Следствие ведут кикеры (Глава 2)

— Вчера, ближе к полудню группой сотрудников из четырех человек было избито и приструнено восемь молодых людей. Впоследствии задержанные причисляли себя к готам и тунеядцам. Двое госпитализированы, четверо находятся в тяжелом состоянии, еще двое находятся в удовлетворительной форме. Огнестрельного или холодного оружия при себе не имели...— запнулся капитан, дочитывая последнюю строчку утреннего рапорта.
—Что ж вы, сукины дети, делаете-то? Ваша цель — поиск и отлов безработных граждан среди молодого населения, а не учинение локального геноцида!
—Но, товарищ капитан, — неловко промямлил Кабан, как вышестоящее лицо тут же резко прервало его:
—Никаких отговорок! Вы что, юнцы, забыли, из какой клоаки вас вытащили! Если вас и кличут госпсами, это далеко не значит, что вы должны бросаться на каждого встречного как безмозглые цепные собаки! Падите прочь! Ещё одна такая выходка, и вас ждет трибунал по всей строгости! Я всё сказал.
Кабан, выслушав очередной выговор от начальства, налился красками и молча вышел из кабинета, мощно хлопнув дверью. В это же время Маркионит сидел напротив стола капитана: в его взгляде прослеживалось непоколебимое спокойствие и уверенность в своей безнаказанности.
—Как же мне с вами, бездарями, поступить… Приказы выполняете со всей покладистостью, но с излишним размахом… Ума не приложу, как выстроить наше дальнейшее сотрудничество, — сказал капитан, словно по учебнику.
Кикер скорчил ехидную гримасу, встал, повернул стул на сто восемьдесят градусов, снова сел, упершись грудью на его спинку и заявил:— Я и мои сателлиты исполнили вашу волю, выйдя из схватки с минимальным уроном. Почему вы так сердобольничаете по поводу какой-то уличной шпаны больше, чем по своим подчиненным?
От услышанного зрачки офицера обуяло багровое зарево, а из ушей чуть было не пошёл пар, как из закипевшего чайника:— Да как ты смеешься так разговаривать с вышестоящим по званию!— выпалил грозовым басом капитан — Вы все мне обязаны: Кабан, Жнец, Затворник и даже ты, Маркионит! Неужели показатель твоего интеллекта ни на йоту не отличается от скудного умишки этого амбала?! Я боле не намерен повторяться: еще один такой фортель, и твоя шайка отморозков отправится на затворки этой страны. В ту топь, из которой вас и вытащили!— начальник кикеров постепенно остывал, тон его кожи возвращался к привычному, а во взоре прослеживалось сожаление за излишнюю экспрессивность своих высказываний.
—Разрешите идти?— отчётливо спросил Маркионит.
—Разрешаю. Иди отсюда. От греха подальше...— ответил юнцу капитан, параллельно вытирая пот шёлковый платком со лба.
Кикер неспешно вышел из кабинета и тихонько закрыл за собой дверь. В мрачном коридоре, напоминающем стены древнего фамильного склепа, сидели его товарищи по несчастью. Картина была удручающей: Кабан расположился по центру скамьи, широко расставив дубовые ляжки, руки его были сложены друг на друга, а голова повернута в сторону. В такой позе он напоминал ребенка-акселерата, всерьез недоумевающего, по какой такой причине с ним провели очередную воспитательную беседу. Жнец с Затворником устроились по краям скамьи, больше походя на тени, отбрасываемые обвисшими боками главаря. Оптимистичным выражением лиц они также не отличались.
Казалось бы, такие бесхребетные и на первый взгляд ничем непримечательные антропосы. Могли ли они стать очередными ладно смазанными шестеренками для государственной машины? Говорить пока рано, ведь эти новобранцы еще не успели проявить себя.
Вдоволь налюбовавшись кислыми минами своих товарищей, Маркионит прокашлялся и начал очередное вещание: — Чего пригорюнились, витязи ясные? Каждый терпит неудачи, и это нормально. Мотайте на ус: дорога возникает лишь под ногами идущих. Хотя, если Кабан снова оплошает, клянусь, я сделаю из его кожи новые сапоги.
Кабан безмолвно поднял грузную голову и посмотрел на горе-оратора полу прищуренным взглядом:— А силенок-то хватит, задохлик? Я смотрю, в последнее время наглости у тебя хоть отбавляй. Вдобавок к этому еще выражаешься так, будто во всём повинен только я? Новички тоже задали готам трепки. Так какие у тебя претензии?
На Маркионита частенько нападали приступы сумасбродства, но недоумком вроде Кабана, он никогда не был. Оценив ситуацию и осмотревшись по сторонам, он понял, что у него нет ни малейшего шанса на успех. Узкий коридор сильно ограничивал подвижность и верткость кикера, что его командиру-увальню сыграло бы только на руку. Кабан мог запросто заключить Маркионита в свои крепкие объятия и познакомить его позвоночник и затылок с бетонной стеной…
Или он мог схватить похожего на гончую парня за плечо и навешать ему увесистым кулаком, что тоже не ознаменовало бы удачный исход событий. Маркионит сделал глубокий вздох, затем ничем ему не уступающий и даже превосходящий по продолжительности выдох, протянул свою жилистую пятерню Кабану и проронил:
—Ладно, Кабан, не держи зла. Вспылил. С кем не бывает. На днях я вёл себя как черт веревочный. Давай же забудем старинные распри и продолжим наше взаимовыгодное сотрудничество.
Очевидно, что кикер обладал зачатками резонерства. Врачи принимали это за диагноз, а вот все видные политики были иного мнения… Удерживать внимания публики на протяжении долгого времени, вешая лапшу им на уши и сотрясая воздух очередной витиеватой фразочкой, может далеко не каждый. Если бы Маркионит как следует, попрактиковался в этом деле, он мог бы составить серьезную конкуренцию местным ораторам, которые завлекали зевак как можно активнее устраиваться на работу путем выплескивания на них мотивационных речей и лозунгов.
Кабан нахмурился, давая всем своим видом понять, что не собирается принимать такие сомнительные извинения. Однако через миг его лицо смягчилось, глаза утратили животный блеск, и он, резко дернувшись с места, как бегун по звуку выстрела, обнял Маркионита и поднял его перед собой. В узнике медвежьей хватки что-то хрустнуло, издав характерный для позвонков звук.
—Так и быть, андрус. Больше мы с тобой не ножах. А всего лишь стоило выбирать выражения,— проревел главный госпес и излил характерный для него смех, больше походящий на поросячий визг. Поставив Маркионита на пол, он размеренным шагом направился в казарму, дабы перевести дух и восполнить силы после очередного дела.
У жилистого кикера же на лице застыла язвительная улыбка. Ему лестно было осознавать, что благодаря своему ораторскому искусству, даже и такому посредственному, он смог не только избежать насильственного акта, но и задобрить дородного босса. Его слова успокоили здоровяка и усыпили его бдительность.
Маркионит считал, что если человека окружить лестью и лизоблюдством, то можно расслабить его, а затем напасть в самый неожиданный момент. Ведь не зря говорят: The patient hunter gets the pray.И Маркионит уповал на это как никто другой.