Как дом
Возрастные ограничения 0+
Девочка слушала море. В соседней комнате слушали рок, но девочка слушала море. Приложив ракушку к уху. Девочка слушала сердце. Приложив к груди руку. Шумный дом вокруг. Его шумные обитатели. Но в комнате тихо. А голоса только доносятся. Доносятся. И ветер свистит за окном. как море. и ветки стучат в окно. Как сердце.
Девочка идет по коридору. За дверьми смеются комнаты. Девочка идет по коридору босиком. Впитывает смех и шорохи дома. Линолеум теплый. Пыльный.
Вечером девочка засыпает под душным одеялом, и все окна оказываются плотно зашторенными.
А утром все завтракают. Пахнет крепким чаем и яичницей, а девочку никто не видит. Не замечают существо в дальнем углу столовой, тихонько хлюпающее чаем. А существо живет, дышит, оно печально тыкает яичницу кончиком вилки и дует на чашку. Девочка кричит “я здесь, я есть!”, и ей не глядя передают сахарницу. Из окна веет холодом, качает занавески.
В безмолвном крике проходят дни и складываются в недели. Дом живет и радуется. Мимо него проходят грустные люди, и люди думают: “вот хохочет большой дом и мигает окнами”, и улыбаются. Дом грохочет водосточными трубами, шуршит тапочками по бетонным лестницам, шлепает босыми ногами по холодному кафелю и скрипит дверьми.
А девочка лежит лицом к стене и прижимается щекой к теплой штукатурке. Девочка плачет в душе, она верит, верит. Капли отскакивают от почти белой кожи, от уже не белого кафеля. пахнет хлоркой и живой водой. Девочку никто не видит. Скоро она исчезнет совсем.
Небо голубое, яркое и холодное. Оно просвечивает сквозь пальцы, и девочка захлебывается в холодном потоке. Ветер сдувает с ног.
Девочка ушла. Улетела. Легкими шагами по пустым улицам. Быстро темнело, и зажигались фонари, просвечивали сквозь хрупкое тело. Холодило еще мокрый затылок. Девочка шла, прозрачными руками обнимала улицы и шептала редким деревьям длинные баллады, полные одиночества. Деревья рассказывали ей больше.
Девочка заглядывала домам в окна. Окна — зеркала души. Дома глядели на девочку. Большие окна, смотрят в тебя беззастенчиво. Душа плотная, желтая прямо у тебя под кожей.
Теперь девочка уходила каждый вечер. Просто чтобы быть. Чтобы не раствориться в бесконечном потоке. Потоке шумного бытия. Чтобы холодный ветер бил в лицо и путал волосы, чтобы дома заглядывали в глаза, и бездомные кошки терлись о ноги теплыми облезлыми комочками. Чтобы падать и разбивать коленки и целовать асфальт.
По вечерам дом засыпал. Никто не знал почему не работает свет и не течет из-под крана вода. Вечером в доме было душно из-за коптящих свечей и тихо. А ночью у дома протекала крыша.
Девочка приходила ночью. Осторожно ложилась на край холодной постели, вдыхала дым потухшей свечи и плакала.
На крыше каркнула ворона, приветствуя очередную ночь. На чердаке обитатели уже ждут первые ночные капли протекающей крыши. Они держат цветные чашки, кастрюли и миски, барабанят пластиковые ведра, и до верхнего этажа доносятся воинственные кличи и топот. Этажом ниже их уже почти не слышно. Еще ниже открывают, дышат в окна, а под ними окна закрывают от сигаретного дыма. На пятом этаже варят макароны, и за запотевшими стеклами не видно, как сгущается темнота. А на втором сырые простыни, запах парафиновой гари, жареной картошки и пыли. На втором слезы в жесткую подушку и мятые простыни. На втором девочка зачем-то вскакивает с грохотом, задев стол, испугавшись, бежит на цыпочках и выдыхает за дверью комнаты. Уже на первом девочка бежит по коридорам с искусственным светом, спотыкаясь о собственные ноги, выбегает на улицу, второй раз за сегодня, отшатывается от густого, синего — нет, нельзя в темноту! Но бежит, не видя веранды, не видя дороги, рук собственных уже совсем не видя. Выбегает из дома и окна гаснут, второй раз за сегодня. Над бегущей девочкой нависло небо, нависли остовы дневных домов, черные они мигают окнами и светят, так безбожно светят прямо в лицо, и шепчут. Слова домов вонзаются в босые пятки, как маленькие камушки. Холод жжет пальцы, ступни, щеки. Слова домов жгут грудь, раздирают легкие. Ближе, ближе к сердцу. Не принимай так близко. Девочка остановилась. Ноги растворялись в вязкой темноте. Сердце колотится. Тяжелые грудные удары сотрясают воздух, и девочка все никак не может отдышаться. Вды-хает вла-жный воз-дух, оперевшись на колени. Дома шепчут, не унимаются. Девочка медленно разгибается, делает глубокий вдох. Делает долгий выдох и смотрит в черное мутное небо. Все. Девочка медленно идет к ближайшему дому. Коленки еще немного трясуться, но шаг, еще шаг. Девочка обнимает холодный угол дома, и шершавые камни теплеют и пульсируют под влажными ладонями.
— ты… — шепчет дом.
— да. я знаю. теперь знаю.
Медленные шаги домой. Домой. Ветер нежно шевелит волосы, и девочке вкусно вдыхать его по-осеннему пряный запах. Двор, калитка, веранда, подъезд и лестница.
Дом стоит посреди ночной темноты. Свет горит в его окнах. Стены под старой краской идут мурашками. В доме смеются, спят и готовят еду, говорят, молчат и переходят из комнаты в комнату. Дом плачет старой крышей, и его слезы гулко капают в многочисленные ведра и кастрюли, а на крыше кричит ворона. А в подвале дома плачет девочка. плачет и улыбается, вздрагивая от слез. Как сердце.
