанная на полу. И тут же резко отпрянул от нее. Потряс головой. Да лучше бы он этого не делал, голова тут же закружилась и его повело назад. Как если бы кто-то дернул сзади так, что он беспомощно повалился на задницу. 
     По глазам тут же полоснул белый свет, в тот момент когда лязгнул засов двери. Чья-то рука тормошило его за плечо, затем чьи-то руки подхватили его и понесли куда-то. Он будто ощущал, что находится в состоянии полета, все его внутренности давили вниз. Но его произвольно тянули вверх. Сейчас бы не блевать, а хотелось. Но сдерживая себя на пол условия что не нужно этого делать. Он едва нащупывал ногами пол, затем он почувствовал что наступил на что-то мягкое, что издало натуженный стон. Будто наступил на чье-то тело, почти безжизненное, выдавив своей ногой из этого тела последние всхлипы жизни. 
     — Стойте! Кто вы? 
     — Волшебники! Похитители душ! — услышал хриплый монотонный голос Клим. 
     — Клади его сюда. Да за ноги его возьми! Да подвинь ты это животное в сторону! 
     — Ааай! Не надо пожалуйста! — раздался испуганный и уже сиплый женский голос. 
     — Кто вы такие? — испуганно проговорил Клим. Видя перед собою размытые силуэты двух пришельцев в форме. 
     — Отдохни! — ответил все тот же хриплый голос. 
     — Нет! Мне нужно идти. Пустите! Пустите твари! 
     — Лежи! Лежи придурок!.. Ух буйный-то а! Где-ж так нажрался-то?! 
     — Оставь его. Пусть лежит, видишь он уже отрубился?.. Проспится пусть! 
     — Наливай давай, ух… И тяжелый падла, хотя дрыщавый на вид!..


     *     *     *


     Машина неслась с бешеной скоростью. Из крыши этого авто, выглянул автоматчик. Целясь в беглеца, беглец мчался прочь, укрываясь от пролетавших мимо него, со свистом автоматных пуль. Босые ноги спешно передвигались по мокрому холодному асфальту. Рев двигателя настигал его все ближе и ближе. Все ближе и ближе слышалось автоматная очередь. И надорванный голос летел из мегафона. — «Приказываю остановится или мы вынуждены открыть огонь на поражение!». Хотя огонь на поражение уже был произведен. Когда над головой у беглеца просвистели тройка пуль. Значит есть шанс укрыться, значит автоматчик не мог как следует прицелиться. И может на этот раз, когда он завернет за угол, автоматчик снова промажет. Пули срежут угол здания, и рикошетом ударят куда-то в соседнюю стену. 
     Он бежал по грунтовой дороге, через заброшенный парк. Пули терзали стволы деревьев, некоторые из них валились как срубленные гигантскими топором. В ход пошел уже пулемет, стрекотавший громкими очередями. Из мегафона все так же летел разъяренный голос полицейского, приказывавший прекратить побег. 
     Как только он пересек трассу, где на полном ходу его чуть было не сбила машина, перебежав на тротуар, расталкивая встречных идущих людей. За спиной раздался свисток, и в след за ним бросились двое в форме. Крича ему в след: — «Стоять! Стоять!». Будто это может остановить беглеца. А вместо этого он бежал, смотря на свои босые ноги сбитые в кровь. По лицу хлестал шквал дождя, роба промокла на сквозь. Запястья до невыносимой боли сжимали наручники. А он все бежал перебарывая в себе желание остановится. 
     Двое в форме бежали за ним в след. Раздался пистолетный хлопок. Поднявшего вверх оружие полицейского. Затем еще один хлопок, и что-то вдруг кольнуло в боку, дышать стало тяжело, ноги стали подкашиваться. Он взглянул на место где кольнуло, и заметил пятно крови, это означает лишь одно: выстрел был произведен на поражение, но уже более опытным стрелком. А на встречу ему, уже выехала еще одна патрульная машина, светя ему прямо в лицо невероятно мощными фарами. — «Приказываю оставаться на месте!» — раздался голос из мегафона. — «Руки вверх!». Беглец не мог поднять руки, что  придерживал огнестрельное ранение, из которого практически ручьем лилась кровь. — «Я сказал руки вверх! Или мы откроем огонь на поражение!». 
