Вырванные страницы
Антон Москалёв Возрастные ограничения
Страница 1 «За закрытыми глазами»
А ведь это даже забавно – просто закрыть глаза и погрузиться в загадочную пучину зазеркалья своей души. Сейчас я занят именно этим, опускаясь всё глубже и глубже на самое дно океана своих чувств и переживаний. Время от времени мне становится страшно, что я просто захлебнусь и больше не смогу открыть глаза. Но почти сразу этот страх прогоняет желание проплыть всё до самого конца. В этом мне помогает вкусный и ласковый шёпот, который я постоянно здесь слышу. Даже не знаю, что это может быть, но этот звук мне подсказывает дорогу. И тогда мне становится вовсе не страшно. Разве только немного, когда я думаю о том, что когда-нибудь этот океан мне покорится. В такие секунды мне очень хочется остаться здесь навсегда, укромно спрятаться за закрытыми глазами и гоняться за собственной тенью, чтобы, поймав, попытаться разглядеть в ней хоть какой-нибудь свет.
Страница 8 «Когда деревья были…»
В детстве мне очень нравилось разговаривать с деревьями. Неподалёку от дома, где я жил со своими родителями, огромным жёлтым морем плескалась поляна, далеко выходящая из берегов моего зрачка. Она всегда была налита насыщенным пустынно-выжженным цветом, которому в ясные безоблачные дни солнечный свет добавлял золотистого блеска. Сердцем этой пустыни был тенистый оазис, где и росли мои большие мудрые друзья. Почти всё своё время я проводил среди них. Они брали меня к себе на руки и, медленно раскачивая, внимательно слушали всё, что я им рассказывал. У меня никогда не было секретов от деревьев, а деревья всегда были откровенны со мной, отвечая мне шёпотом своей листвы. Для меня это был не просто шум или знак того, что дует ветер. В этих приятных шелестящих звуках я всегда очень точно угадывал близкие и родные мне интонации, которых не мог больше услышать нигде и ни от кого. Это было настоящей сказкой! С тех пор я, пожалуй, ни разу не испытывал такого же ощущения надёжности, спокойствия и умиротворения, какое испытывал тогда в этой зелёной колыбели природы.
Однажды во время одной из наших бесед огромный ветвистый дуб, на который я взобрался, выпустил меня из своих объятий и я упал на землю прямо у его ног. Я очень сильно испугался и испытал сразу много боли. Не знаю, что меня разозлило больше, но я обиделся на своих друзей, расплакался и убежал домой. Когда я пришёл домой весь в ссадинах, мама выругала меня, а я понял, что детство подходит к концу.
Страница 17 «Коснуться неба»
Теперь мне всё чаще кажется, что Пурушоттама ошибался, утверждая, что небо становится ближе. Я уверен, что день ото дня небо отдаляется от нас и никогда уже не будет таким близким и настолько ощутимым, каким оно было в детстве. Тогда небесное прикосновение рождалось даже в одном только его предвкушении. И, когда каждый из нас выбегал из подъезда своего дома, нежно-голубое одеяло, усыпанное белоснежными лепестками облаков, накрывало нас своими тёплыми объятиями. Резвясь и барахтаясь под ним, мы с радостью проживали ещё один день счастливого и беззаботного детства.
Но дороже этих чувств мне всегда была мечта дотронуться до неба самому. Эта мечта никогда не казалась мне несбыточной, поэтому каждый день я изо всех сил старался прыгнуть, как можно, выше, чтобы ухватить хоть маленький кусочек одного из облаков. Я всегда представлял себе, каким гладким и мягким должен быть на ощупь этот кусочек, настолько ясно, что в этот момент мои ладони поглаживала неведомая, но очень приятная прохлада. Кроме того, я точно знал, что, когда я достану заветный комочек облака, я положу его себе под подушку и буду каждый вечер играть с ним перед сном. Но допрыгнуть не удавалось никогда, и всякий раз я верил, что завтра точно всё получится, как надо. Однако, такое «завтра» так и не наступило, да и небо стало гораздо выше.
