Бегство

– Э–э, освободите её, – старший оторвался от бумаг, которыми шуршал, кажется, целую вечность. Глянул поверх очков в роговой оправе на замешкавшихся охранников. – Надеюсь на её благоразумие. – Пума продемонстрировала клыки в лучезарной улыбке. – Ну и на ваше присутствие, – вздохнул старший. – Если что, можете применять силу. Без ограничений. Один из охранников шумно выдохнул. Председательствующий поправил направленную на Пуму лампу с жестяным помятым колпаком.
Пума, развалившись на стуле, потерла запястья, восстанавливая кровообращение. Изумрудные глаза её были полуприкрыты. Но не стоит её недооценивать: она видела всё, не пропуская ни малейшей детали.
– Ознакомьтесь, – старший раздал участникам заседания листочки. – Дело Пумы. Собственно, вот и сама виновница торжества.
Пума не отреагировала. Председательствующий постучал по заморгавшей было лампе. Несколько заседателей мельком взглянули на Пуму. Остальные продолжали заниматься своими делами. День был длинным, и им всё давно наскучило.
– Перерыв будет? – спросил тощий нелепый человек со всклоченными волосами, третий справа от старшего. Он даже не заглянул в листок. – Давно уже как бы пора.
– Не надо было затягивать, – мягко сказал старший, и шерсть встала дыбом на загривке Пумы. – Ну что же, приступим. – И не дожидаясь реакции остальных, сказал, обращаясь к Пуме: – Надеюсь, у нас всё тут и так ясно, правда же, деточка?
Пума фыркнула:
– Мне нечего сказать. И вообще сейчас уже время полдника. Я с утра ничего не ела. Кишки уже судорогой сводит.
– Закончим, и пойдёшь к себе, – прервал её старший.
Тощий зашевелился в полумраке, буркнул, подавив вздох: – Когда тебе стало известно об эксперименте?
– Чё? – проворчала Пума, не отрываясь от своего занятия – вдумчивого изучения когтей на правой лапе. – О каком ещё эксперименте?
– Отложим это, – председательствующий поднял руку, наводя порядок. Все мгновенно замолчали. «А он не прост, – отметила про себя Пума и подобралась. – От такого говнюка можно всего ожидать». – Когда ты впервые встретилась с Клоуном?
– Он нас с Гиеной разнял, – сказала Пума нехотя. – Не дал мне ещё тогда эту тварь прикончить.
– Следите за словами, воспитуемая, – сказал лысый толстяк, сидевший справа и внимательно изучавший всё это время полученный от председателя листочек бумаги. – Вы в убежище находитесь, а не в саванне какой–нибудь. Здесь все равны, и вы это знаете.
Пума переключилась на изучение дыры на коленке изгвазданных джинсов, в которых её даже не дав переодеться, приволокли сюда.
– Так что вы… – забубнил было тощий, но его перебил председатель:
– Пума… Я же правильно вас называю? Как следует из этой справки, – он потряс пачкой бумаги, – это не первый ваш клоун. Предыдущего вы отправили на больничную койку точно в таком же инциденте. А этот… Клоун… – он раздал ещё листочки, – обратите внимание на страницу три в приложении, – сказал он товарищам и продолжил с Пумой, – точно так же с Гиеной… он кинулся вас разнимать, и вы его так уделали, что теперь он на инвалидности. Не подскажете, это у вас запланированное такое развлечение или случайно вышло? Можно не отвечать.
– Да я и… – фыркнула Пума, вспоминая, как, ожидая вызова в коридоре, слышала леденящие душу вопли Гиены, доносившиеся из-за дверей. Неужели проболталась? Да и ладно – мне-то что.
Лампа неожиданно прекратила мигать, но тут же залилась осиным визгом. Председательствующий хлопнул по ней, но лампа не унималась.

