«Об тройной интеграл на палубе не споткнешься»

Октябрь, вероятно, 1984 года. Город-герой Ленинград.
Одно из старейших военно-морских училищ страны.
Кафедра «Корабельного устава».
…Как вчера это было. Аура того времени и того города оживает стоит лишь взять в руки эти записки. Впрочем, и сам город в последнее время под натиском событий во-круг него возвращается. Этого нельзя не заметить! Всё больше и больше узнаю в лицах горожан, очнувшихся вдруг после тяжелой амнезии, настигшей некогда всех нас в гон-ке, как некогда говорили, «… за накоплением капитала». Вроде б набегались, нагоня-лись, насытились. Да и, правда: «… не хлебом единым жив человек». Мы нежданно вспомнили про существование легендарной Авроры, провожая и встречая всем городом на Адмиралтейские верфи. Этой весной снова заметили Ладожский лед, обгоняющий автомобильные пробки вдоль набережных Невы. Опять любуемся и гордимся старыми некогда доходными домами-ветеранами на Невском, Садовой, Петроградке, Василев-ском, многие из которых вернулись из бесконечной, казалось, нескончаемой реконст-рукции. Жаль только, что ряд этих работ был проведен по новым западным технологи-ям, превративших наших ветеранов в банальный «новодел». Но всё равно нельзя не по-чувствовать, как живой дух города уже схватил своей мертвой хваткой за глотку непо-бедимого ещё вчера «монстра» под названиями: «уплотнительная застройка» и «много-этажный глобализм». В мой город вернулось неповторимое, неподражаемое и незабы-ваемое Питерское чувство гордости его жителей, чувство исключительности, которое хочешь ты того или не хочешь, но всегда заставляло горожан смотреть на другие стра-ны и города с легкой снисходительной иронией. Не завидуй, присоединяйся! Пусть это чувство никогда не покидает нас всех, жителей огромной страны вне всяких границ: ни в Праге, ни в Барселоне, ни в Стамбуле, Париже, Лондоне – нигде!..
Э-эх, люблю тебя мой Питер, мой добрый вольный Ленинград конца восьмидесятых, никогда не переставал этого делать, несмотря ни на что и, как в песне поется, очень на-деюсь, что «… это взаимно», и что так будет всегда…
— Встать! Сми-и-ир-рна! Товарищ капитан второго ранга, триста тридцать пятый класс на занятия по «Корабельному уставу» прибыл, дежурный по классу курсант Ма-каров!
— Здравствуйте, товарищи курсанты!
— Здравия желаем, товарищ капитан второго ранга!
— Вольно! Присаживайтесь.
— Вольно! Сесть! – вторит за преподавателем дежурный.
— Та-а-ак, — тянет многозначительно наш преподаватель, капитан второго ранга Була-ва, с удивлением озираясь по сторонам, – «ДЕЖУР-РНЫЙ»!!!
— «Й-я-а», — с болью и трепетом выпрыгивает из-за парты Игорь Макаров, ну, или просто, Макар, как наверно на всем белом свете обзывают всех-всех Макаровых и про-чих производных от этой, безусловно, легендарной, великой фамилии.
— «Х-хде» журнал? – выстреливает в него Булава, выкатив до безобразия глаза.
— В столе, «то-а-ищ кап-то-ранга», — почти взмаливается Макар.
— Два балла! — с удовольствием и даже каким-то внутренним наслаждением, гудит ухмыляющийся Булава, доставая притаившуюся в столе пропажу и озаряя аудиторию зловещей улыбкой.
— За что-о-о, «то-а-ищ кап-то-ранга»? – обречено хнычет Макар.
— Журнал должен лежать на столе, — строго отрезает учитель, с раздражением листая страницы, — и открыт в нужном месте.
— Прощай увольнение, — стонет себе под нос раздосадованный Макар.
— Е-щё-о два-а бал-ла, — буравя его пытливым взглядом, по слогам цедит сквозь зубы Булава, — это что за пререкания, «то-а-ищ ку-сант»!
— Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», — с металлом в голосе звенит наш бедный де-журный, вытянувшись «по струнке».
— То-то! Молодец, — одобрительно качает непослушной шевелюрой преподаватель и, несколько потеплев в голосе, по-отечески, даже, кажется, с жалостью добавляет, — при-саживайтесь, товарищ дежурный.
…Он, наш грозный наставник основ Корабельного устава был вполне молод, не старше сорока, статен, широкоплеч, подтянут, до педантичности аккуратен, красив, хо-тя вовсе невысок и даже слегка полноват. На занятия в класс, в аудиторию Булава яв-лялся точно со звонком, с которым также и заканчивал свой урок. Всегда был в новой, тщательно выглаженной парадной форме: ни одной складки, ни одной пылинки. На ле-вой стороне кителя красовались несколько рядов орденских планок. На правой – над знаками окончания училища и дальнего похода, приколот повидавший виды серебря-ный кораблик, известный всем морякам опознавательный «жезл» командира корабля первого ранга. Эти скромные отличительные знаки выдавали в нём настоящее боевое и пока совсем нам неизвестное прошлое, разжигая в наших юношеских сердцах здоровое мальчишеское любопытство к нему и, безусловно, раболепное уважение. Но кто же он? Как спросить этого грозного, недоступного нам командира, человека? Он, в отличие от многих кафедральных «профессоров-болтунов», никогда не покидавших учебных клас-сов училища, не спешил делиться своими «жизненными наблюдениями», мыслями о «справедливости бытия», травить смешливые байки, коими, в конце восьмидесятых уже наводнилось наше современное медийное пространство от разного рода сомни-тельных командиров, никогда не заступавших на этот ответственный пост…
— Та-а-ак, — лукаво прищурив левый глаз, тянет он, придирчиво обводя нас взглядом, — какое сегодня число?