     Вокруг столпился народ, хлопая глазами. Тыча пальцем в беглеца, кто-то из толпы трижды выкрикнул — «Преступник! Преступник! Преступник!». Полиция тут же начала разгонять любопытную толпу. Раздавая приказы, размахивая дубинками, свистя в свистки. 
     Беглец поднял наконец руки, которые были закованы в наручники, но не удержался и упал лицом на асфальт. Подбежали двое, скрутили беглого преступника. И избивая повели к машине. 
     Клим вздрогнул, открыв глаза. Перед взором был потолок, закопченный. Как будто бы здесь взорвалось что-то, или ранее был поджег. Привидевшийся кошмар растворился в голове, рождая ужасную боль в затылке. Как будто кто-то ударил по ней чем-то тяжелым. 
     — Очнулся? — сказал кто-то… Клим тут же помотал головой, зажмурился и посмотрел на того, кто говорил. За столом сидели трое мужчин. Видимо выпивали. На полу все так же лежала та самая обнаженная женщина. Климу стало снова не по себе. Что оказался в той самой квартире:
     — Вы кто? И где я? 
     — Расслабься друг. Ты утром нажрался где-то и упал прямо возле этой квартиры. Вот мы тебя и подобрали, не оставлять же в коридоре… Ктстати: ты это, похмелиться не желаешь? 
     — Вы кто? — хлопая глазами спросил Клим.
     — Хех… Ты видимо чего-то путаешь! Это я тебе должен задать вопрос. «кто ты?». 
     — Я Клим… Клим Иванович. 
     — Я Ганс. Этот вот с шрамом на лице — Олегер. А вот он… Эй! Не спать! — он толкнул того что спал, свесив голову. Тот сразу же подорвался. — Вот этот вот спящий урод — Рихард!.. Ну будем знакомы.  Давай присаживайся к нам, у нас тут есть что выпить. 
     — А который час? — спросил Клим. 
     — Без пяти как налили, два часа как пьем! — подшутил тот что со шрамом на лице. Рубьцом который пересекал щеку, как раннее было у Махно. И похож он был чем-то на него, только видимо идеологии придерживался на против. На рукаве у него была повязка со свастикой. На его сером пальто натянутое на волосатое голое тело. Все они выглядели подозрительными. Клим еще раз посмотрел на лежащую женщину. И задался вопросом: не мертва ли она?.. Приглядевшись он заметил что она еще дышит и это немного успокоило Клима. Хотя ее кожа была со множествами ссадин, царапин с внушительными сукровицами. Видно было что издевались они над ней долго и мучительно. 
     — Уже почти пять вечера. — сказал Ганс. — ты уже восемь часов с ряду дрыхнешь! Давай подваливай, выпей с нами! 
     — Спасибо, но мне нужно идти. 
     — Но нееет… — ехидно произнес нацист со шрамом, обнажив пистолет что был вставлен в пояс его штанов. Клим понял, что так просто покинуть квартиру ему не удастся. Он поглядел на дверь, на которой был наклеен плакат фюрера Дитриха. Светлый мужчина в пиджаке, с проваленными глазами. Взглядом выражающий силу и уверенность, на голове плешь, на вид лет за пятьдесят. И снизу надпись: «Фюрер Дитрих Шнайдер. Чистота генов — это чистота России».  
     — Давай! Садись сюда. Вот так вот… Ганс плесни ему шнапсика? Пусть оправиться! Ганс открыл бутылку, в которой плескалась бесцветная жидкость и налил эту жидкость в граненный стакан почти до краев. 