– Ты наверняка голодна, – сказал Клоун, не оборачиваясь. – Вот возьми. Он поставил рядом с собой алюминиевую миску с чем-то безумно вкусно пахнущим и подвинулся, освобождая место на аккуратно обтёсанном обрубке бревна. Пума, забыв все планы, отшвырнула корчагу, с которой подкрадывалась к нему из темноты, и схватила миску двумя руками. Лишь проглотив половину её содержимого, поняла, что ей мешало – ложка. Она вытащила ложку и, откинув её в сторону, одним глотком прикончила остатки.
– Садись, – Клоун похлопал по свободному месту, и Пума неожиданно для себя опустилась рядом с ним.
Они молчали, глядя на стоявший у костра котелок. Костёр освещал крохотную часть поляны, не пытаясь выбраться за её пределы. Там, скрытый тьмой ночи, царствовал лес. Сейчас о его присутствии можно было лишь догадываться по неясным звукам, суматошным крикам ночной птицы, истерически проклинавшей что-то, блуждающему вокруг ворчанию и стонам. Но не стонам боли, а скорее звукам тихого плача по неведомой утрате. Лес и в свете дня пугал Пуму до чертиков своим бесконечным равнодушием. А скрытый тьмой – и подавно.
Клоун открыл фляжку и отхлебнул из неё. Мельком глянув на Пуму, завинтил крышку и убрал фляжку во внутренний карман куртки с логотипом Убежища.
– Ключ у моего предшественника стащили? – нарушил сгустившееся молчание Клоун. Пума не ответила, пожав плечами. – Ну да, где же ещё, – продолжил он, подкинув пару веток в огонь. Огонь обрадовался и принялся урча обгладывать лакомство.
Пума молчала, слушая бурчание костра и далекий плач леса. Звон комарья, толпившегося вокруг них, она не замечала, как и пьяняще свежий воздух, окутывавший их бережно.
– Вас к утру поймают, – снова заговорил Клоун, – вас ведь не даром не учили выживать в лесу. Очень предусмотрительно, – фыркнул он, – зато мне было вас отыскать просто.
– Так что ты знаешь об эксперименте? – спросил председатель. – Не бойся, это не суд, и наказания не будет. Мы слушаем. – Добавил он и снова постучал по лампе, пытаясь прервать её визг. Лампа неожиданно замолчала, но вновь принялась энергично моргать.
– Да отвяжитесь вы от меня со своими экспериментами, – Пума издала утробный рык, и один из заседателей, тот, что потолще, побледнел. Ага, – отметила Пума, – а вот и слабое звено. Охранник, стоявший слева у неё за спиной, подобрался, готовясь перехватить Пуму. Охранник справа постучал дубинкой по ладони. Пума не обратила на них никакого внимания. – Мне тут вообще совсем немного осталось. Так что плевать мне на ваши как их там эксперименты.
Председатель обменялся одобрительными взглядами с заседателями.
— Это очень важная часть нашей жизни, – сказал он, обращаясь к Пуме. – Не буду скрывать, от этого Эксперимента зависит выживание нашего общества. Последняя надежда. Да ты и сама всё прекрасно знаешь.
Пума не отвечала. В замершей тишине угрюмо моргала лампа, выхватывая из полумрака силуэт то одного охранника, то другого.
– Ты неплохо, как мне кажется, справляешься, – вновь прервал молчание председатель. Пума в ответ фыркнула. – Уже решила, кем будешь, покинув убежище?
– На птичку пойду, – осклабилась Пума, – курей потрошить буду. Верный заработок и еды вдоволь.
– А что у вас с… родственниками? – толстый заседатель вновь подал голос.
– Какими ещё родственниками? – удивилась Пума, ковыряя дырку в джинсах на левой коленке. – Вроде был кто-то, но мне-то что.
Лампа, не переставая моргать, вновь зазвенела предупреждающе.
– У меня была дочь, – вдруг сказал Клоун и вытащил вновь фляжку. Но пить в этот раз не стал. Повертел её в руках, разглядывая криво нарисованную ромашку. – Ушла в убежище, и вот. Мне сказали, не выдержала испытаний. Смешно. Она была такой… сильной.
Клоун замолчал. Подкинул ещё ветку в благодарно откликнувшийся костёр.
