Калейдоскоп памяти

Удивительная вещь: человеческая память. Иногда она, под воздействием окружающего антуража, выдает картинки из прошлого. Даже такие, которые, как тебе казалось, уже забыты навсегда. Иногда это приносит огорчение, иногда радость. А чаще всего легкую грусть чего-то утраченного и уже никогда невосполнимого счастья.

***
Восьмидесятые года прошлого столетья. Мне двадцать лет. Студенческая пора. Самая прекрасная пора в жизни. И уже совсем не хочется на выходных поехать домой, в деревню, без которой еще недавно ты не могла и дня прожить. Теперь она тебе рисуется слишком убогой и примитивной. Но не успеешь об этом подумать, как просыпается тоска. По запаху в избе. По саду, по неглубокой, мелеющей с годами, речке. Даже по грядкам с огурцами, редиской и томатами. Но больше всех грустинка по чердаку. Летом я все свое свободное время проводила на чердаке. Узенькая кровать с металлической сеткой, списанная за ненадобностью, но не выкинутая окончательно, тумбочка с настольной лампой с расколотым абажуром и книги. Книги, книги, книги. Родители наивно полагают, что все они – учебники и справочники. Они, конечно, есть, но их – значительно меньше. В основном, это романы о любви, сборники лирической поэзии. Все то, что невольно заставляет молодую девчонку мечтать и грезить.

***
Юрка был первым парнем на деревне. Еще в школе, в старших классах, к нему привязался титул «популярный мальчик». Невысокого росточка, коренастый, кучерявый. Он был эталонам мужской привлекательности. Мне повезло больше других: я сидела с ним за одной партой. И каждый раз внутренне сжималась, когда он обращался ко мне. Ко мне, такой маленькой, серой, незаметной.
А когда он вернулся из армии, в красивой форме десантника, с лихо торчащим кучерявым чубом из-под берета! М-м-м, это было что-то! Словно знаменитый артист случайно закатил в богом забытую деревню. Ах, как много тогда девичьих сердечек встрепенулось! Весна добавляла настроения. И я была не исключением.

***
Барабанит дождь по крыше, прямо над моей головой. Под этот волшебный и дивный перестук так хорошо просто лежать и ни о чем не думать. Или мечтать. Старики говорят, что под дождь так хорошо засыпать. Но мне не спится. Переполняют чувства, даже слезы набегают. И не понятны их мотивы. То ли грусть это, то ли радость. Чу! Кто-то осторожно ползет по крыше. Кошка? Нет, это что-то намного больше и тяжелее. Забилось сердце учащенно, страх начинает заполнять каждую клеточку, рисуя картины одну страшнее другой. Я забилась в самый уголок кровати. Со страхом, но в тоже время с наивным детским любопытством смотрю в окошко-иллюминатор. А вдруг промелькнет тень? Внутренне я уже приготовилась закричать, разбудить всю округу, родителей, соседей, собак на всей улице. Даже воздуха побольше набрала.
И вдруг я увидела человека, который балансировал на мокром карнизе. Постучал в окно, приник к стеклу. Вздох облегчения бесшумно вырвался наружу: Юрка! Я открываю окно:
— Ты что? Дурак что ли?
Он вваливается на чердак. Мокрый, смешной.
— Я чуть не закричала.
— Молодец, что промолчала.
— Тебе чего?
А он в ответ без лишних слов просто прижимает меня к себе, гладит по волосам, жадно ищет холодными губами мои уста. Ночная рубашка моя в одно мгновение становится мокрой.
— Натали, Натали, — горячо шепчет он. — Как же сильно я люблю тебя!
От этих слов, от жарких объятий начинает кружиться голова, и окружающий мир перестает существовать.
— Давай поженимся?
— И дочку Васей назовем? — я делаю слабые попытки взять себя в руки.
— Да хоть бы и так.
Это была ночь безумной любви. А говорят, что в СССР не было секса.

***
Меня стало тошнить од одного вида приготовленного обеда. Мать «прижала меня к стенке». И……. Родители, как говорит современная молодежь, выпали в осадок. Единственная дочь опозорила их. Собрались темным вечером и огородами, огородами к соседям. Обсудить ситуацию и найти правильное решение. Я сидела и ждала, и мелко дрожала от страха. Далеко завела нас наша любовь. В те времена, по крайней мере, в наших окрестностях, это было позором. С большой такой буквы. Несмываемое пятно на всю жизнь.

***
Свадьба была в августе. Шумная и веселая. Почти вся деревня гуляла в тот день в совхозном саду, среди яблонь и вишни. На деревьях висели новогодние гирлянды, переливаясь разноцветными огоньками, добавляя колорит и красок. Играл неустанно дядя Коля-баянист. Я – вся в белом и воздушном, Юра – в черном. Он как-то утратил весь юношеский вид и задор. Серьезный и солидный, временами даже грустный. Без драки, конечно же, не обошлось, но зачинщиков быстренько скрутили, растащили по домам. Два дня никто не работал. Свадьбу нашу помнят до сих пор.

