Блудный сын вернулся в эпилоге (Глава 11)

Женечка к Коле не приходила уж шестой или седьмой месяц. Сколько ни искал в здания глуши, ни расспрашивал медсестричек редких — молчание говорило за себя само. Первые месяцы страшно ему было, что оставила навсегда в этих стенах убивающих. Право, понял за время это, что ни окружение, ни таблетки, насильно впихиваемые в организм его, не бьют так по здоровью, как стены: серые, белые с пятнами, окровавленные — все одно есть.

Вздыхал, вздыхал, а потом свыкся: «Если пропала, значит, не так я и нужен ей».

От жары голова болела сильнее намного, чем от мороза двадцатиградусного. Окна не открывали (мол сбежит, все дела; однако как тут сбегать, если смысл единственный исчез и не вернулся за ним), о кондиционерах вообще не знал никто, а ванна единственная — пот, достигнувший ногтей обгрызенных. Такого, впрочем, ожидать стоило от мест заключения.

«Кажется, тридцатое июля. Запутался в датах совсем, но черточки, вроде б, помогают. Такими темпами забуду о количестве дней в каждом месяце. Я ж всерьез отмерил тридцать один день в феврале!

Не вернулась Она! Зачем тогда говорила, что я избран чем-то высшим, если ушла, ручкой махнула и оставила меня гнить в этой помойке. Я даже не замечал других пациентов! Может и глаза мне врать стали через столько-то месяцев, тянущихся годами, но не отупел же я! Или никогда не был умен…?

Все реже и реже ко мне приходят. Окна открывать страшно. Недавно приснился сон о Ней: мы стояли в какой-то очень и очень странной комнате с гробом и невозможно долго не говорили друг другу ни слова. Вдруг взяла Она за руку меня легонько, будто боясь вред нанести, и что-то длинное нашептывать начала. Я, естественно, ни-че-го не разобрал, а как только попытался спросить смысл сказанного, так сразу и проснулся.

Надеюсь на то, что это какой-то знак.

А еще каждое двадцать второе число каждого месяца я не сплю. Глупо? Без разницы! Скорее бы Она вернулась…
А если не вернется, пусть убьет.

До встречи с Ней, мой несуществующий слушатель».

Неожиданно просыпается ото сна Саутин.

«Что? Где я? Но я ведь не спал ни разу», — тут же в головушке проносится неверием. Помнит точно, что вот сейчас прямо писал в дневнике своем.

— Ты жив, Коля! Ты жив! — женский крик — Алена? — на помещение все разносится. Теперь уж точно не понятен замысел Абашинский…

— А где Евгения? А как же Адам и Ева? А как же светопреставление? Она же их поняла, поняла! — попытался встать, чтобы на Абашиной поиски пойти, однако ни ноги, ни в целом тело не слушалось бедного. Хочет к разговорам обратно с Ней вернуться или просто обратно, чтоб только лица их не видеть.

— Ты что несешь? Ты упал с крыши тогда, на балконе — помнишь? — нахмурив брови, проговорила Саутина и каким-то взглядом стеклянно-прозрительным сквозь муженька уставилась.

Залепетал, забился птенчиком в гнезде, ведь знал на сто процентов: не сон, не кома были!

На старания «мученика» смотря, усмехалась из-за угла дьяволица. Или не Она была это…?