#23 (Глава 23)

— Ты что тут ноешь?
— Ничего!
— «Ничего»?! А это что?! Что это?! – дальше отборный мат и бабушка показывает мне мою кровь из разбитого носа. – А это что еще такое? Какого… у тебя весь рот в земле? Ты что землю жрал?! – снова мат.
— Да жрал! – кричу я ей!
— Зачем?!
— Ты что глупая?! Ты думаешь, я сам по своей воли ее жрал?! Меня заставили!
— Кто?! – Мат. Мат. … моего внука… мат… я их сейчас через жопу всех выверну! … мат.

Я засмеялся. Смех сквозь слезы. Я впервые смеялся и плакал одновременно.

— Что ты ржешь?! – Мат. – его отп…ли… жрать землю заставили, а он, посмотрите на него еще и ржет! Ты что, псих?! – Мат.
— Просто смешно стало. «Через жопу выверну» – смешное выражение.
— Глупый дурачок! Это тебе смешно, а им сейчас ой, как больно будет! Они у меня… я их… А ну, вставай!
— Бабуль, не надо! Я сам!
— Сусам к херам! – передразнила меня бабушка, взяла за руку и потащила на улицу.

На улице ни души. Даже птицы смолкли и затаились в листве. И собаки не гавкали. Тишина мертвая. Я стоял посреди улицы и смотрел, как по улице туда-сюда с криком и матом носится моя бабушка Малка. В итоге она устала. Она остановилась рядом со мной. Схватила меня на руки. И заорала куда-то вдаль.

— Если кто подойдет к моему внуку, я вам … все дома падлы посжигаю! Вы у меня все соплями кровавыми умоетесь!

Бабушка потащила меня в дом. Она затопила баню и стала меня отмывать и надраивать. Рука у нее была тяжелая, мне казалось, что мочала сдирает с меня кожу! Но я и пикнуть не смел!
Затем мы сели за стол. Дедушка во главе стола. Бабушка что-то сказать ему хотела, но он на нее посмотрел, и она тут же притихла, присмирела.
Дедушка на иврите сказал благословение. Я думал это украинский, как у той моей бабушки Ханы. Вот дедушка сказал: «Омейн!». Бабушка тут же ответила ему «Омейн!». Дедушка посмотрел на меня, я тоже сказал «Омейн!» Хоть и не знал что это значит. Дедушка преломил хлеб, три раза макнул кусочек в соль. Съел, затем дал бабушке и мне по кусочку хлеба с солью. Затем мы стали ужинать. Ой, как бабушка готовила! Ее щи из щавеля, да на бараньей ножке! Это было нечто! После щей, мы закусили салатами. И затем стали пить во дворике под виноградом чай из самовара, чай на смородиновых веточках! А варенье из черной смородины! А душистый, только что из печи, домашний хлеб.
Дедушка всегда ел молча. Но за чаем иногда позволял себе что-то сказать или спросить.
Вот он посмотрел на меня и спросил:

— Как тебе на вкус земля?

Я не понимал шутит он или нет. Он не улыбался, но в голове слышались нотки смеха. Я был сбит с толку. Я не знал как ему ответить. Дедушка ждал ответа, не сводил с меня глаз.
Бабушке не нравился его вопрос, было видно, что она хочет за меня заступиться, но не решается. И поэтому она рыкнула на меня:

— Ну, дед ждет, ответь ему уже!
— А что я должен ответить? – возмутился я.
— Говори всегда правду, — подсказал мне дедушка.
— Всегда? – изумился я.
— Всегда. Знаешь, есть два ключа, которые открывают замки этого мира? – спросил дед и отставил стакан с чаем в сторону. Положил руки на стол и ласково посмотрел на меня.
— Нет, — признался я, — что это за ключи?
— Правда. Это первый ключ. А второй — это справедливость. Если ты всегда будешь говорить правду и жить по справедливости, тебе откроется этот мир. Так как тебе вкус земли? – повторил вопрос дед.

Я задумался:

— Горькая.
— Горькая? – переспросил дед и закивал мне.
— Горькая.
— Это правда. Она горькая. Как много слез?
— Точно. Когда соли много съешь, такая на вкус.
— Завтра они у нас жрать ее будут. И она им покажется куда горше соли. – вклинилась в разговор бабушка. Глаза ее снова засверкали, заискрились.
Дедушка ничего ей не сказал в ответ. Он вздохнул. Взял чай и о чем-то задумался. А утром бабушка поменяла план действий. После завтрака она поманила меня в огород, там она схватила лопату. Широко шагая, подошла к рогатой яблоне. Вставила лопату между двух стволов этой старой яблони и резко потянула лопату на себя. Черенок лопаты сломался. Бабушка протянула мне черенок, ту его часть, на котором не было самой лопаты. Что-то вроде дубины.