***
Крым. Если и есть рай на земле – то это черноморское побережье Крыма.
Нас, меня и Юру, сразу после свадьбы отправили жить к моей троюродной тетке. Чтобы, не дай бог, деревенские не принялись подсчитывать разницу между датой свадьбы и рождением нашего ребенка. Я перевелась на заочное отделение и устроилась работать поваром в детский сад. Юра пошел служить в милицию. Все вечера и все выходные мы проводили на море. Ласковое и нежное море. Чудо какое-то! Оно так игриво накатывало волны, которые так ласково облизывали ступни ног. А закат на море? Это просто не передаваемо! Солнце нехотя где-то там, за горизонтом, утопало в море, стеснительно краснело. И красная дорожка простиралась за тысячу километров прямо к ногам. Дрожала, рябила. Рай!

***
Дочку мы назвали Василисой. Правда потом, когда она подросла, мне пришлось несколько раз выслушать ее упреки от нее. «Нашли, как назвать. Это имя было модным еще при динозаврах».
Остались жить в Крыму. Домой, то есть на малую родину, вырывались лишь по отпускам. Они у нас с Юрой никогда не совпадали. Вот и ездили то я с дочкой, то Юра. Быстро отвыкли от средней полосы России. Прохладно там, сыро, и комаров много. И моря нет. А наша старая речка казалось совсем никчемной, наивной и смешной.

***
Юра успешно делал карьеру. Это отнимало у него много времени и сил. Я раздражалась, ворчала, а он лишь отмахивался. Незаметно как-то в его жизни произошла рокировка. Переменились ценности и их значимость. Теперь на первом месте всегда стояла работа, а уж мы с дочкой на втором.
На втором?! Как оказалось, нет! Была еще она. Любовница! Шикарная, молодая и здоровая. В полном соку и расцвете сил. Он мне изменял. В нашем доме! Нам нашей кровати!!! Не было ни слез, ни истерик, ни горы битой посуды. Была пустота. Пустота! Такая глубокая, что порой становилось страшно. Даже ненависть почему-то не могла заполнить ее. Утираю слезы дочери и ничего не могу сказать. Она уже все понимает.
Юра ползает на коленях и вымаливает прощения. А я вижу по его глазам, что на самом деле двигает им. Боится за свою карьеру. А как же иначе! Человек он партийный, да при должности высокой. И любовь моя, или что там от нее осталась, не дают мне шанса на месть. Но и на прощение не хватает жизненных сил. И Василиса постоянно:
– Давай уедем, мама. Давай уедем.
Куда? Вернуться в деревню. С позором? С другим по сути, но все ж позором? Нет. Я не смогу.

***
Белоруссия. Минск. Тихий, спокойный, весь утопающий в зелени, городок. Подруга принимает меня с распростертыми объятьями. Мы с ней – коллеги по беде, товарищи по несчастью. Только вот бог ей ребеночка не дал. Живем втроем. Василиса вместо отцовских чувств получает двойную порцию от меня и огромную любовь от «мамы Веры», как она ее называет.
Надо все начинать с нуля. От первоначальной точки отсчета. А где взять на это силы и терпение? От кого заразиться оптимизмом? Работа – дом – работа. Да, работы в этой цепочке больше. В ней я забываюсь, растворяюсь. Василиса – вылитый отец. Напоминает то горе, что пришлось мне пережить. Иногда не по делу на ней срываю боль. Потом мучительно каюсь.
Незаметно как-то вырастаю из простого повара в шеф-повара самого престижного ресторана города.
Почет и уважение. Как выражается современность: респект. Слово-то, какое мудреное. Многие желают познакомиться со мной поближе. А на сердце – пустыня. Гоби. Сушь. Никаких эмоций, никаких переживаний, никаких чувств.

***
Письмо от матери. Приезжал Юра с новой женой. Мужики ведь не видят в том никого позорного. Даже не поинтересовался, где я живу, как растет его родная дочь. Что ж, знать, он давно определился с дорогой жизни, обозначил приоритеты, а кое-где поставил жирную точку. Ну, ладно я, а Василиса-то причем? Слезы застилают глаза, а дочка обнимает, и так внезапно говорит страшные и, наверное, неправильные слова:
— Он умер для меня. Только ты не плачь.

***
Все перемешалось в мире. Странно как-то все получается. Родители живут в России, мы с дочерью в Белоруссии, бывший муж – гражданин третий страны. Чудно. Политикой никогда не интересовалась и не занималась. А сейчас и поздно начинать. Я ухожу на пенсию.
Квартира в Минске оставлена Василисе с мужем, а мы сами с Верой переехали в деревню. Небольшой огород и сад. По вечерам вяжем, да хвалимся друг перед дружкой, у кого лучше получается.

***
Не спится. Барабанит дождь по крыше. Под него хорошо засыпать, да мне не спится. Что тревожит меня? Не знаю. Вроде все хорошо. Василиса работает, при должности. Внук растет послушным и умным мальчиком. И зять – приличный человек. Не плохой. Юрка когда-то мне тоже казался не плохим, эдаким «светом в окошке», а вон как жизнь повернула.
Не стучи, дождик, не стучи. Дай покоя памяти моей. Дай нам всем покоя.