     — Пей! — уже приказывая сказал шрам. — Пей я сказал!.. Клим не уверенно принял граненную тару. Руки его тряслись, но не от страха а скорее от похмелья.  
     — Подожди! — ударив по столу кулаком сказал шрам. — Тост! За национал-социализм! За фюрера! Зиг Хайль! — выразительно и громогласно  выкрикнул он. И все остальные выкрикнули тоже. Кроме самого Клима. Шрам залпом опустошил стакан, занюхав своим рукавом, но выглядело это как будто он вытер сопли. С подозрением посмотрел на Клима, который смотрел в стакан, будто что-то видно там было. Затем выдохнул и начал залпом опустошать его. 
     — Вот это по нашему! — выкрикнул шрам. — Закусывай давай, а то опять захмелеешь! Клим взял со стола вилку, насадил на нее соленный огурец и закусил. 
     — Ну давай рассказывай! Кто ты. И какими судьбами в эти края? — недовольно начал шрам. — Давай не тушуйся, рассказывай? 
     — Я… Сипло сказал Клим. 
     — Ну?.. Я! Что я? 
     — Я не помню как я здесь очутился. Я выпивал с друзьями в баре. 
     — В каком? — спросил его шрам. 
     — На улице Штразбург. В баре «Bier mit Freunden». — соврал Клим. Шрам невесело усмехнулся дернув щекой. 
     — Стало быть… У тебя есть персональный пропуск в этот бар? — допытывался шрам. 
     Клим полез в карман, делая вид что хочет показать тот самый пропуск, не зная какой. Но рука лишь нащупывала только пачку сигарет, и удостоверение журналиста. Что и не стоило показывать его им. Полез в другой карман, рука нащупала зажигалку бумажник, и ключи от квартиры. 
     — Хм… Что потерял? — издевательски произнес Ганс. 
     — Да… Видимо потерял. — неуверенно произнес Клим. 
     — Ну да ладно! Выпишут тебе новый. — махнул рукой шрам. — Скажи мне вот что… Это эээм… Как тебя там? 
     — Клим. 
     — Клим! Да, точняк… Там кто сейчас бармен? Вайс или Федер? 
     Клим озадаченно захлопал глазами. Растерянно поправил свои волосы откинув их назад. Думая как бы обойти вопрос. Все трое нацистов в ожидании застыли подозрительно глядя на него, сверля залитыми глазами. Клим кашлянул не громко и проговорил: 
     — Я не помню. Я туда уже пьяный пришел. По моему он был высокий молодой парень. — на свой страх и риск ляпнул Клим. И в одночасье пожалел. 
     — Ха! Значит это Вайс. — сказал Ганс. И у Клима будто лавина с души. 
     — На днях он изрешетил одного коммуниста из своего Люгера. — влился в разговор Рихард. — Настоящий национал-социалист! Предан партии и фюреру! 
     — Вайс парень что надо! Идейный, образованный. Таких еще поискать нужно! — заявил шрам. — Это хорошо что ты один из нас! — обратился он уже к Климу. — Только вот где твоя повязка? Не уж-то тоже посеял, как и пропуск?! 
     — Повязка? — удивился Клим. — Ах да!.. Повязка! Черт! Да, потерял тоже! 
     — Потерял?! — взбесился шрам и вынул из пояса свой пистолет. У Клима сердце в пятки. — Ты знаешь что за потерю повязки бывает? А вдруг тебя наши примут за журналиста или за коммуниста, или за тупого демократа? И тогда… Он наставил пистолет на Клима демонстрируя выстрел. — Пуууухх! И все. Был национал-патриот, теперь труп!.. Ганс! У тебя должна быть еще одна повязка, выдай парню? 
     — Это можно. — заботливо улыбаясь сказал Ганс. Затем запустил пятерню в карман и достал оттуда красную матерью.  
     — Держи парень! Не теряй больше!.. Клим неуверенно взял красную повязку в руки. На которой был изображен орел держащий свастику в своих когтях. И какая-то надпись на немецком. 
