Вступление

Вот рассыпались слова. И я никак не могу собрать их для тебя, мой дорогой читатель. Чего ты ждешь от меня? И ждешь ли вообще? Подбираю их с пола, сперва по одному, осторожно, бережно, разборчиво… Очень скоро я эту разборчивость позабуду и стану зачерпывать их горстями. Они будут путаться и кривляться, дробится на буквы, радоваться моему бессилию, может даже танцевать. Но пока этого не случилось. Пока они просто лежат на полу как разваренные макароны.
Я теперь совсем другой. Нет, хвалюсь-то я по-прежнему, забиякой смотрю на тех, чистеньких… Ты наверняка их видел, они еще переставляют ноги, будто уверены в земле. А они и уверены вообще-то. У них порядок. Наверное, именно поэтому я их так презираю. Выбить бы табуретку из-под этих ног и посмотреть, как мертвое тело качается в разные стороны, а по идеально выглаженным брюкам ползет тот срам, которого в теле живом и не было как будто. А все же я теперь совсем другой, хоть и не могу в точности объяснить, в чем разница. Лампа на длинной гнутой ножке освещает дощатый пол, на котором соседствует чересчур много объектов. Объедки, окурки, пыль, тряпье, пакеты, фантики разные, подушка, обувь, столовые приборы, провода, веник, скукожившиеся чайные листья, гитара, бутылки разумеется, колпачки от ручек, еще гитара, вырванные страницы, столешница, рюкзак. Можно сказать – это мой портрет. Смотрю на него и немею.
Представил вместо всего этого бал. Не получилось. Дамы в роскошных платьях и их кавалеры во фраках застыли над бездной, а из червоточины проступило мое лицо. Окосевшее. Глупое. Кем же я был раньше, что себе так нравился?
Раньше я был будущим. А будущее всегда прекрасно. Само это слово, которое я сейчас зацепил указательным пальцем, неизбежно потянет за собой и слово «надежда». Они соседи. Или друзья. Или родственники. Я не разбирался в их отношениях, но редко идут они порознь, а даже когда и такое случается – все равно подразумевают друг друга. Это хитрые обезьянки с цепкими хвостами, неразлучные как близнецы. Итак, я был будущим и надеялся так на многое, что едва ли хоть одно мирозданье выдержало бы. Это было хорошо. Это было приятно. Тепло и спокойно. Уверенная рука на штурвале. Я – будущее. Повтори это. Еще раз. И еще. И…
Оставаться им вечно я не мог. У каждой игры есть свой нюанс, в данном случае: ты можешь быть будущим, если у тебя нет прошлого. А прошлое у меня со временем появилось. Прошлое тяготит. Прошлое не дает выбора. Это прошлое заставляет мечтать, потому что про будущее ты все точно знаешь. Завтра будет лучше, чем вчера. Даже песенка такая есть. Я встаю на цыпочки и закрываю глаза.
На самом же деле, я опускаюсь на колени, потом ложусь ничком на пол и всматриваюсь. Я вижу морщины, в которых забилась грязь. Вижу пятна, вижу холст, который не родит картины. Вижу как начинают резвиться слова. Они спрашивают меня, где настоящее. Они хотят, чтобы я их подобрал, построил, разбил на пары, они ждут. Они ехидничают сперва, и, конечно, с ними легко не будет. Никогда не было легко со словами. Но кто еще пожелает мне удачи? Пусть даже про себя? Пусть даже я не услышу и не пойму? Кто еще будет так же мне верен? Кто еще ускользнет от меня так изящно, если я только на секунду прекращу всматриваться сейчас?
Светает. Красиво только первые полтора часа, а дальше весна не очень приветлива на севере. Она не балует меня, да я и не жду от нее ничего такого. Видно все же не такая уж это большая разница… Я пожимаю плечами и не могу уснуть.