#11 (Глава 11)

Малка перестала смеяться. Она наклонила голову и стала разглядывать Иосифа. Она так и не вернула Иосифу его ермолку. Она развернулась и со словами «ну, вот и проверим!» вышла из комнаты, хлопнула дверью. Она отправилась к своим родителям и провела там весь день. Она вернулась в сумерках, как и положено благочестивой жене.
Иосиф стоял на том же месте. Малка заболталась у родичей и совсем позабыла о том, что оставила своего мужа стоять в спальне без ермолки. Она была удивлена. Было ей стыдно за свой поступок? Нет. Она жила слишком быстро, слишком стремительно неслась вперед, что даже на секунду подумать о том, что сотворила, ей было нельзя! Оглянуться назад, задуматься, это значит умереть! Только вперед, только лететь! Но, Малка опустила глаза и протянула Иосифу ермолку. Тот напялил ермолку, и ни сказав ни слова своей молодой жене, ни за ее обманы и ложь, ни за гнусный поступок с ермолкой, молча, чуть потупив взор, вышел из комнаты.
Малка вздохнула и села на кровать. Ей было очень тоскливо. И с этим богомольцем ей предстоит прожить всю свою жизнь! Удавиться лучше. Но она не удавилась. Вскоре она поняла, что ее муж обладает хорошим чувством юмора. Жаль только что говорит мало, но если что и скажет, то в точку! Ей стало с мужем легко. Она даже стала все реже и реже думать о своем офицере, который ее бросил. Малка еще не знала, что ее отец отдал все свои сбережения тому офицеру, чтобы тот навсегда исчез из виду. Но офицер стал требовать больше и больше. Отец Малки сделал крупные долги. Неизвестно сколько бы это продолжалось, но вскоре полк в котором служил офицер перебросили куда-то западнее, ближе к Польше. А долги остались. И тогда отец Малки пришел к отцу Иосифа. И попросил в долг. Но известно, что еврей скорее даст удочку, чем накормит рыбкой. И отец Иосифа предложил вариант с женитьбой. Но отец Малки запротестовал и признался, что его дочь гуляла с русским офицером и с ума сошла от того красавца! Но отец Иосифа сказал, что уж лучше гулящая, но своя — сефардка, чем та ашкенази Хана, на которою засматривается его сын. Отцы Малки и Иосифа пожали руки…
Малка изо дня в день наблюдала за своим мужем. Какой тот усердный и искусный в своем ремесле. Какие сапоги и черевички он тачает, как неукоснительно следует всем 22-м буквам Торы. Но при этом не мучает ее молитвами, обрядами, даже по субботам не упрекает, если та вдруг позабывшись о том что Шабат, начнет что-то делать по дому. Муж только шикнет тихо и с упреком посмотрит, сквозь улыбку. Вскоре Малка захотела родить. Но не могла. Шли годы. Шло время. Отгромыхала Первая мировая и революция. Начались погромы, лихое пришло время. То белые, то красные. Друг друга режут с такой лютой ненавистью, будто не один народ! Но и те и другие при этом не забывают методично резать и расстреливать евреев. Особенно методично делали это красные. На столбах по всему городу расклеивали листовки с рапортом о том сколько было за сутки расстреляно попов, интеллигентов и евреев. Красные старались без перекосов. Если пять попов к стенке, то к ней же пять евреев или профессоров. Принцип равноправия соблюдался даже тут ревностно.
Малка вздрагивала от шагов за окнами. Она все ждала, что придут и за ними. Она умоляла Иосифа бежать! Но тот уперся, как осел!

— Мне некуда бежать. Я тут должен быть.
— Откуда ты знаешь?!
— Знаю. – тихо ставил точку Иосиф и открывал Теиллим.

Голод и нищета кругом, но Иосиф был при деньгах. И всем одалживал. Евреям и неевреям. Все нуждались в помощи. У всех были дети. У всех кроме него. И он помогал – так велит Тора.
И вот однажды пришли и за ним. Дверь просто выломали. Иосифа ударили кулаком в живот. Малку кто-то ткнул кулаком в челюсть. Она упала лицом вниз и это ее спасло от изнасилования. Если бы пьяные солдаты увидели ее красивое лицо – быть беде. А так не сообразили. Они обыскали дом, выкрутили руки Иосифу за спину, стянули за спиной сыромятным ремнем и обзывая жидовской мордой вытолкали на улицу. Толкая в спину прикладами, пиная в зад погнали по улице вниз, туда к окраине, к яру, где каждую ночь слышались залпы ружей, стоны, крики, плач. Ермолки не было, она слетела с головы еще в доме. Иосиф просил солдат дать ему хоть что-нибудь, чтобы прикрыть голову. Он не смеет сделать больше четырех шагов с непокрытой головой, это недопустимо! Это знак неуважения к Создателю! Кто-то ударил и заорал, что Бога больше нет! Кто-то толкнул его кулаком в голову, а один самый сметливый, надел Иосифу на голову помойное ведро. Так с ведром на голове он и дошел под хохот солдат к тому яру…
… Малка очнулась. Сильно тошнило. Голова кружилась. Ее прежде никогда раньше никто и пальцем не тронул, а тут… щека распухла, глаз заплыл. Она с трудом поднялась на ноги и прошептала имя Иосифа. Она была оглушена и все еще не понимала, где она и что случилось, но глядя на раскуроченный их дом, она постепенно вспомнила, что тут произошло. Бросилась в спальню. Увидела, что Иосифа нет и все тут же поняла. Вот именно в этот злополучный момент она поняла, что любит его. Любит несоизмеримо больше, чем любила того офицера, любит до потери сознания. И что она без него и дня не проживет. Малка как была босая, так и бросилась туда, к яру. Она костьми ляжет, но не даст его убить! Она сама их всех убьет, сколько бы их там ни было! Она всех и каждого будет рвать зубами, срывать ногтями их мерзкие лица с костей, но своего Иосифа им не отдаст! Малка бежала по улице и как заведенная повторяла только одну фразу «Господи спаси! Господи спаси! Господи спаси! …»
Матросы пинками, зуботычинами и прикладами выстроили евреев в линию на краю яра. Странного вида человек: во фраке, галифе и лакированных, я вно с чужой ноги, туфлях, достал из кармана наган. Нацелил его на строй евреев и скомандовал сиплым голосом.