     — Давай я тебе ее сам надену? — сказал Ганс. И за вязал повязку ему на руку. 
     — О! Теперь другое дело! — пьяной хрипотой сказал шрам. — Вот теперь видно что наш, в доску наш! А?!.. Давай выпьем? Ганс!!! Начисляй!.. Ганс плеснул всем по последней. Они выпили и закусили. Шрам с неким интересом посмотрел на Клима, который был как в не своей тарелке и сказал: 
     — Ты чего это?! Нормально все? 
     — Да, все в порядке, просто еще не могу отойти. — соврал Клим укратко глядел на лежащую женщину. 
     — Вижу ты голодный? — заметив что Клим поглядывает на обнаженную женщину сказал шрам. — Так чего медлишь? Давай! Трахай ее! 
     — Нет джентельмены, я не хочу. 
     — Джентельмены?.. Хм… Интересно. А что? Мне нравится! Джентельмены! Звучит хорошо и подходяще! Давай не тушуйся Клим, или как там тебя?.. В общем давай справляй нужду! А мы посмотрим… Хехехе. — раздражительно засмеялся шрам. И остальные его подхватили. 
     — Нет, я не буду этого делать! — твердо заявил Клим. — Я женатый человек, у меня есть жена и дочь. 
     — Жена… И дочь. — издевательски проговорил шрам. И снова вынул свой пистолет. — Мне ее убить? 
     — Зачем? Не надо! — испуганно проговорил Клим. 
     — Либо ты трахаешь ее. То и есть, это не арийское создание. Либо я вышибу этому существу мозги. Выбирай! 
     — Не надо! Прошу вас, не нужно этого делать! Просто оставьте ее в покое! 
     — Не понял?! А что это такое?! Ты проявляешь сердобольность к этим выродкам?! — ошарашенно выкрикнул шрам. Ганс покачал головой. Рихард продолжал клевать стол, но при этом старался не засыпать. 
     — Зачем же издеваться? Что она такого сделала? 
     — Так, короче парень! — строго заявил шрам. — Ты меня тут учить вздумал?! Не хочешь трахать эту дрянь. Тогда я пристрелю ее!.. Шрам направил на нее пистолет, прогремел выстрел. Но Ганс успел отвести ствол вверх, и пуля прошила потолок. 
     — Остынь Олегер! — сказал Ганс забрав у него пистолет. — Не нужно этого делать! 
     — Ах… Еще один сердобольный национал-социалист? — обиженно проговорил шрам. — Вам что? Всем наплевать на то что сказал фюрер?! Значит все равно?! Ну ты ублюдок! — недобро обратился шрам к Климу. — Ты что думаешь, если ты помиловал эту тварь. То завтра она тебе жизнь спасет?! Нееет… Она будет смотреть как ты захлебываешься в собственной крови! Кавказец, еврей, азиат. Они другие! Понял меня?! Другие! И верными они тебе никогда не станут! Запомни это сука! 
     — Остынь Олегер! — воскликнул Ганс. — Да что с тобой?!.. Совсем охренел?!
     — Ну ты! Командир бл… дь! Хочешь меня пристрелить? Валяй! 
     — Молчать! Ты как с командиром со своим разговариваешь?! Думаешь если я позволил тебе пить со мной, то можно и на шею мне садится?! Раскомандовался тут! Наливать я ему тут должен! И вообще! Какой я к черту тебе Ганс?!.. Я лейтенант Шпангельманн! Ты меня понял солдат?! — железно выкрикнул Ганс взяв шрама за горло. — Понял?! Или я тебе такой же шрам на другой щеке сделаю! Отвечай мне?! 
     — Понял я вас! Господин лейтенант, Шпангельманн! — недовольно проговорил шрам. И Ганс брезгливо отпустил его.
     — Ты! — обратился Ганс к Климу. — Убери это животное с моих глаз! Или я сам ее пристрелю!.. Клим поспешно развязал ей руки, что были перетянуты медным шнуром. Подняв обессиленное тело с пола поволок ее в комнату. 
