Слепой художник

Александр вздрогнул, крутя головой и нервно смахивая пальцами краску с лица. Рваными мазками краска ложилась на кожу, неприятно обжигая и прилипая. Вокруг слышался гулкий смех. Наверное, он и правда забавно выглядит, разукрашенный, словно мим. Саша начал быстрее размазывать стекающую жидкость.
Кто-то снова прошёлся толстой жёсткой кисточкой по шее и плечам, пачкая кожу и выглаженную рубашку. Александр закрутился, пытаясь вывернуться, спрятать лицо в руках, но смех лишь усиливался. Смешной. Как маленький загнанный котёнок, запутавшийся в одеяле. Смешно. Отдельные выкрики давно слились воедино, смешиваясь в раздражающий гогот и смутно представленные очертания тел.
Саша закрыл лицо, смазывая длинные тёмные полосы на руках. Чёрная краска стекала по бледной коже вниз, крошечными чёрными турмалинами разбиваясь о поверхности.
Юноша потерялся, сбившись в пространстве из-за резких движений. Он наощупь искал выход, больно стукаясь об острые углы и сталкивая мольберты. Какая-то палитра упала под ноги, оставляя на брюках разноцветные пятна. Деревянные рамы, сваленные в конце класса, мешают, как никогда, оставляя ссадины на неосторожных руках. Ему очень страшно. Слишком много звуков и ощущений. Куда бы он не пошёл, он натыкается на свист и выкрики. Смех словно режет тело насквозь.
С трудом найдя выход, Александр быстро выбежал из класса, стараясь держаться стены и ведя рукой по шершавым поверхностям. За ним точно тянется грязный смазанный след из краски и злого смеха. Он ударился о ступень, падая вперёд на руки и всхлипывая от обиды. Ладони потрескались от засохшей масляной краски.
Александр снизил скорость, оглядываясь, будто мог увидеть преследователей. Медленно, шаг за шагом, хватаясь за перила и оставляя свои отпечатки, юноша поднимался выше. Когда лестница кончилась, Саша почувствовал дуновение ветра. Александр аккуратно двинулся, выходя на крышу. Страшно и противно.
Хватаясь за воздух, художник наконец сел, опираясь на небольшую металлическую будку. Мурашки пробежали по коже от внезапной смены температуры.
Саша прикрыл глаза, но ничего не поменялось. Слёзы медленно падали из крепко зажмуренных глаз, размазывая подсохшую краску. Он закусил ребро ладони, желая заглушить собственные всхлипы. Неприятно. Глупо. Саша с ярой ненавистью тёр кожу, она начала зудеть и краснеть.
Александр обнял колени, обнимая свою родную, тихую темноту. Она мягко поправляет ему смешные кудри. Саша больше не плачет. Бесконечная тьма укутывает и успокаивает. Единственное, что всегда на месте. В этом крошечном мире спокойней. Александр распахивает огромные зелёные глаза с крапинками, закрашенные белой туманной пеленой, точно огромный шквал морской пены. Он ненавидит эту слепую плёнку.
Вид здесь прекрасный. Слегка тронутые золотым солнцем облака розовели, быстро перебегая через горизонт. Высотные цветные дома, идеально ровные, отбрасывают причудливые тени.
Но для Саши здесь прохладный ветер, звуки машин и разговоры людей, доносящиеся тихо, как сквозь стену. Здесь тепло и свежо. Запах облаков и свободы. Прохлада бетона. Красиво, но немного иначе, чем в понимании обычных людей.
Ему кажутся красивыми не виды, а звуки, запахи, ощущения. Юноша слушает щебет ревущих моторов и медленно размышляет. После бега и разочарования мягко накатывает спокойствие. Мысли расслабляются, аккуратно плавая между друг другом.
«Я же… Не хуже, верно? Я просто хочу рисовать. Я люблю рисовать, и всё. Они рисуют с натуры, и я тоже. Просто они рассматривают модель, а я её трогаю. Разные виды созерцания, почему бы и нет? Моё изображение просто тактильное. И что? Существуют же глухие танцоры, музыканты, в конце концов! Возможно, я просто создаю новый жанр… Фило… Филоцизм! Жанр, в котором полагаются лишь на чувства. А что, звучит красиво»…
Липкий страх отклеился, утекая в щели между плитками. Животная тревога уступила место сожалению. Саша отгонял все мысли о внезапном чуде, он давно запретил себе думать о зрении. Так глупо. Это бессознательная надежда, вера в невозможное всегда преследовала человечество?
Александр просто думал обо всём и ни о чём, вычёркивая неугодные разуму размышления.


Александр вытекает из кабинета уже после основной толпы, пытаясь не столкнуться с чем-нибудь. Неожиданно из общей кучи гремящих голосов выбивается один, который точно зовёт именно его. Саша оглядывается в попытке добраться до источника звуков. Кто-то подбегает, юноша слышит тяжёлое дыхание у плеча.