— Двадцать второе, «то-а-ищ кап-то-ранга», — вырастает над парой несчастный дежур-ный.
— «Очь хо-о-шо-о», — добродушно гудит Булава, — двадцать второй по списку.
— «И-йа», курсант Чикунов, — слегка помедлив, вырастает из-за стола новая жертва.
— Два бал-ла! — пряча в краешке губ лукавую улыбку, грозно выстреливает препода-ватель.
— Есть, два балла, «то-а-ищ кап-то-ранга», — ни секунды не медля, чеканит Олежка, младший из братьев близнецов, учащихся в нашем классе.
— Мо-ло-дец, — одобрительно кивает наставник, — присаживайтесь, надо быть расто-ропней.
…В каждом большом коллективе имеются близнецы, их много в нашей жизни. Раньше, мне не довелось дружить с братьями, и не знал, что оказывается уже после не-скольких дней, нет даже, пожалуй, нескольких часов знакомства с ними, распознаёшь их на «раз-два» по голосу, интонации, движению. Все мы очень разные, даже если внешне очень похожи – и это здорово! Теперь могу лишь посмеяться над фильмами и рассказами, в которых главной сюжетной линией автора является подмена одного близнеца на другого. Просто ему, автору, похоже, никогда не доводилось по-настоящему дружить с близнецами, вместе преодолевать трудности, жить. Не заметить огромной разницы между ними, нами всеми невозможно…
— Та-а-ак, двадцать два делим пополам, будет, — продолжает опрос «мучитель».
— Одиннадцать! Курсант Лобанов, — немедленно выпрыгнув из-за парты и случайно несколько беспардонно перебив преподавателя, звенит на весь класс Серёга, прозван-ный за великолепное владение мячом при игре в футбол и черные смоляные волосы Марадоной.
— Два-а бал-ла, товарищ Лобанов, — ухмыляясь, басит Булава в ответ, — не лезь вперед батьки в пекло, я тебя пока ещё не вызывал.
— Есть, два балла, — так же, как и Олег Чикунов, тут же не задумываясь, чеканит фут-болист.
— Ну, что ж, прибавим к одиннадцати… три, получим четырнадцать, — не торопясь, рассуждает капитан второго ранга, пристально заглядывая в наши с ужасом взирающие на него глаза и бесконечно буравя их своим суровым, глубоким взглядом. А затем, не-ожиданно удовлетворившись нашим терпением и всепоглощающим вниманием, ревет, — старшина класса!
— Есть, старшина класса, старшина второй статьи Макурин! – без заминки, запинки, будто только этого ждал, спокойно докладывает невозмутимый Сашка, в прошлом – о, чудо! — новосибирский суворовец, всё детство мечтавший там, в тайге связать свою жизнь, службу с морем.
— Что было задано для самостоятельного обучения…
Саня в точности отвечает на поставленный вопрос, доложив сверх того и номера статей корабельного устава и названия всех основных разделов в нем, заданных к само-стоятельному прочтению, а затем практически наизусть, ни разу не запнувшись, докла-дывает сами статьи и своё мнение о них.
— Ну, что ж, два балла, — неизменно улыбаясь, снова гудит на всю аудиторию Булава, весело, даже добродушно, приязненно глядя на нашего старшину, — я не просил вас пе-ресказывать статьи устав, а уж тем более не спрашивал вашего мнения о них.
— Есть, два балла, товарищ командир, — легко, спокойно и без напряжения в голосе рапортует непробиваемый старшина, доверительно назвав преподавателя не по званию, а по когда-то занимаемой им уважаемой должности, что в морской среде является высшим знаком уважения и внимания собеседника. А затем, слегка поколебавшись, в звенящей тишине спрашивает его, переведя взгляд на «серебряный кораблик», — рас-скажите нам, пожалуйста, каким кораблем вы командовали? Где? Когда?
— Ну, что ж на сегодня достаточно, — слегка смутившись и вставая с места, выдыхает Булава, на пару секунд, отвернувшись от класса. Затем, взглянув в класс, по-прежнему добродушно и лукаво улыбаясь, быстро, без остановок, почти скороговоркой добавля-ет, — крейсером «Октябрьская революция», но и всё об этом, переходим к новой теме, открываем конспекты лекций.
…Так он обычно всегда заканчивал опрос, выставив предварительно изрядное коли-чество двоек прямо в журнал. В этот раз нам, похоже, посчастливилось: их было всего четыре. Надо ли говорить, что внимание на лекциях Булавы всегда было всепогло-щающим. В конце урока всем желающим он разрешал задержаться на кафедре для ис-правления своих оценок и обычно легко без ложного жеманства, что, кстати, наблюда-лось у многих педагогов, иногда, даже не спрашивая материала, а лишь заглянув к нам в глаза, исправлял свои «веселые» двойки, неизменно повторяя при этом: «Помните, товарищи курсанты: о тройной интеграл на палубе корабля вы никогда не споткнетесь, но незнание хотя б одной строчки кровью написанного предыдущими поколениями ко-рабельного устава, способно погубить целый экипаж корабля!»…