     — Прошу вас. Не надо. — бредила женщина. — Лучше убейте, добейте! 
     — Все хорошо. Я вас не трону. 
     — Вы кто? — не открывая глаз проговорила женщина… Клим затворил за собою дверь. Положил ее на кровать. Нащупал на стене выключатель и щелкнул, но свет не загорелся. 
     — На столе стоит светильник включите его. — слабым голосом сказала женщина.
     Клим подошел к столу который едва виднелся в полумраке, щелкнул светильником, и тусклый свет осветил уютную комнату. И только сейчас он смог разглядеть ее лицо. Она оказалась весьма молодой девушкой не больше двадцати лет. Черные длинные волосы, другой разрез глаз, но необычайно красивых. Нежное лицо, на который были ссадины, выражало страх и недоверие к Климу. 
     — Я не могу… Я не хочу. Не вытерплю это еще раз. — почти плаксиво поговорила она. 
     — Тише, тише малышка… Успокойся, я тебя не трону. Я не из них — шепотом проговорил Клим. 
     — Прошу вас… — пропищала девушка ручьем роняя слезы. — Пожалейте… Не надо! 
     — Ну тише, тише. Я и пальцем вас не трону, обещаю. Вы только успокоитесь, постарайтесь успокоится… Вот так вот, умница. Все хорошо, я вас не трону. 
     — Лучше убейте меня, я не хочу так жить! — истерически заверещала девушка. — Я не хочу жить!.. Не хочу! Зачем он помешал меня убить?! Зачем!.. Зачем вы умоляли его не убивать меня?.. Я больше не хочу жить! Убейте меня! Прошу вас!.. Убейте-же! Как вы убивали сотни невинных людей! 
     — Так! Успокоитесь! — почти выйдя из себя твердо но сдерживаясь сказал Клим. 
     — Успокоится? Вы изнасиловали меня! Превратили меня в черт знает что! Обращались со мной как с тварью! И я должна успокоится? 
     — Послушайте меня. — тихо проговорил Клим. Но девушка продолжала причитать размазывая слезы по лицу. Раздражительно капая ему на нервы. Клим больше не мог этого выносить: 
     — Послушайте меня!.. Да Замолкни уже!!! — уже выйдя из себя крикнул Клим. На кухне тоже шла ругань во всю. Ганс уже перешел на истеричный крик. Но Клим решил оглохнуть, сейчас ему было не до них. Пусть хоть перестреляют друг друга, глядишь и пойды будет больше. 
     — Я! — сказал строго Клим. Но тут же перешел на более тихий шепот: — Я не национал-социалист, вам ясно теперь?.. Я журналист. А эта повязка… Да чтобы не вызывать подозрения, я не националист. Я обычный человек. Я попал сюда по ошибке. 
     — Не лгите пожалуйста. — плаксиво проговорила девушка… Клим вздохнул и сел рядом: 
     — Я не националист, я не коммунист и даже не демократ. Я обычный человек, еще раз вам говорю, я, обычный, человек! Я скорее индивидуалист. 
     — Вы видимо лжете! Просто хотите меня, хотите мне понравится, чтобы еще раз меня трахнуть! Вам видимо это ну ооочень понравилось, и как?! 
     — Вы издеваетесь надо мной? — снова проговорив шепотом Клим, но уже раздражительно. — Я вам тут рассказываю кто я есть. А вы даже меня не слушаете! 
     — Зачем вы развязали меня?
     — Вы спрашиваете меня зачем?.. Вы спрашиваете зачем?!.. Да потому что я не изверг! Вам ясно? У меня сердце кровью обливалось, когда я вас увидел на полу связанной… Вы думаете я безжалостный урод?! Ошибаетесь! 
     — Ладно… Пусть вы не бесчувственны. Но один из них, это точно! Я вам все равно не верю. Уходите. Оставьте меня, мне противно ваше присутствие! 