Девочка идет по коридору. За дверьми смеются комнаты. Девочка идет по коридору босиком. Впитывает смех и шорохи дома. Линолеум теплый. Пыльный.
Вечером девочка засыпает под душным одеялом, и все окна оказываются плотно зашторенными.
А утром все завтракают. Пахнет крепким чаем и яичницей, а девочку никто не видит. Не замечают существо в дальнем углу столовой, тихонько хлюпающее чаем. А существо живет, дышит, оно печально тыкает яичницу кончиком вилки и дует на чашку. Девочка кричит “я здесь, я есть!”, и ей не глядя передают сахарницу. Из окна веет холодом, качает занавески.
В безмолвном крике проходят дни и складываются в недели. Дом живет и радуется. Мимо него проходят грустные люди, и люди думают: “вот хохочет большой дом и мигает окнами”, и улыбаются. Дом грохочет водосточными трубами, шуршит тапочками по бетонным лестницам, шлепает босыми ногами по холодному кафелю и скрипит дверьми.
А девочка лежит лицом к стене и прижимается щекой к теплой штукатурке. Девочка плачет в душе, она верит, верит. Капли отскакивают от почти белой кожи, от уже не белого кафеля. пахнет хлоркой и живой водой. Девочку никто не видит. Скоро она исчезнет совсем.
Небо голубое, яркое и холодное. Оно просвечивает сквозь пальцы, и девочка захлебывается в холодном потоке. Ветер сдувает с ног.
Девочка ушла. Улетела. Легкими шагами по пустым улицам. Быстро темнело, и зажигались фонари, просвечивали сквозь хрупкое тело. Холодило еще мокрый затылок. Девочка шла, прозрачными руками обнимала улицы и шептала редким деревьям длинные баллады, полные одиночества. Деревья рассказывали ей больше.
Девочка заглядывала домам в окна. Окна — зеркала души. Дома глядели на девочку. Большие окна, смотрят в тебя беззастенчиво. Душа плотная, желтая прямо у тебя под кожей.
Теперь девочка уходила каждый вечер. Просто чтобы быть. Чтобы не раствориться в бесконечном потоке. Потоке шумного бытия. Чтобы холодный ветер бил в лицо и путал волосы, чтобы дома заглядывали в глаза, и бездомные кошки терлись о ноги теплыми облезлыми комочками. Чтобы падать и разбивать коленки и целовать асфальт.
По вечерам дом засыпал. Никто не знал почему не работает свет и не течет из-под крана вода. Вечером в доме было душно из-за коптящих свечей и тихо. А ночью у дома протекала крыша.
Девочка приходила ночью. Осторожно ложилась на край холодной постели, вдыхала дым потухшей свечи и плакала.
На крыше каркнула ворона, приветствуя очередную ночь. На чердаке обитатели уже ждут первые ночные капли протекающей крыши. Они держат цветные чашки, кастрюли и миски, барабанят пластиковые ведра, и до верхнего этажа доносятся воинственные кличи и топот. Этажом ниже их уже почти не слышно. Еще ниже открывают, дышат в окна, а под ними окна закрывают от сигаретного дыма. На пятом этаже варят макароны, и за запотевшими стеклами не видно, как сгущается темнота. А на втором сырые простыни, запах парафиновой гари, жареной картошки и пыли. На втором слезы в жесткую подушку и мятые простыни. На втором девочка зачем-то вскакивает с грохотом, задев стол, испугавшись, бежит на цыпочках и выдыхает за дверью комнаты. Уже на первом девочка бежит по коридорам с искусственным светом, спотыкаясь о собственные ноги, выбегает на улицу, второй раз за сегодня, отшатывается от густого, синего — нет, нельзя в темноту! Но бежит, не видя веранды, не видя дороги, рук собственных уже совсем не видя. Выбегает из дома и окна гаснут, второй раз за сегодня. Над бегущей девочкой нависло небо, нависли остовы дневных домов, черные они мигают окнами и светят, так безбожно светят прямо в лицо, и шепчут. Слова домов вонзаются в босые пятки, как маленькие камушки. Холод жжет пальцы, ступни, щеки. Слова домов жгут грудь, раздирают легкие. Ближе, ближе к сердцу. Не принимай так близко. Девочка остановилась. Ноги растворялись в вязкой темноте. Сердце колотится. Тяжелые грудные удары сотрясают воздух, и девочка все никак не может отдышаться. Вды-хает вла-жный воз-дух, оперевшись на колени. Дома шепчут, не унимаются. Девочка медленно разгибается, делает глубокий вдох. Делает долгий выдох и смотрит в черное мутное небо. Все. Девочка медленно идет к ближайшему дому. Коленки еще немного трясуться, но шаг, еще шаг. Девочка обнимает холодный угол дома, и шершавые камни теплеют и пульсируют под влажными ладонями.
— ты… — шепчет дом.
— да. я знаю. теперь знаю.
Медленные шаги домой. Домой. Ветер нежно шевелит волосы, и девочке вкусно вдыхать его по-осеннему пряный запах. Двор, калитка, веранда, подъезд и лестница.
Дом стоит посреди ночной темноты. Свет горит в его окнах. Стены под старой краской идут мурашками. В доме смеются, спят и готовят еду, говорят, молчат и переходят из комнаты в комнату. Дом плачет старой крышей, и его слезы гулко капают в многочисленные ведра и кастрюли, а на крыше кричит ворона. А в подвале дома плачет девочка. плачет и улыбается, вздрагивая от слез. Как сердце.
Рецензии и комментарии 0