#9 (Глава 9)

5.

… мои первые воспоминания о бабушке Марии, она же Малка, связаны с деревней и запахом говна. Мне было лет наверное, пять или шесть, точно не вспомню… но тогда я буквально жил в больницах. Мне казалось, что дома я бываю только для того, чтобы вкусно поесть, «откиснуть» в ванне, как выражалась мама и затем я снова заболевал и меня отвозили в больницу. То бронхит, то астма, то воспаление легких. Родился я и был лет до семи очень болезненным ребенком. И вот было решено отвезти меня на откорм и подышать свежим воздухом в деревню. Бабушка Малка с дедушкой жили в деревне, точнее это все то же самое село Ленинское, оно же Георгиевка.
Отец привез меня на какой-то служебной машине. И вот передо мной в воротах стоит высокая, красивая женщина. Она не улыбается, а хмурится, дальше она смотрит с упреком на моего отца и с каждым словом, повышая тон, ругает его отборным матом. Суть тирады в том, что ребенка уморили голодом, то есть меня. Отец снимает шляпу, лезет в карман, достает носовой платок и утирает пот со лба:

— Мама, прошу Вас не ругайтесь такими словами при моем сыне. – Тихо говорит мой отец.
— Сыне?! Где ты тут видишь сына?! Этот заморыш, что ли твой сын?! Это же не ребенок, а страх Божий!

Бабушка Малка добавляет еще пару крепких выражений, подходит ко мне и хватает за руку. Тащит в дом. Во дворе пахло говном. У этого запаха было масса оттенков. Тут был огромный огород, сдобренный навозом, курятник, гусятник, туалет с выгребной ямой. В общем, говна я нанюхался в то лето на всю жизнь. Но речь не о том. Мы вошли в дом. В доме было приятно прохладно. Даже казалось холодно. Обычный деревенский дом. Прихожая, в ней ведро воды с кружкой. Дальше большая комната. В центре огромный массивный стол, покрытый белоснежной кружевной скатертью. На столе ваза с конфетами. Банка смородинового варенья и кувшин с парным молоком.
У стены, напротив окна, испуганно вжавшись в стену, притаился кожаный диван. Почему испуганно? По той причине, что бабушка Малка не ходила, она носилась по дому, и казалось, что все снесет на смерть, что попадется на ее пути.
В углу кресло. Самодельное, массивное и красивое. Простое вроде, но красивое. В кресле сидит мой дед Иосиф- Иван, тот который сапожник. На нем очки и в руках книга. Это Теиллим (псалмы Давида). Эту книгу он не выпускал из рук.
Дед в обычном сером костюмчике, белая рубашка застегнута на все пуговицы, под горло и красивая седая круглая голова и по этой голове вниз струятся седые волосы, мешаются с густой окладистой седой бородой. Я замер. Дед мне напомнил Бога. Дед поверх очков посмотрел на меня, кивнул и ушел обратно в книгу.
Бабушка что-то проворчала, кажется на украинском и потащила меня в другую комнату. Тут была металлическая кровать, на стене коврик с оленями. Этажерка со слониками и сундук в углу. Бабушка толкнула меня к кровати. Я сел на кровать и утонул в перине. Ей понравился произведенный периной на меня эффект. Я буквально утонул в перине и подушках. Бабушка Малка уперла руки в боки, запрокинула голову и засмеялась. Смеялась она часто, громко, открыто. Люди ее побаивались и считали ведьмой, я сам видел, как мамки хватают своих детей и спешат увести куда подальше, когда по улице шла моя бабушка Малка. Позже, когда я увидел фильм «Тихий Дон» и на экране появлялась Элина Быстрицкая я закричал на весь зал, что это моя бабушка Мария! Одно лицо, один характер, один темперамент.
Бабушку Малку я испугался, но уже через час, когда мы с ней собирали в огороде малину я в нее влюбился. Это она с виду, на людях, такая была громкая и стремительная, как ураган, здесь же наедине со своим внуком-доходягой, она журчала как ручеек, была нежной и ласковой, как весеннее солнышко. И все время норовила затолкать в меня еще одну ягодку. Бабушка Мария дала мне банку и сказала, чтобы я продолжал собирать малину. А сама она де пойдет готовить нам с дедом обед. Отец зашел ко мне в огород, присел на какой-то пень, закурил и посмотрел на меня с какой-то потаенной грустью. Я продолжал собирать малину, поглядывал на отца.