Пожалуй, Пурушоттама очень сильно заблуждался – небо отдаляется от нас. Отдаляется с каждым днём. Но печальнее всего то, что мы отдаляемся от неба.
Страница 24 «Вкус детства»
Вкус детства всегда очень приятен и незабываем. Для одних это едва ощутимое покалывание на языке и лёгкая немота во рту от холодного куса мороженого, купленного в магазине через дорогу. Для других бьющая по носу щекотка, вызванная жадным глотком газированной воды. Для меня это томящая скулы и скользящая по внутренней стороне щёк сладость конфет, наполненных теплом и лаской маминых рук. Маленькие тёмные комочки цвета крепкого утреннего чая красиво переливались в солнечных лучах на плавных изгибах аккуратных линий силуэтов сказочных животных. Это делало меня счастливее, а моё детство — настоящим. Простота рецептуры счастливого детства удивляет меня по сей день – всего лишь сахарный сироп! С тех пор я знаю, что сложность нашей жизни только в том, что она слишком проста. А всё, что нам кажется сложным – всего лишь то, чему мы не уделили должного внимания. Спасти от этого может только наблюдательность, и я никогда не упускал возможности полноценно ощутить себя в этой стихии и понаблюдать за тем, что меня окружает. Это могло быть упрямое течение реки, которое со звенящим плеском цеплялось прозрачными пальцами за холодные камни. Мог быть жаркий цветок пламени, раскачивающий свои лепестки в такт порывам осеннего ветра. А могли быть мелькающие красными точками муравьи, которые всегда уверены в том, что всё делают правильно.
Наибольшее наслаждение доставляет наблюдение за прямоходящими. Пожалуй, многие смутно себе представляют, насколько увлекательно можно провести своё время, просто сидя на скамейке и глядя на то, что происходит вокруг. Рядом проходят очень разные люди с разными лицами и уникальным оттенком глаз. Мужчины шелестящей поступью Понтия Пилата при помощи сильных рук раздвигают воздушные заросли, разбивая встречные ветровые дуновения о крепкие кулаки. Они всегда идут, почти не оглядываясь, и лишь иногда, словно украдкой, ненадолго переводят взгляд в сторону. Женщины ведут себя иначе, мягко и беззвучно ступая по неровному асфальту, словно небезызвестный проповедник по водной глади. Такая ровная и аккуратная походка производит завораживающее впечатление бреющего полёта. Не обращая внимания на происходящее вокруг, женщины смотрят прямо в лицо ветру, который плавно нагоняет красивую волну в их волосах, с блеском отливающихся в солнечном свете. И так каждая из них бесшумно проплывает по парковым аллеям, оставляя вслед за собой лишь ароматный шлейф сшибающего с ног парфюма. Однако приятнее всего наблюдать за детьми – ощущая на себе хоть малейшее присутствие, они всегда отвечают незамедлительной взаимностью и дарят долгий сияющий искренним бриллиантом взгляд. После этого всегда становится чуточку теплее и вновь возвращается тот самый вкус.
Да, были времена, когда я очень любил наблюдать за людьми на улице до тех пор, пока не понял, что просто смотрю на то, как жизнь проходит мимо меня.
Страница 40 «Навстречу солнцу»
Я всегда любил просто ходить пешком по улицам города. Приятно чувствовать, как во время обыкновенной прогулки под ногами рождается новая дорога, а вместе с ней заново рождаюсь я. Иногда эти ощущения щекочут мою грудь изнутри и оттуда на волю выбирается громкий смех. Свежий ветер, сперва забираясь ко мне под одежду, ласково гладит меня, хватает мою улыбку и вместе со смехом уносит её прочь. А на моём лице тут же появляется новая улыбка и мне снова становится весело. Вместе со мной точно в унисон смеётся солнце, навстречу которому я всегда иду, не отводя от него ослеплённых глаз. Больше всего в жизни я хочу к нему прикоснуться. Хоть на мгновение. Каждый раз, когда мне это почти удаётся, оно куда-то уплывает от меня, на прощание полоснув меня по глазам тонкими розовыми лепестками. А я не сбавляя шаг, продолжаю идти – всегда интересно узнать, как далеко я смогу зайти.