– Я лесником был, – сказал он снова, – раньше. Ещё до всего этого.
– А, – буркнула Пума, почесывая сыто урчавший живот. – А мой… Я даже и не помню, – продолжила она, удивляясь самой себе. – Помню, у него большой палец на правой, кажется, руке сломан был. А почему – не помню.
– Глупый поступок, – вздохнул Клоун. – Вам же всего ничего осталось, да? Сколько – три месяца и свобода?
– Что ты про нас знаешь, лесник? – обронила Пума. – У них какой-то эксперимент тут. Гиена подслушала, сказали – никого не жалеть. Пусть хоть до смерти ухайдакаются, новых наберем.
– Да я тоже вижу что-то неладное с экспериментом. Ни целей, ни задач – сплошной туман. Непонятно. И в бумагах ничего как не искал.
– Зря мы сорвались, ты… прав. – Пума с трудом выдавив из себя слова, кинула щепку, которой ковырялась в зубах, в костёр, но ту отнесло горячим воздухом в сторону. Пума не стала её подбирать. – Теперь чёрта с два вернёмся. А уйти… некуда уйти.
– Скажи подруге пусть тоже подойдёт и поест, – сказал Клоун.
О как удивилась Пума, как он её разглядел в темноте? Ни черта ведь не видно. А он ещё и старый, зрение наверняка не ахти.
– Выходи, – крикнула она затаившейся за деревом Гиене. – Не бойся. Тут типа…
Гиена хихикнула по привычке мерзко и, вынырнув из тьмы, подобралась бочком к костру. Клоун навалил ей из котелка в чашку еду. И пока Гиена ела, молчал, что-то обдумывая.
– Вас же Клоун выпустил, – вздохнул председатель и почему-то постучал по потрескавшейся пластмассовой крышке стола. – Мы это точно знаем. Подтвердишь ты это или нет – пустая формальность.
Сказал как же. Он небось уже на другом конце света. Может и правда свалить на него и всё? А если нет? Не, не может быть, без вариантов – ушёл. Да и что им сказала Гиена? Ведь они не успели ни о чём договориться, когда их схватили. Проклятие!
– Погодите, – сказал тощий слева, наконец-то соизволивший полистать бумаги. – Он же по профилю совершенно не пригоден… Как его назначили? Кто его утвердил?
Толстый справа махнул рукой:
– Пролез, сука. Воспользовавшись срочностью и тем, что директор был в командировке, мог бы и раньше прочесть, тут всё написано. – Он оттолкнул от себя листочки и потянулся, хрустя суставами.
– Ну, если вы знаете, чего тогда? – фыркнула, ощерившись, Пума. Её жёлтые клыки грозно блеснули в полумраке, и охранники зашевелились непонятно. То ли приближаясь, то ли отшатываясь от неё.
Лампа перестала звенеть и перешла на никое гудение.
– Замените уже кто–нибудь чертов светильник! – крикнул председательствующий, и лампа, удивлённо крякнув, замолчала обиженно.
– Скажите, что это я вас подбил и запоры отворил, – сказал вдруг Клоун, и Пума с Гиеной замерли, удивлённо глядя на него. – Мне уже терять нечего, – сказал он и, отвинтив крышку с фляжки, сделал ещё глоток. – Но меня и не найдут. Я этот лес, мой лес, как свои пять пальцев знаю. А вам ещё немного потерпеть, и всё закончится. Не ломайте себе жизнь, деточки.
– Ну ты это, – сказала Пума, – ты точно уйдёшь? Мне бы не хотелось…
– Царский жест, – хихикнула Гиена, – но мы-то не предатели. Догоняешь, старикан?
– Я посмотрел циркуляры в комнате контроля, – сказал тусклым голосом Клоун, – нашёл про мою дочь. Что с ней сделали. Вы идите, вы уже можно сказать проскочили.
– Я никогда не буду закладывать кого-то, – фыркнула Пума, – сами разберёмся.