     — Хорошо… Я уйду, но только после того, как вы успокоитесь и заснете. Уйду после того, как уйдут они. Я не позволю им сделать с вами тоже самое! 
     — К чему вы так милосердны? 
     — Замолчите уже… Прошу вас. И не говорите больше не слова. — сказал Клим. 
     — Не затыкайте мне рот. Вы думаете я проститутка? Шлюха какая-то? 
     — Конечно! А кто-ж вы еще? 
     — Я не шлюха! Понятно вам? Я порядочная девушка! 
     — Ох как?! Порядочная девушка? Не верю… Ей богу не верю! Вы шлюха… Это ваш образ жизни, и что же вы ждали от такого призвания? Успех? Счастье? Любовь?.. Вас изнасиловали эти выродки, и вы недовольны этим? А что же хотели-то? Быть шлюхой это не честь! Это скорее бесчестье! 
     — Ты… Ты ублюдок! — в ярости выговорила девушка, задыхаясь от злости и слез. — Самый что не на есть — конченный мамин ублюдок! Я никогда не была шлюхой! Меня просто изнасиловали! Тебе ясно урод?! Уходи отсюда! Уходи! 
     — Вот видите? Вам не приятно когда вас обзывают шлюхой. Хотя возможно вы ею как того и не являетесь. Вот так же и мне, не очень приятно когда вы считаете меня одним из них, из этих уродов что изнасиловали вас. Мало того, еще и нацистом! Теперь я надеюсь вы поняли, что я не национал-социалист?.. А уйду я отсюда, как я уже сказал, после них. И не вам, меня прогонять. 
     — Это вообще-то моя квартира! 
     — Надо же?! Ваша квартира?! Вы говорите о ненависти к националистам. Но при этом, при этом… У вас на двери плакат с фюрером! Как вы можете это объяснить. А то я не совсем вас понимаю?! Может это вовсе не ваша квартира? Может это вы лжете? 
     — Плакат этот, они приклеили уже сами! 
     — Хорошо, но как они оказались в вашей квартире? Вы что-ж в гости их позвали? 
     — Они ворвались ко мне, они за мной следили когда я шла с библиотеки. А потом я плохо что помню. У меня был шок, они избили меня и изнасиловали. 
     — Мне жаль… Мне очень жаль, правда. 
     — Уходи! 
     — Я вам мешаю? 
     — Пожалуйста уйди! Оставь меня… Не приходи больше никогда! 
     Клим встал с дивана, посмотрев на лежащую девушку. На которой не было лица, глаза ее бесполезно смотрели куда-то в пол, видимо там и искала свое утишение. Климу ничего не оставалось, как взять и уйти, оставить ее в покое. Но что-то нечто, держало его, такое, что хотелось присесть рядом с ней и просидеть так до самого утра. Но это нечто Клим переборол, вышел из комнаты, на кухню, где все еще не прекращая свою ругань, сидели они. Какая-то ненависть и неприязнь разбушевалось в душе у Клима к ним. «Дайте мне пистолет, и я наделаю в них пару лишних дыр, пущай захлебываются в крови!». Их пьяные и неприятные лица, все больше вызывало у него отвращение. Может просто побочный эффект, после всего увиденного? 
     — Ну как? Все? — поинтересовался пьяный Ганс. Держа в руке граненый стакан налитый почти до краев. На столе откуда-то появилась еще одна бутылка с алкоголем. Рихард уже спал на столе, шрам спокойно сидел смотря как тлеет его сигарета. — Может выпьешь с нами? 
     — Нет. Мне пора… До встречи. — сказал не глядя на Ганса, Клим. 
     — Ладно давай парень. Еще увидимся! Клим покачал головой направившись к выходу. Толкнул железную дверь кулаком, получилось как будто прямо фюреру лоб. Дверь отворилась, Клим вышел в коридор, и запер ее за собой. 