Страница 78 «Когда больнее»
Странно, но я до сих пор думаю, что никогда не умру. Прямо как тогда в детстве, когда я на целый день уходил разговаривать с деревьями, мне казалось, что ему никогда не будет конца. Но день всегда заканчивался, и мама строго звала меня домой, а я огорчённо ей подчинялся, ведь я никогда не успевал всего рассказать своим собеседникам. Но иногда мне удавалось рассказать почти всё. Всё, кроме самого главного. И я снова огорчался, но когда в очередной раз вспоминал, что обязательно наступит завтра, мне обычно становилось легче, и я спокойно засыпал.
Но когда я умру, завтра не наступит никогда, а я никогда не проснусь. Однако мне до сих пор хочется верить, что это не так. И больше всего я боюсь не того, что однажды уже ничего не смогу отложить на завтрашний день. Я боюсь того момента, когда окончательно перестану верить в своё бессмертие и пойму, что точно умру. Думаю, что тогда будет больнее всего.
Страница 96 «За порогом страха»
Я очень странно себя чувствую, когда стою на балконе. Как только я начинаю переступать его порог, меня встречает другой воздух, на три четверти состоящий из страха, который нашатырём бьёт меня по голове. В эту же секунду едва слышной ласковой кошкой, нежным шёлком своей шерсти, щекочущей моё тело, откуда-то со спины ко мне подкрадывается соблазн подойти к перилам и посмотреть вниз. Посмотреть и, расправив руки, словно Джонатан Ливингстон, выпорхнуть на волю из давящей тесноты многоэтажки. Небольшая часть меня искренне верит в то, что у меня получится подружиться с кем-нибудь из стаи пролетающих неподалёку птиц, и они обязательно заберут меня с собой. Да, я бы смог, я бы взлетел, если бы не этот чуткий и бдительный страх. Нет, я не боюсь высоты – я просто боюсь с ней не справиться. А больше всего я боюсь, что однажды перестану бояться даже этого.
21 сентября 2013 г.
А ведь это даже забавно – просто закрыть глаза и погрузиться в загадочную пучину зазеркалья своей души. Сейчас я занят именно этим, опускаясь всё глубже и глубже на самое дно океана своих чувств и переживаний. Время от времени мне становится страшно, что я просто захлебнусь и больше не смогу открыть глаза. Но почти сразу этот страх прогоняет желание проплыть всё до самого конца. В этом мне помогает вкусный и ласковый шёпот, который я постоянно здесь слышу. Даже не знаю, что это может быть, но этот звук мне подсказывает дорогу. И тогда мне становится вовсе не страшно. Разве только немного, когда я думаю о том, что когда-нибудь этот океан мне покорится. В такие секунды мне очень хочется остаться здесь навсегда, укромно спрятаться за закрытыми глазами и гоняться за собственной тенью, чтобы, поймав, попытаться разглядеть в ней хоть какой-нибудь свет.
Страница 8 «Когда деревья были…»
В детстве мне очень нравилось разговаривать с деревьями. Неподалёку от дома, где я жил со своими родителями, огромным жёлтым морем плескалась поляна, далеко выходящая из берегов моего зрачка. Она всегда была налита насыщенным пустынно-выжженным цветом, которому в ясные безоблачные дни солнечный свет добавлял золотистого блеска. Сердцем этой пустыни был тенистый оазис, где и росли мои большие мудрые друзья. Почти всё своё время я проводил среди них. Они брали меня к себе на руки и, медленно раскачивая, внимательно слушали всё, что я им рассказывал. У меня никогда не было секретов от деревьев, а деревья всегда были откровенны со мной, отвечая мне шёпотом своей листвы. Для меня это был не просто шум или знак того, что дует ветер. В этих приятных шелестящих звуках я всегда очень точно угадывал близкие и родные мне интонации, которых не мог больше услышать нигде и ни от кого. Это было настоящей сказкой! С тех пор я, пожалуй, ни разу не испытывал такого же ощущения надёжности, спокойствия и умиротворения, какое испытывал тогда в этой зелёной колыбели природы.
