#48 (Глава 48)

11

… как не силюсь и не пытаюсь, но не не могу вспомнить, как и когда начался этот кошмар. В памяти только одно воспоминание. Одна картинка, та, что из первых. Я захожу домой к родителям, но их дома нет. Ноябрь. За окном уже темно. Ветер и дождь. Не уютно. Я включаю свет и все не могу понять, где родители и почему квартира выглядит так, будто ее покинули уже давно. На столе и телевизоре слой пыли. В квартире пахнет запустением. Я уже собираюсь позвонить брату и выяснить что тут творится, но тут щелкает замок и входит моя тетушка, та самая, которая из Германии. Она выглядит так, будто кто-то умер. Вся трагичная и тихая. Она грустно мне улыбается и садится в мамино кресло. Я сажусь напротив в отцовское. Спрашиваю, где мама, где отец? Она кивает и смахивает слезинку.
Сейчас все это кажется каким-то дурным сном. И ощущения в груди такие, как после ночного кошмара. Может, этого и не было, все было иначе, но мне уже не вспомнить.
Тетушка отвечает мне, что отец в Москве на обследовании. Мама с ним. Она сопровождает его. Я спрашиваю что с отцом? И почему я ничего не знал!
— Твои родители не хотели тебя раньше времени расстраивать.
— Так что происходит? Что с папой?
— У него рак. – тетушка начинает плакать.
— Какой рак? Рак чего?
— Рак желудка.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, но ничего не могу понять. Как? Почему? Ведь еще совсем недавно отец был дома. И мы сидели тут в креслах! Пили чай и играли в шахматы. Говорили о моих делах. Он посоветовал мне пару книг. Я обещал их в скором времени прочитать. И вот…

— Нужна срочно операция. Но в Москве врачи не берутся. Твои родители сегодня вылетают в Тель-Авив. Не переживай, там наша живет двоюродная сестра Сонечка. Она уже договорилась в больнице. Все будет хорошо. – тетушка снова плачет и раскрывает объятия. Я обнимаю ее. И сам тоже начинаю плакать. Но быстро беру себя в руки, все еще не верится. Не могу поверить, не хочу верить. В голове не укладывается все это! Я иду на лоджию и закуриваю. Тетушка остается в кресле. Я вижу, как она вытирает слезы платком и все твердит: О, Господи! О, Господи! За что это нам!

— А Саша? Где Саша? Он знает? – вдруг я вспоминаю о брате. Я хочу ему позвонить! Надо срочно позвонить.
— Саша с ними.

Укол ревности и злости!

— То есть все знают! Все уехали, только я ничего не знаю один! Так нельзя со мной! – еле сдерживаю крик.
— Вот поэтому твой отец и запретил тебе говорить.
— Почему поэтому?!
— Потому что ты его безумно любишь и… и… бешеный ты!

Бешеный? Что это значит? Ну да, я всегда был резким, порой несдержанным. Стремительным, если хотите. Но тут другое же дело! Тут мой отец и да, это правда, отец для меня все. Он ось моей земли, он краеугольный камень моей жизни. Он мой недостижимый идеал настоящего мужчины. Но черт возьми, так нельзя!

— Так нельзя! Я лечу к ним! – стучу кулаком по перилам лоджии. Иду в комнату.
— Никуда ты не летишь! – встает на моем пути тетушка.
— Лечу!
— Нет! Деньги прокатывать! Сейчас каждая копейка нужна! И чем ты там им поможешь?
— А Саша? Он чем там поможет!
— Саша старше тебя и опытнее. Он нужен маме. Он ее поддержит.
— А я значит, не могу маму поддержать?

Снова в самое сердце укол ревности.

— Да, не сможешь! Прости за прямоту. И все хватит! Успокойся, возьми себя в руки и жди!
— Чего?
— Жди, когда они вернутся. Я буду навещать тебя. Готовить еду и убирать. И чтобы тут без глупостей! Ты уже взрослый! Вон в армии отслужил.
— Причем тут армия?
— При всем!

Тетушка быстро идет в коридор. Там из сумки достает литровую банку с супом. Миску с котлетами. Все это отдает мне.

— А как им позвонить?
— Мама сама тебе позвонит.

Тетушка обнимает меня. Уходит. Я остаюсь один. Я иду к серванту и достаю оттуда початую бутылку коньяка. Пью коньяк, закусываю котлетой, курю и рыдаю. Успокаиваюсь на время, но как только поднимаю глаза от рюмки, то тут же вижу книги, часы, кресло – все в этом доме напоминает об отце! И снова рыдаю. Никогда в жизни я так не плакал. И никогда я так не молился, как в тот вечер, в ту ночь. Я просил только об одном у Бога. Просил, чтобы Он, если ему угодно, пусть заберет меня, мою жизнь, но сохранит жизнь отцу. Я просто тлен и червь, а мой отец Человек!

Дни тянулись медленно. Мама позвонила мне на второй день, после моего разговора с тетушкой. Я слышал, что мама плачет, но она пытается держаться и все велит держать себя в руках!

— Завтра операция. Я позвоню. У тебя там все хорошо? – спрашивает мама.
— Мам, у меня все плохо. Я сдохнуть хочу! Я не могу без отца!
— Не смей так говорить! Ради отца, ты должен быть сильным! Я же сильная! И брат твой сильный!
— Мам, как папа?
— Ругается с врачами.
— Почему?
— курить ему запрещают, а он все-равно курит. Я не понимаю откуда и как он достает сигареты?

Я сразу понимаю, кто отцу поставляет сигареты – конечно Саша. Но маме не говорю.

— Все, сынок, мне пора. После операции, я позвоню.
— Я жду, мам, я сижу у телефона! Позвони сразу!
— Да, сынок, ну все, мне пора. До завтра.
— До завтра, мам.

В телефонной трубке щелчок и гудки. Я кладу трубку на аппарат. Иду на лоджию, закуриваю. Льет дождь, холодно. Серый день. На березах последние листки срываются и уносятся прочь. Хочется орать, крушить все вокруг. Я иду в магазин и покупаю бутылку водки. Выхожу из магазина. Свинчиваю крышку и пью из горлышка. Водка обжигает нутро. Заливает гнев в груди, который полыхает и вот-вот вырвется наружу. Как же, сука, хочется орать! Но я молча кладу бутылку в карман куртки и бреду в сторону родительской квартиры. Я уже снимал квартиру. Кажется. Да точно, снимал и даже вроде как был уже женат. Или еще нет. Не помню. Да и не важно это сейчас. Важно другое. Мой мир рухнул в один миг. Все во что я верил и чем жил, все это рассыпалось, как стекло, в которое швырнули камень…