Зима
ГоМо Возрастные ограничения 18+
Глупый мотылек догорал на свечке. Жаркий уголек, дымные колечки. Звездочка упала в стакан на столе. Лежа, на скамье было прекрасно наблюдать за звездным небом. Почти столь же прекрасно как выйти на стойкий кусачий мороз по утру из затопленного дома. Прекрасно подходящая атмосфера.
Не было и капли сожаления, но спиртное имелось. Дурманящее было не столь необходимостью, сколь одним из щекотящих разум факторов, которым ранее было общество. Однако алкоголь оказался менее вредным. Меньшее из уже имеющегося в прошлом потребовало бы минимум полгода против трех месяцев в уединении.
Беззаботность столь запленяла взор, что попадающаяся изредка моль лишь улыбала. Крупу он не ест, а в остальном лишь привносит новизны. Лишь привносит необычности. Необычности форм созвездий. Созвездий темной ночью на потолке.
Бесконечность желания возвращения измеряется теперь личинками моли. Возвращения в пьяное детство что запомнилось вкусом. Вкусом крови. Есть было нужно, по крайней мере так сказали. Знал бы что нужно есть, успел бы сделать это первым. Но стол накрыли, отказаться нельзя. Сырое мясо. Буквально рулетка с 5 пулями. Но воспоминание записано у еще живого человека, а значит, кто-то промахнулся.
Толстые личинки что так аппетитно хрустят на зубах, так еще и фаршированные пшеном. Моль поселилась осенью, а дом все время оставался теплым. Ночи здесь редко темные, луна хорошо светит. Но в окне ничего не видно. Очень много моли.
Возвращения в отрочество, что запомнилось крайне сильным желанием размножения. Паззл потных тел в экстазе, чей рот полнится слюны, спермы и спирта. Убийство было внезапно желанно. Его глаза умоляли. Его рот застыл. Его кровь текла. Его живот пробит. Моли не было числа. Ее было уже запредельно.
И вовсе не было желания возвращаться во взрослость. То было жалко. Камеры, параша, зэки. Яростные лица неудовлетворенных подростков сменялись смирившимися со своим желанием уродовать. Приняли участь, смирились, но яростно оборонялись. Не осталось пальца. Кто то лишился глаза. Без разницы кто, когда ты — смешанное тело, объединяющее кожей множество аморфных конечностей и лиц. Лица были у моли. Все лица знакомы. Каждую знал лично. Даже тех, что съел.
Рассказ не будет написан. Руки дрожат.
Не было и капли сожаления, но спиртное имелось. Дурманящее было не столь необходимостью, сколь одним из щекотящих разум факторов, которым ранее было общество. Однако алкоголь оказался менее вредным. Меньшее из уже имеющегося в прошлом потребовало бы минимум полгода против трех месяцев в уединении.
Беззаботность столь запленяла взор, что попадающаяся изредка моль лишь улыбала. Крупу он не ест, а в остальном лишь привносит новизны. Лишь привносит необычности. Необычности форм созвездий. Созвездий темной ночью на потолке.
Бесконечность желания возвращения измеряется теперь личинками моли. Возвращения в пьяное детство что запомнилось вкусом. Вкусом крови. Есть было нужно, по крайней мере так сказали. Знал бы что нужно есть, успел бы сделать это первым. Но стол накрыли, отказаться нельзя. Сырое мясо. Буквально рулетка с 5 пулями. Но воспоминание записано у еще живого человека, а значит, кто-то промахнулся.
Толстые личинки что так аппетитно хрустят на зубах, так еще и фаршированные пшеном. Моль поселилась осенью, а дом все время оставался теплым. Ночи здесь редко темные, луна хорошо светит. Но в окне ничего не видно. Очень много моли.
Возвращения в отрочество, что запомнилось крайне сильным желанием размножения. Паззл потных тел в экстазе, чей рот полнится слюны, спермы и спирта. Убийство было внезапно желанно. Его глаза умоляли. Его рот застыл. Его кровь текла. Его живот пробит. Моли не было числа. Ее было уже запредельно.
И вовсе не было желания возвращаться во взрослость. То было жалко. Камеры, параша, зэки. Яростные лица неудовлетворенных подростков сменялись смирившимися со своим желанием уродовать. Приняли участь, смирились, но яростно оборонялись. Не осталось пальца. Кто то лишился глаза. Без разницы кто, когда ты — смешанное тело, объединяющее кожей множество аморфных конечностей и лиц. Лица были у моли. Все лица знакомы. Каждую знал лично. Даже тех, что съел.
Рассказ не будет написан. Руки дрожат.
Рецензии и комментарии 0