— Сынок, ты бабушку не бойся, она только с виду грозная. А на самом деле она добрая и … слушай больше деда, а когда бабушка начнет кричать на него или тебя, или вообще просто так, и на весь мир, ты закрывай уши и не запоминай ни в коем случае те слова, что услышишь от нее. Хорошо?
— Хорошо, пап.
— Ладно, мне пора в город. Будь здоров.

Я кивнул отцу, я так был увлечен сбором малины, что не подошел попрощаться. Отец встал и ушел.
Через какое-то время я услышал сзади какой-то странный звук. Обернулся и застыл от ужаса. Передо мной стоял огромный петух, размером с хорошего пса! Распушился весь, огромный клюв, огромные острые шпоры. Он весь набычился, наклонил голову и скреб когтями землю. Ворчал. И вот без объявления войны, бросился на меня. Я стоял неподвижно. Он подлетел ко мне и больно клюнул в ногу. Я закричал от боли. Петух отпрыгнул, чтобы снова на меня броситься в новой атаке и тут на все село зазвучал отборный мат моей бабушки Малки. Я сел в малину и стал плакать, из ранки по ноге струйкой текла кровь. Бабушка не догнала петуха, и бросилась ко мне. Увидела кровь, закричала, подхватила меня на руки и понеслась в дом. Там она обработала ранку зеленкой. Дед сидел в кресле и спокойно смотрел на нас, какое-то время, затем опустил взгляд в книгу и продолжил чтение.
Когда я успокоился, бабушка тут же отругала меня за то, что я нытик и плакса. Она не ругала, а кричала на меня:

— Что ж ты за мужик такой, если сопли со слезами ешь все время! Прекрати ныть! Закрой рот и никогда никому не показывай своих слез! Запомни, паскудыш, око за око, зуб за зуб, перелом за перелом! Так дед?! Что молчишь?!

Дед кивнул, не отрывая взгляда от Книги.
Бабушка махнула на меня рукой и бросилась вон из дома. Я сидел на стуле за столом. Нога ужасно болела. Мне казалось, что петух продолжает меня клевать и клевать в одно и то же место, как тот орел Прометея. Вот дед закрыл книгу и подошел ко мне. Он был ниже бабушки, но такой крепкий, сильный, какой-то монолитный. Он взял стул и подсел ко мне. Уставился на меня. Долго смотрел. Никогда не забуду его глаза и тот взгляд. Вроде не улыбается, но казалось, что улыбается тебе нежно. Не обнимает, но будто весь тебя обволакивает любовью. Удивительные ощущения.
Вдруг дед спросил меня:

— Тяжело?
— Да. – Откуда он знал, как мне тяжело живется! На плечи давит груз, а когда ложишься в постель, то казалось, что на грудь кладут огромный камень. Это трудно описать словами. Я болел, друзей не было. Родителей почти не видел, брата тоже. Я был одинок до чертиков и такой же до чертиков больной весь насквозь!

Дед закивал и долго молчал. Затем взял меня за руку. Его рука была горячей, но сухой.

— Это ничего, ничего. Завтра утром я тебя вылечу. А пока что запомни одну вещ, — Именно ВЕЩ, он не выговаривал мягкие шипящие. Говорил с легким акцентом, — всегда переступай порог правой ногой. И хлеб всегда бери правой рукой и болеть не будешь. Понял?
— Да.
— Беседер.
— Что?
— Правой ногой. – повторил дед.

Продолжение следует…