— Товсь, мать вашу!

Солдаты перестали ржать, вскинули винтовки. Евреи стояли молча, спокойно. Смотрели на своих палачей почти не моргая. Никто не плакал, не молил о пощаде. Их охватило какое-то отупение. Стало вдруг все безразлично. Дети, семьи, мечты и даже прошлые грешки. Ничего не осталось ни в душе, ни в голове. Ни одной мысли, ничего. Только безразличие. Где-то почти в центре стоял с ведром на голове Иосиф. Он снял с головы ведро и осторожно, чтобы не шуметь поставил его у своих ног. Зачем-то виновато улыбнулся. Справа стоял мальчишка лет тринадцати. Он стоял, как на молитве, голова опущена, руки на животе, ноги вместе, чуть разведены носки. Он едва слышно и торопливо читал молитву «Шма Исраэль». Иосиф не смел ему мешать. Иосифу хотелось обнять этого мальчишку и успокоить, ободрить, но Иосиф не смел прерывать молитву. Он посмотрел налево. Рядом с ним стоял его тесть Аврам. Иосиф не успел тестю сказать, как же он любит его дочь и благодарен Всевышнему за нее!

— Пли! – рявкнул сиплый странно одетый человек.

Раздался нестройный залп. Евреи упали. Мальчишка сильно кричал. Пуля угодила ему в живот. Сиплый подошел к мальчишке и хотел его добить выстрелом из нагана, но вовремя спохватился. Он вспомнил, что у него почти не осталось патронов, а где достать еще он не знал. И он подозвал к себе солдата с винтовкой. Тот послушно подошел. Отчего-то солдаты больше не куражилась, не смеялись, их лица были каменными. Бледными. Кажется, что и протрезвели разом. Сиплый взял из рук солдата винтовку и штыком заколол орущего от нестерпимой боли мальчишку. Штык четко угодил в горло. Сиплый словно хотел заткнуть этот крик. Что ж, у него получилось. Мальчишка был мертв… солдат уставился на мертвого мальчишку.

— Ты че? – рявкнул на него сиплый, понимая, что его солдат деморализован. – Первый раз что ли?

Сиплый вернул солдату его винтовку.

— Да нет, — пожал плечами солдат, — на фронте офицеров расстреляли. Но евреи…
— А че тебе евреи? Че не так?
— Не знаю. Че мы их-то?
— То самое! Они всегда против всех. Они только за Бога. А Бога у нас… — запнулся сиплый и перестроил фразу, — нет евреев – нет и Бога. Понятно?!
— Понятно. – кивнул солдат, зевнул и ушел.

Сиплый махнул рукой в сторону города и скомандовал «уходим». И за ним все послушно пошли в сторону города. На краю яра осталось тело мальчишки. Остальные упали вниз в яр…
… Малка, когда услышала выстрелы, она в миг все поняла и упала на землю. Ноги подкосились. Она лежала на земле и орала от отчаяния. Она скребла ногтями по земле. Проклинала Всевышнего. Она от охватившего ее горя впала какое-то безумие. Она рвала на себе одежду и волосы. Стучала кулаками по земле, до сильной боли колотила себя кулаками в грудь. Мимо прошли солдаты во главе с тем сиплым. Никто не осмеливался посмотреть на Малку, только сиплый. Этот — был тертый калач. Он повернул голову и сурово посмотрел на Малку. Наверное он подумал, а че это мы только мужиков стреляем? А баб че не? Мысленно взял себе эту идею на заметку. Прошли мимо. Сиплый на углу еще раз обернулся на Малку. И скрылся за углом дома.
Малка еще долго кричала. Но никто не осмеливался выйти на улицу, чтобы утешить ее. Все кто был еще жив, сидели в подполах и погребах, крепко прижимали к себе своих детей и жен. Когда Малка пришла в себя, она не помнит сколько времени пролежала на земле. Но она заставила себя встать и пойти к яру. Она должна найти тело Иосифа и похоронить его по-человечески. Брезжил рассвет, чьи-то руки подхватили ее и помогли ей встать. Она не помнила кто это был, но теперь к яру тихо, беззвучно, словно тени шли люди. Шли за своими убитыми родными…

продолжение следует…