Еда

Мой папаша всегда был довольно славным парнем, добрым и домовитым малым и, к тому же, знал много забавных историй и умел их рассказывать. Правда, когда он закатывал рукава в искупление мужского долга перед домашним хозяйством, разруха начинала раздавать щелбаны и пинки домашнему уюту. Вскормленный перфекционизмом, отец ещё туже закатывал рукава и начинал старательно разглаживать морщины проделанной работы. После этого он ещё не один раз трепал свои рукава на пути к успеху. Конечно, за то, что этот путь был не простым, он ненавидел всех остальных. Рассказчиком мой отец был действительно очень умелым, но беда в том, что все истории, обычно, он предпочитал рассказывать именно тогда, когда всем очень хотелось спать.
Ещё он очень любил поесть. В неприемлемых количествах и с непомерным шумом. Причём, чаще всего, всякую дрянь, вроде бледной скользкой ветчины, небрежно вложенной между двумя хлебными обрезками. Откусывал папа со звуком рвущейся бумаги, а чавкал, будто жевал солому. Чистота приёма пищи тоже не имела к нему отношения. Крошки из его рта сыпались, как перхоть с немытой головы, а слюна брызгала, как из системы полива газонов. Ко всему прочему, ел он всегда, сидя в комнате, а кресло, в котором он сидел, стоит у моей кровати. В общем, редкий мерзавец.

В то утро сон стал удирать от меня под шум отцовской трапезы. Такая побудка напоминает рекламу – вроде привык, но, когда в очередной раз нажимаешь на кнопку, понимаешь, что просто показалось. И, если папашино чавканье было настоящей западнёй, то открывать глаза после того, как проснулся, действительно было привычкой. И в этот раз я ей не изменил.

Временами случается, что просыпаешься рано утром, а на самом деле всё ещё спишь. То есть видишь сон про парня, который проснулся во сне, хотя на самом деле это не так, потому что он ещё спит. Иногда я бывал таким парнем. В раннем детстве за это я ужасно себя ненавидел, потому что после того, как я просыпался, я всегда шёл в туалет. После этого я видел сон про парня, который проснулся и пошёл в туалет для того, чтобы принять там те решения, которые я в это время принимал прямо в постели.

Упомянутым утром я проснулся и понадеялся на то, что это сон про одного из тех парней, которые просыпаются во сне и принимают решения. На сей раз это было не так. Всё было похоже на сон про парня, который сидит в 3D кинотеатре в очках, которые там вовсе не нужны. И единственное решение, которое он может принять, это закрыть глаза и уснуть, чтобы смотреть сон про парня, который думает, что сидит в 3D кинотеатре с закрытыми глазами, хотя это и не так, потому что он самом деле спит.

Короче говоря, тем утром рядом с моей кроватью огромный бутерброд громко замыкал в хлебные челюсти моего отца. Вместо чавканья раздавался сухой хруст человеческой кости, а вместо слюны разлетались брызги кровавых плетей. Однако крошки всё же сыпались, словно новогоднее конфетти. Я сразу догадался, что даже если это и сон, то про парней, которые никогда не спят и постоянно принимают решения, которые пахнут чем-то скверным и очень пережаренным. После того, как моя смекалка в очередной раз сказала мне «привет», я вскочил с кровати и побежал на кухню. Оттуда прямо на меня выползал толстенный колбасный удав. Встреча явно обещала быть смертельно увлекательной, а я никогда вегетативно не переносил подобных встреч. Я побежал прочь из квартиры, надеясь на встречу, которая повлечёт за собой что-то альтернативное. Изгвазданная парадная чихнула пыльным эхом вслед моему босоногому топоту, а тихая солнечная улица встретила меня пустынными объятиями.

Я давно заметил, что, когда от кого-то убегают, то при этом, обычно, бегут. Видимо, поэтому я и побежал. Не знаю почему, но я сразу почувствовал себя некрасивым, и у меня сразу испортилось настроение. В конце концов, человек, убегающий от колбасы, выглядит глупо, а некрасивый человек, попавший в такую же ситуацию, тоже выглядит глупо, только при этом ещё и некрасиво. Глупый и некрасивый, я вынырнул на поверхность безумного города Продовольственной Революции. По улице раскатывался гром рвущихся пакетов с едой. Рисовая картечь рассекала в клочья мякоть человеческого тела и городскую тишину душили крики окровавленных людей. Фруктовые пиявки набухали кровью поверженных, оставляя трупные кляксы на асфальте. Арбузные катки равняли с землёй встречные машины. Дорожное полотно мгновенно покрывалось царапинами под скрежет отполированной стали и хруст водительских костей. Ровные отряды морковных штыков буравили ладони вопящих людей, распятых на дорожных перекрёстках и фонарных столбах. Морковный сок плескался в кровавых волнах, затмевавших небо багряным флагом победы.

Был такой старый американский фильм про маньяков-помидоров, которые убивали людей, угрожая гибелью ВЕЛИКОЙ АМЕРИКАНСКОЙ НАЦИИ. Тогда я ещё подумал, что просто попал на съёмочную площадку нашей версии этого фильма. Даже обрадовался, что снимусь в кино. Однако, когда мне стали свистеть вишнёвые пули, звёздная пыль покинула мою самооценку и я снова вспомнил, что нужно делать, когда от кого-то убегаешь.

Вот уже десятый день я прятался в безногой избушке, захлёбываясь голодными слезами. Страх сжимал стук моего сердца, сны растворялись в галлюцинациях, инстинкты грызли друг другу глотки. Я лежал на сыром деревянном полу, слабо смыкая ресницы и надеясь удержать свои мысли. Солнце плеснуло на меня светом, и ресничные швы разбежались, как тараканы. Бездумно я пополз к двери и схватился за косяк. Со стоном я поднялся на ноги и отворил дверь. Теплый воздух шмыгнул по моему лицу. Я зажмурился и пошёл вперёд, утопая в шелесте сорной травы. Я брёл по пустой поляне, скользя зрачком по шумной зелени. Внезапно я остановился и тяжело сглотнул – под моими ногами ярко-красным огоньком мигнула новорожденная клубничка. Ну что ж, посмотрим, кто кого…

8 ноября 2015 г.