     В коридоре снова было темно. Снова пахло здесь смрадно. Клим нащупал в кармане зажигалку, достал и чиркнул. Игривый язычок пламени подскочил на бензиновым фитилем, освещая пространство. Вспомнил направление к выходу, взглядом поймал план эвакуации. Зеленый человечек, бежавший в сторону выхода по стрелке. К такой же зеленой надписи «Exit». Дошел до лестничной площадке, здесь с разбитого окна падал свет с улицы. Почти стемнело, но разглядеть ступени было возможно, потушил зажигалку. — «Ненавижу лифты!» — проговорил про себя Клим. — «Лучше пешком, но как же муторно на душе».
     Он спустится на первый этаж, подкурил сигарету, крепко затянулся и вышел из подъезда. На улице творилось что-то, люди в панике бежали куда-то, или от чего-то. Послышался в дали где-то через квартал вой сирены. Клим понял сразу, что это сирены пожарной машины, значит где-то случился пожар, или очередная бомбежка. Он мысленно плюнул в сердцах и пошел прямо по дороге, не придавая этому никакого значения. Люди бежали ему на встречу, то оббегая, то почти сшибая задевая плечом. Обращать на них внимание он не стал. 
     Его что-то грызло изнутри, может потому что оставил ее на растерзание этим псам? Почему он противен ей? Ведь он не пытался ее изнасиловать, не было в мыслях. А наоборот выражал сострадание и жалость. Почему он не обнял ее, как подобается сердобольному человеку. Клим был именно таким. Он не утешил, не привил ей спокойствие, не обеспечил безопасность от них? Но что стоило ожидать от человека которого сперва унизили, изнасиловали, и хотели убить? Ждать когда она возрадуется добрым людям, броситься в объятия?.. Ничего подобного не должно было произойти. Она прогнала его, словно заранее зная о том, что Клим ее не тронет. Но не смогла прогнать тех националистов, которые творили «такое»… Это нормальная реакция человека, быть озлобленным после падения и издевательства над ним. 
     Он перешел дорогу по пешеходной полосе, в след ему посигналила иномарка, «Mercedes Benz» нового образца. С партийными лозунгами звучащие из нее, вместо радио или музыки. Высунувшись из окна авто выкрикнул мужчина — «Куда ты так спешишь однопартиец?». Как если бы Клим нарушил правило, и как если бы он был ему однопартийным советчиком, национал-социалистической пропаганды… «Ах да! Черт возьми повязка!» — вспомнил Клим, глядя на рукав своего пальто. На которым была красная материя, с четко виднеющиеся свастикой и орлом...  Это район города принадлежит им, удивляться не было причины. 
      Прошел мимо поста дорожных патрульных, который был пуст. На будке которого, были различные графити. Протестные лозунги, которые говорили о агитации свободы и анархии. Рядом стоял сгоревший автомобиль, отечественной марки. Так же был изрисован какими-то веселыми рисунками, нецензурными надписями, яркой и рябившей краской. Особенно придавало значение: человечек, на веревочках, в виде «паппета» марионетки. Изображен однотонным зеленым, штрихованный и безликий. С низу гласила громогласная надпись «Личности нет». — «Личности нет» — повторил в слух Клим. Удивляло это впрочем до безумия. Эта территория города, принадлежит давно националистам. А на улицах все еще мозолят глаза анархические рисунки, лозунги и афоризмы. Видимо все же нашлись, кому не по душе пришлась  «нацистская диктатура». Жив ли тот отчаянный авантюрист, который не побоялся воспользоваться своими художническими способностями. Чтобы пробудить в националистах еще большую бдительность и ненависть? Вопрос повис в воздухе. На встречу Климу выкаталась пожарная машина, врубила свой яркий до белизны свет, оглушающий сигнал почти оглушил его, что Клим чуть было не попал под колеса. Сам того не заметив, что внезапно вышел на проезжую часть.
     Резко отпрыгнул в строну. И в считанных ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)