— Эй, Саш, тебя классная ищет, — какой-то юноша, всё ещё пытаясь отдышаться, сообщает неожиданную новость.
— Зачем? — Александр изгибает обе брови сразу, и, кажется, слышит шелест смеха где-то вдалеке. Показалось.
— Я-то откуда знаю, погнали, — мальчишка нетерпеливо схватил Сашу за локоть, утягивая за собой.
— Подожди, куда?! — в его голосе проскользила неосознанная тревога. — Где она?
— В другом корпусе, в аудитории 217, дополнительно занимается с какими-то старшеками, — он неопределённо махнул рукой и чуть ускорился. Ощущение, будто зашуршала фальшь. — Пошли же, меня попросили тебя проводить, а у меня ещё курсы.
— Хорошо, — тихо. — Спасибо, — ещё тише.
Перестав считать шаги и хвататься за стену, Саша доверился своему спутнику. Спрашивать имя его «помощника» было немного стыдно, поэтому он продолжал молча плестись следом, размышляя в попытках угадать. Голоса затихали, после окончания занятий все стремительно разбегались в разных направлениях, коридоры пустели, гулким эхом отдавая последние шаги. Слегка неуютно, колет подушечки. Саша не любил позволять кому-то вести его, чувствуя себя совсем беззащитным и потерянным в такие моменты. Не зная, где он сейчас, он не мог точно угадать даже знакомые прежде звуки, путаясь в ощущениях и догадках.
После пары минут тишины они выходят на улицу, на секунду замирая на крыльце. Слегка прохладно, но это неважно, до нужного корпуса полминуты спокойным шагом. От дороги тянуться выхлопные полоски, вскрики машинных гудков и оживлённые разговоры по телефону. Саша чувствует, как на него смотрят. Многие люди неосознанно чувствуют взгляды. Но Александр уверен, что его рассматривают. Неловко.
Его потянули за локоть резче, предупреждая о ступенях. Саша тащится, пытаясь замедлить быструю походку спутника. Они сворачивают куда-то, ветер прекращается. Видимо, стена закрывает холод с моря. Неожиданно его отпускают. Просто молча оставляют и бесшумно отходят. Саша резко крутиться, хватаясь рукой за воздух. Снова это потерянное ощущение. В размышлениях он и не уследил, куда они пришли, не зная даже примерное местоположение.
— Эй! — слишком испуганно. — Ты куда?
— Ха-ха, какой он тупой. Коль, куда же ты, правда? — и снова этот смех. Почему они смеются, если это не весело? Саша с ужасом осознал, что его провожал один из главных задир класса. Тот, что почти сломал ему палитру и нос в прошлом месяце.
— А я уже тут, — Александра грубо ухватили за запястья. Он попытался вырваться, с силой дёргая руку, но его вдруг отпустили и он попал себе кулаком по лицу. Снова послышался глупый смех.
— Какой неосторожный, нужно быть аккуратнее, — мерзкое улюлюкание.
— Эй, верните откуда взяли. У меня нет денег. И я не делал ничего плохого, — Саша пытался звучать очень строго.
— Да знаем мы, что у тебя нет денег. Как будто сложно обобрать слепого, — их специально учат хрюкать настолько омерзительно? — Не делал ничего плохого, да? А кто донёс классной, а? — его ухватили за подбородок, сжимая скулы.
— Это не я! Я не знаю! — юноша пытался клацать зубами, точно схваченный щенок.
— Пф, так мы и поверили, — несколько человек стали вокруг Саши.
— Интересно, почему тебя все всё время жалеют? Безглазый урод, — кто-то пнул его по ноге, отчего Саша упал на колени. — Мы виноваты, что ты слепой? Чё, нам теперь возиться с тобой, цветочек?
Последовала ещё пара ударов, Саша не издал ни звука, прислушиваясь и пытаясь увернуться от новых замахов. Свитер точно в пыли. Уже не важно. Александр внимательно включает чувства, анализируя местность в попытках собрать пазл места, где он сейчас. Минута от школьного крыльца, стена, перекрывающая ветер и, скорее всего, вид с дороги и другого крыльца, чтобы учителя не нашли. Асфальт, но рядом точно есть клумба или деревья, Саша чувствует запах свежескошенной травы. Что-то резко прожигает кожу.
Всё вокруг обволакивает запах сигаретного дыма и горящего дерева. Юноша рядом прошуршал коробком. Так противно и едко, дым затуманивает разум. Он мерзко проникает внутрь, под кожу, глубже, чем в лёгкие. Александр хватается за обожжённую руку, задыхаясь в кашле от противного дешёвого табака. Становится страшно, страшно и невероятно отвратно. Очень темно. В голове темнее, чем обычно. Хулиганы специально ведут себя тише, прячась во тьме, лишь изредка посмеиваясь и перекидываясь парой слов.
Александр попытался встать с колен, но кто-то резко толкнул его ногой в плечо, сажая обратно на землю.