— На!
— Зачем? – спросил я, но дубину эту взял.
— Затем! Я вчера всю ночь не спала и поняла, что мне не надо с тобой за этими басурманами по селу носиться! Сам справишься!
— Но я не злюсь, и дедушка сказал, что я должен просить их!
— И ты простил? – бабушка на свой манер, руки в боки и уставилась на меня сверху вниз.
— Нет. – я вспомнил, что должен говорить правду, как дед вчера сказал.
— Вот и я про то. – бабушка наклонилась ко мне, ее глаза сверкали.
— Бабушка, но их же трое!
— И что с того? Я только, что тебе дала? Бери этот дрын и съездий им всем по спинякам! По разу. Иди!
— Куда?!
— Туда! – бабушка указала мне на калитку. – И пока всем троим не не накостыляешь — домой можешь не приходить!

Я удивлено посмотрел на бабушку. Она кивнула мне, мол, я не шучу. И весь ее воинственный вид подтверждал ее слова. Я вышел за калитку. Посмотрел по сторонам. Никого. Это хорошо! Я очень надеялся, что мне повезет и я не встречу своих мучителей. Надеялся, что вернусь к обеду и бабушке врать не придется. Я пошел к речке и до обеда просидел под огромной раскидистой ивой.
Один раз искупался, но меня чуть не снесло течением на середину реки. Плавал я плохо. Я кое-как добрался до берега. Отдышался, лег на траву. Я смотрел в небо, наблюдал, как по небу плывут облака. Мне стало интересно, а что там за облаками? Нет, я понимал и знал материалистическую точку зрения на это. Там был Гагарин и за ним еще много-много космонавтов, столько, что всех не упомнишь и что все в один голос твердили, что там ничего нет, намекая на отсутствие Бога. Ну конечно, они что думали, что Он заглянет в иллюминатор и постучит в стекло своей дланью простертой, так что ли они все себе представляют Создателя?! Глупцы. Чтобы увидеть Его, думал я, надо смотреть не глазами, а душой. Прислушиваться к ней. Вот как сейчас. Я сел под дерево, прижался к дереву спиной и уставился в небо. Сквозь пыльную листву, которая едва колыхалась от сонного ветерка, проглядывали лучики солнца.
Я видел все пылинки, которые висели в воздухе золотой россыпью. И вдруг все замерло, не от страха, а от восторженного трепета! И я понял, что Он тут! Он рядом, Он везде. Я испытал безумный восторг. Он был надо мной, рядом со мной, за мной и внутри меня одновременно! Иными словами, я вдруг каждой клеткой своего тела и частичкой души ощутил Его присутствие и … что я есть частичка Его, такая маленькая, как та пылинка. Это непередаваемо.
Вдруг в голове возникла фраза: «все проходит, но не заканчивается». Удивительно, но я каким-то внутренним взором видел всю картину мироздания. Там все рождалось и умирало. Из смерти рождалась новая жизнь. Новая жизнь стремилась к смерти. Из ничего рождалось все и устремлялось в это ничто! Я был потрясен, сметен, меня трясло от восторга, переполняло радостью и страхом! На глазах стояли слезы счастья. Все так же внезапно закончилось, как и началось. Я утер слезы, взял дубину и зашагал к деревне. Мне не терпелось рассказать о пережитом бабушке и дедушке. И деду в первую очередь, уж он порадуется за меня! Шутка ли, его внук только что ощутил Суть Всего происходящего. Ощутил присутствие Бога рядом с собой!
Но на пути возникла эта троица охламонов. Они стояли на дороге, точь-в-точь, как в каком-то вестерне. Угрюмо смотрели на дубину в моей руке.

— Это что за фигня? – их главарь кивнул на дубину и смачно так сплюнул сквозь зубы мне под ноги.
— Мой дедушка сказал, мне, что я всегда должен говорить правду, а бабушка дала вот эту штуку. И так вот. Это для того, чтобы я вас троих отбуцкал, иначе мне не видать обеда.
— Ты дурак что ли? – засмеялся тот что справа.
— Нет. Не дурак.
— А мне кажется дурак. Нас трое!
— А у меня дубина. Так что…

Я не знал, что означает это мое «так что…» я не мог закончить фразу и уставился на сельскую шпану.

— Ты такой же придурок как и твой дед, который ходит каждое утро на реку мыться и молиться.

Зря он это сказал…