Чудеса

Нельзя утверждать, могло ли подобное произойти наяву, ведь таких чудес не бывает! Но я считаю иначе.
Если идти все дальше и дальше по коридору памяти, то можно отыскать много странных воспоминаний, которые, возможно, никогда тебе не пригодятся, но они существуют. Я помню, как небо потеряло облака: они, как оказалось, запутались в ветвях деревьев и не смогли выбраться самостоятельно. Я на носочках подкралась к окну; картины и фотографии в моей комнате наверняка думают, что я за кем-то наблюдаю… Я гляжу в окно и понимаю, что лето больше не придет. Туман, обнимающий землю, казался мне горьковатым, словно кофе, но кофе я не пью, посему и не вижу смысла выходить на улицу. Я и не заметила, как стены в доме опустели, видимо, они были смущены мной и моими друзьями. Я ощущаю бледно-серую болезнь своей души, которую сама никак не смогу преодолеть.
Тогда, в последних числах мая, я пошла на воскресную службу, дабы избавиться от внутренних, мучительных переворотов, которые кололи меня иглами перед сном. По пути я увидела рыжую кошку в кустах и мальчика, сидящего на корточках и что-то рисующего сучком на земле. Рядом с церковью жили розы, молочно-белые, совершенно хрупкие, принимающие к себе гостей-пчел. Ярко-синий цвет всюду проникает и поглощает; я вижу, как он раскрасил небо, я замечаю, как он растекается в лужах на асфальте. Я могу быть такой же яркой, как этот цвет, но у меня другое свечение. У каждого человека свой цвет, мой — красный. Люди не замечают моего свечения и даже не подозревают о своем цвете. Даже имена, цифры, буквы и запахи — разноцветные. Мечтаю жить в стране деревьев, хочу стать кудрявым кленом. Надеюсь, что златовласые русалки и старые скитальцы будут рады шелесту моей мелодии.
А в храме все перемешалось: было слишком много народу, и у меня рябило в глазах от обилия красок. Одна пожилая женщина в черном платке ходила из стороны в сторону, и я слышала ее бормотание: «Где же она была? Что же она делала? За водой ходила? Где же она была?» У этой женщины было желтое сияние. Я хорошо запомнила совсем юную девушку с очень длинной русой косой. От нее исходил зеленый свет. Она, как и я, не находила себе места, хоть и стояла ровно; она молилась и плакала. Это все так странно. Иконы боялись смотреть мне в глаза, они постоянно отворачивались от меня, закрывали свои лики руками. Я чувствовала стыд за себя. В какой-то момент с потолка начала стекать кровь: сначала это были маленькие капельки, но потом нас затопил алый дождь. В один миг в церкви раздался плач, больше похожий на звериный рев. Девушка с длинной косой, все так же неподвижно стояла, пока другие метались по всему храму.
Ко мне подошла та чудаковатая старуха, вся окровавленная, как и я сама, и вцепилась своей костлявой рукой в мою кисть.
— Где же она была? Что же она делала?
Я долго молчала, смотря ей в глаза, затем погладила ее по спине и сказала:
— За водой она ходила, бабушка… За водой.
Она отошла от меня.
Никого из нас троих не испугал кровавый дождь, мы все были отзывчивы к нему. Мы понимали, что заслужили его, и теперь остается лишь наслаждаться этим удивительным моментом, созерцать это чудо.