— Куда ты полез? Мы тебя отпускали? — хихиканье и наглый хрипящий голос.
— Пустите… Я ничего не делал, — сквозь сомкнутые зубы, Саша говорит, пытаясь сдержать злость и не нарваться больше.
— Ты уже достаточно натворил, когда родился.
«Наверное, когда умирал, — подумал Александр. — Ад и правда пуст. Все демоны здесь». В шуме ветра послышалось чирканье спички. Александр оглянулся. Тут же ему за воротник рубашки упала зажжённая спичка, забиваясь в складки и обжигая кожу. Александр вскрикнул, выворачиваясь в попытках вынуть её. Он закрутился, как животное, гоняющееся за своим хвостом. Вокруг него был целый проволочный забор из отвратительного смеха, грязного хихиканья, визга и хрюканья. Мерзко, как же мерзко. Снова, ещё и ещё, из темноты вырывались клочки пламеня, оставляя круглые ожоги на запястьях, шее, спине… Сотни аккуратных выстрелов пронзали тело, он крутился, как сумасшедший, размахивал руками, пытаясь ударить, но за каждое попадание получая вдвое больше. Больно, страшно, мышиная возня в замкнутом круге. Кажется, что всё тело давно горит.
— Эй! Вы что там делаете?! — голос какой-то женщины заставил смех прекратиться.
— Чёрт! Сваливаем, оставьте этого отброса, — один из хулиганов напоследок пнул Сашу в живот, убегая вслед за остальными.
А дальше темнота сгустилась. Александр плохо помнит помощь женщины, как отвечал на вопросы. Такое ощущение, словно его разрушили изнутри. Так противно чувствовать себя беспомощным.
«У людей внутри чёртовы галактики, целые Вселенные, а вы судите их по обложке», — подумал Саша в тот вечер, прежде чем провалиться в сон.

Бокетто*, ставшее уже каждодневным ритуалом, сегодня затянулось. Саша застыл с кисточкой перед мольбертом, уставившись в пустоту. В квартире было ещё темновато, солнце только начало выползать из своего укрытия, осторожно вползая первыми клоками в окно. Но Александру было всё равно.
Спустя ещё несколько минут, юноша оторвался от невероятно заманчивой тьмы и вернулся к мольберту, прощупав дорожку оставленных мазков. Саша ни разу в жизни не видео лета, покрытого звёздами, или пышной осени.
Александр откинулся на стуле, подставляя лицо солнечному теплу. Размышления шли медленно, он нежно улыбался первым лучам.
«Все вечно спрашивают, как же так? Как я решился стать художником? Неужели они не понимают… Я же вижу больше, чем они, намного больше...» Юноша прокрутил кисть в пальцах, морщась от внезапных школьных воспоминаний. С того вечера он ни разу больше не позволял быть себе оставаться беспомощной куклой. Он тренировался, как проклятый, давая отпор любому. Было страшно. Да и сейчас иногда охватывает всепоглощающая паника: вот сейчас я собьюсь, потеряюсь, ошибусь в шагах… Эти мысли он пресекает на корню. Никогда больше…
«Люди так безнадёжно потеряны. Они пытаются упихнуть в рамки Вселенные, ломают всё, что не вычисляется. Все смотрят, никто не видит. Вечно упускают суть. Отрекаются от всего непохожего, нового, не давая шанса развалиться наконец старым устоям».
Саша снова потрогал мольберт, очерчивая уже высохшие последние мазки. Затем оставил пару новых, заполняя белую пустоту яркими мазками.
«Говоря, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, мы лишь пытаемся снять с себя ответственность и оправдать ограниченность наших возможностей. А ведь люди, не умеющие плавать, бросаются в воду, чтобы спасти тонущего… Протянуть руку, помочь не сложно. В этом и заключается Человек — нужно уметь держать других, чтобы не потерять равновесие».
Юноша потянулся к столику, хватаясь за тюбик и внимательно трогая его обёртку, по точкам считывая цвет. На всякий случай понюхав, Александр выдавил на палитру небольшой комочек, размазывая его по кругу.
«Я не говорю, что надо пытаться всех спасти. Не про это. Просто нужно не отрекаться, вот и всё». Саша ещё пару минут задумался над этой формулировкой, пришедшей в его голову, переворачивая её так и сяк, объясняя самому себя, но в итоге останавливаясь на начальном варианте.
Юноша сделал глоток чая, примеряя пальцами другой руки, куда нанести следующий мазок. Он создаёт сотни цветных миров, хотя в его — лишь анархия бесконечной тьмы. Саша знает, что у него точно получится, ведь он знает секрет. А искусство как раз и нужно использовать, чтобы рассказать секреты… Александр снова подставил лицо бегающим солнечным пятнышкам, вдыхая предрассветный воздух и вслушиваясь в задумчивую распевку птиц. «А ведь рассветы — это чьи-то живописные картины…»

*бокетто — акт бессмысленного и продолжительного смотрения в даль.