Однажды во время одной из наших бесед огромный ветвистый дуб, на который я взобрался, выпустил меня из своих объятий и я упал на землю прямо у его ног. Я очень сильно испугался и испытал сразу много боли. Не знаю, что меня разозлило больше, но я обиделся на своих друзей, расплакался и убежал домой. Когда я пришёл домой весь в ссадинах, мама выругала меня, а я понял, что детство подходит к концу.
Страница 17 «Коснуться неба»
Теперь мне всё чаще кажется, что Пурушоттама ошибался, утверждая, что небо становится ближе. Я уверен, что день ото дня небо отдаляется от нас и никогда уже не будет таким близким и настолько ощутимым, каким оно было в детстве. Тогда небесное прикосновение рождалось даже в одном только его предвкушении. И, когда каждый из нас выбегал из подъезда своего дома, нежно-голубое одеяло, усыпанное белоснежными лепестками облаков, накрывало нас своими тёплыми объятиями. Резвясь и барахтаясь под ним, мы с радостью проживали ещё один день счастливого и беззаботного детства.
Но дороже этих чувств мне всегда была мечта дотронуться до неба самому. Эта мечта никогда не казалась мне несбыточной, поэтому каждый день я изо всех сил старался прыгнуть, как можно, выше, чтобы ухватить хоть маленький кусочек одного из облаков. Я всегда представлял себе, каким гладким и мягким должен быть на ощупь этот кусочек, настолько ясно, что в этот момент мои ладони поглаживала неведомая, но очень приятная прохлада. Кроме того, я точно знал, что, когда я достану заветный комочек облака, я положу его себе под подушку и буду каждый вечер играть с ним перед сном. Но допрыгнуть не удавалось никогда, и всякий раз я верил, что завтра точно всё получится, как надо. Однако, такое «завтра» так и не наступило, да и небо стало гораздо выше.
Пожалуй, Пурушоттама очень сильно заблуждался – небо отдаляется от нас. Отдаляется с каждым днём. Но печальнее всего то, что мы отдаляемся от неба.
Страница 24 «Вкус детства»
Вкус детства всегда очень приятен и незабываем. Для одних это едва ощутимое покалывание на языке и лёгкая немота во рту от холодного куса мороженого, купленного в магазине через дорогу. Для других бьющая по носу щекотка, вызванная жадным глотком газированной воды. Для меня это томящая скулы и скользящая по внутренней стороне щёк сладость конфет, наполненных теплом и лаской маминых рук. Маленькие тёмные комочки цвета крепкого утреннего чая красиво переливались в солнечных лучах на плавных изгибах аккуратных линий силуэтов сказочных животных. Это делало меня счастливее, а моё детство — настоящим. Простота рецептуры счастливого детства удивляет меня по сей день – всего лишь сахарный сироп! С тех пор я знаю, что сложность нашей жизни только в том, что она слишком проста. А всё, что нам кажется сложным – всего лишь то, чему мы не уделили должного внимания. Спасти от этого может только наблюдательность, и я никогда не упускал возможности полноценно ощутить себя в этой стихии и понаблюдать за тем, что меня окружает. Это могло быть упрямое течение реки, которое со звенящим плеском цеплялось прозрачными пальцами за холодные камни. Мог быть жаркий цветок пламени, раскачивающий свои лепестки в такт порывам осеннего ветра. А могли быть мелькающие красными точками муравьи, которые всегда уверены в том, что всё делают правильно.