– Спасибочки за совет, – хихикнула Гиена. Они переглянулись с Пумой, и Гиена фыркнула: – Вернёмся. Ну типа.
Костёр скучно подмигнул последними языками пламени.
– Ну да ну ладно, чё привязались, – сказала Пума сварливо, – Клоун подбил, да. Сказал, там снаружи настоящая жизнь, не то что здесь. А там дерьмовый лес один и ничего больше.
Дознаватели переглянулись, и председатель сказал:
– Я же говорю, мы знаем. Он нам сам всё рассказал. – Пума замерла. – Не хотел, конечно, мерзавец, но у нас, кхм, неважно, сказал всё, что нужно. – Он раздал ещё листочки заседателям. – Протокол допроса. Для ознакомления.
Лампа, сдавшись, потухла окончательно. Председатель, бормоча под нос неразборчиво, выволок откуда-то огарок толстой серой свечи и, водрузив в вынутый из ящика стола металлический подсвечник, зажёг. Бросив на стол коробок спичек, он опустил закопчённое стекло на дрожащий язычок света.
– Хоть что-то видно, – проворчал он, глядя на мерцавшие в темноте глаза Пумы. – Ладно. – Председатель собрал бумаги в стопку и, выровняв, отложил в сторону. Махнул рукой, отдал распоряжение невидимой в темноте охране: – Пусть подождёт в коридоре, пока мы не примем окончательное решение. И да, с Клоуна глаз не спускать. У меня к нему осталось несколько вопросов.
Первые лучи рассвета коснулись верхушек деревьев, окружавших поляну. Серая нежить утреннего света высветила Клоуна, сидевшего у потухшего костра. Он сделал последний глоток и швырнул фляжку в сторону всё более явственного шума поискового отряда.
Мертвенный свет ламп дневного света, затопивший коридор, резал глаза Пуме, и та их прикрыла, надеясь на покой. В уши врывался визгливый смех Гиены, которую вновь вволокли в допросную комнату. Вместо тьмы, о которой она мечтала сейчас больше всего, перед глазами маячила поляна с чахлым костром посредине.
Костёр и она.
С перемазанной кровью корчагой. Перед костром ничком лежал Клоун с размозжённой головой. Чёрная кровь неспеша поедала траву рядом.
Она и Клоун.
Пума швырнула корчагу во тьму и со всего маху пнула стоявший рядом с костром котелок.
Котелок с едой и огонь.
Содержимое выплеснулось на ринувшиеся к ней весёлыми щенками языки пламени и потухло, зашипев изумлённо. Стянув заодно окружающий мир в одну точку.
Поляна. Лес. Воздух. Всё.
Запах горелой каши, вырвавшийся на свободу из кухонного блока Убежища, настырно лез Пуме в ноздри.
И она, отбиваясь от него, вскочила и, не открывая глаз, заорала во всю ужасающую мощь своего голоса. Охранники кинулись вязать её, но Пума была неудержима и рвалась в кабинет.
Её скрутили набежавшие на помощь охранники, вывернув пальцы рук у самого стола, за которым сидел невозмутимый председатель, и весело мерцал огонёк под стеклянным закопчённым колпаком, освещая неверным светом скривившиеся в едва заметной улыбке губы председателя.
Поправив белый паричок, председатель глянула в зеркало – всё ли в порядке? Поправила судейскую мантию и, глянув по привычке на стоявшую возле зеркала фотографию, где она с лучшей когда-то подружкой стояли, обнявшись молодые и счастливые, посмотрела в открытое окно на широкую аллею, прорубленную в диком когда-то лесу. Ныне обустроенном и вполне мирном. В таком не заблудишься. Была бы тут Гиена, подумала Пума привычно, можно было бы погулять по аллеям. Но Гиены давно уже нет. Председатель равнодушно вспомнила подписанное ею постановление. Вздохнула и, мысленно пролистав дела, рассматриваемые сегодня, надела на криво сросшийся большой палец правой руки массивное кольцо трещиной внутрь, скрывающее от мира, да и от неё самой, если честно, в первую очередь старое увечье.