Наибольшее наслаждение доставляет наблюдение за прямоходящими. Пожалуй, многие смутно себе представляют, насколько увлекательно можно провести своё время, просто сидя на скамейке и глядя на то, что происходит вокруг. Рядом проходят очень разные люди с разными лицами и уникальным оттенком глаз. Мужчины шелестящей поступью Понтия Пилата при помощи сильных рук раздвигают воздушные заросли, разбивая встречные ветровые дуновения о крепкие кулаки. Они всегда идут, почти не оглядываясь, и лишь иногда, словно украдкой, ненадолго переводят взгляд в сторону. Женщины ведут себя иначе, мягко и беззвучно ступая по неровному асфальту, словно небезызвестный проповедник по водной глади. Такая ровная и аккуратная походка производит завораживающее впечатление бреющего полёта. Не обращая внимания на происходящее вокруг, женщины смотрят прямо в лицо ветру, который плавно нагоняет красивую волну в их волосах, с блеском отливающихся в солнечном свете. И так каждая из них бесшумно проплывает по парковым аллеям, оставляя вслед за собой лишь ароматный шлейф сшибающего с ног парфюма. Однако приятнее всего наблюдать за детьми – ощущая на себе хоть малейшее присутствие, они всегда отвечают незамедлительной взаимностью и дарят долгий сияющий искренним бриллиантом взгляд. После этого всегда становится чуточку теплее и вновь возвращается тот самый вкус.
Да, были времена, когда я очень любил наблюдать за людьми на улице до тех пор, пока не понял, что просто смотрю на то, как жизнь проходит мимо меня.
Страница 40 «Навстречу солнцу»
Я всегда любил просто ходить пешком по улицам города. Приятно чувствовать, как во время обыкновенной прогулки под ногами рождается новая дорога, а вместе с ней заново рождаюсь я. Иногда эти ощущения щекочут мою грудь изнутри и оттуда на волю выбирается громкий смех. Свежий ветер, сперва забираясь ко мне под одежду, ласково гладит меня, хватает мою улыбку и вместе со смехом уносит её прочь. А на моём лице тут же появляется новая улыбка и мне снова становится весело. Вместе со мной точно в унисон смеётся солнце, навстречу которому я всегда иду, не отводя от него ослеплённых глаз. Больше всего в жизни я хочу к нему прикоснуться. Хоть на мгновение. Каждый раз, когда мне это почти удаётся, оно куда-то уплывает от меня, на прощание полоснув меня по глазам тонкими розовыми лепестками. А я не сбавляя шаг, продолжаю идти – всегда интересно узнать, как далеко я смогу зайти.
Страница 78 «Когда больнее»
Странно, но я до сих пор думаю, что никогда не умру. Прямо как тогда в детстве, когда я на целый день уходил разговаривать с деревьями, мне казалось, что ему никогда не будет конца. Но день всегда заканчивался, и мама строго звала меня домой, а я огорчённо ей подчинялся, ведь я никогда не успевал всего рассказать своим собеседникам. Но иногда мне удавалось рассказать почти всё. Всё, кроме самого главного. И я снова огорчался, но когда в очередной раз вспоминал, что обязательно наступит завтра, мне обычно становилось легче, и я спокойно засыпал.
Но когда я умру, завтра не наступит никогда, а я никогда не проснусь. Однако мне до сих пор хочется верить, что это не так. И больше всего я боюсь не того, что однажды уже ничего не смогу отложить на завтрашний день. Я боюсь того момента, когда окончательно перестану верить в своё бессмертие и пойму, что точно умру. Думаю, что тогда будет больнее всего.
Страница 96 «За порогом страха»
Я очень странно себя чувствую, когда стою на балконе. Как только я начинаю переступать его порог, меня встречает другой воздух, на три четверти состоящий из страха, который нашатырём бьёт меня по голове. В эту же секунду едва слышной ласковой кошкой, нежным шёлком своей шерсти, щекочущей моё тело, откуда-то со спины ко мне подкрадывается соблазн подойти к перилам и посмотреть вниз. Посмотреть и, расправив руки, словно Джонатан Ливингстон, выпорхнуть на волю из давящей тесноты многоэтажки. Небольшая часть меня искренне верит в то, что у меня получится подружиться с кем-нибудь из стаи пролетающих неподалёку птиц, и они обязательно заберут меня с собой. Да, я бы смог, я бы взлетел, если бы не этот чуткий и бдительный страх. Нет, я не боюсь высоты – я просто боюсь с ней не справиться. А больше всего я боюсь, что однажды перестану бояться даже этого.
21 сентября 2013 г.
Рецензии и комментарии 0