Да, Зайчик!

Октябрь точно 1985 года, кажется 13-ое.
Воскресенье.
23-00.
Курсант старейшего военно-морского училища страны или, как теперь модно гово-рить, гардемарин спешно движется по его длинным тесным коридорам, возвращаясь из нарядного актового зала Революции, прозванного «ЗР», где только-только завершился танцевальный вечер. Расстояние до спального корпуса по внутренним петляющим коммуникациям огромного комплекса из почти сотни зданий неблизкое, никак не меньше полутора километров.
Он почти бежит. Улыбается!
Сегодня на танцах к нему явилось чудо: он познакомился с Ангелом, сошедшим прямо с небес, как некогда Золушка впорхнувшая в руки скучающему на балу принцу. Но в отличие от неё его Фея не убежала с боем курантов – в ЗР это завершающий вечер встреч вальс, – потеряв свою туфельку, а напротив, явила её, дав свой номер домашнего телефона. Да вот беда: на танцах курсанты всегда в идеально подогнанных по фигуре парадных фланельке и брюках, в которые нет никакой возможности всунуть ни запис-ную книжку, ни шариковую ручку, ни какой-либо другой сообразно эпохи «гадкий гаджет». В общем, ничего нет, куда можно б было записать номер!
Гардемарин очень рад «туфельке», бережно несёт её в своей цепкой памяти по бес-конечным темным коридорам, непрестанно повторяя заветные цифры: 393-45-69, 393-45-69, 393-45-69. Но не так-то просто удержать их. Во-первых, в спину, совсем рядом дышит беззаботный смех, вечно подтрунивающих и подшучивающих друг над другом курсантов-однокашников, по разным обстоятельствам оставшихся сегодня без уволь-нения и теперь бредущих к своим кубрикам параллельными курсами. А, во-вторых, впереди маячит высокая фигура Борьки Баранова, Бэба, их «непробиваемого» старши-ны роты, курсанта старшего курса, который никого не пропустит мимо, не озадачив чем-нибудь… бестолковым, да так, что всё на свете из головы вылетит. А посему кур-сант, набрав «в рот воды» и заткнув уши, тянет, удерживая расстояние меж двух огней, до кубрика, мысленно повторяя: 393-45-69,393-45-69, 393-45-69.
…Боже мой, какое всё-таки счастье, что люди в двадцатом веке таки придумали те-лефон! Это теперь он не кажется чудом, поскольку есть у всех и каждого, даже у трех-леток в детском саду. А тогда, в восьмидесятые городские телефонные автоматы в учи-лище можно было сосчитать на пальцах одной руки. Да и в городе далеко не у каждого в квартире имелся свой номер, — горожане по несколько десяток лет ожидали своей очереди. Считалось огромной удачей, если у твоей подружки дома есть свой аппарат. Возможность поговорить с другим миром сквозь волшебный звуковой портал воспри-нималась нами не иначе как чудо, а потому у телефонного аппарата, висящего в глав-ном холле нашего факультета, всегда царила особая торжественная обстановка. Длин-нющая очередь «страждущих» не иссекала ни днем, ни ночью! Несмотря на то, что все дороги с факультета шли именно через этот зал, в нём всегда царила абсолютная тиши-на. Все проходящие здесь умолкали, боясь прервать драгоценный сеанс связи товарища с другой полной грёз и тумана волшебной страной. У телефона никто и никогда не суе-тился, не торопился сам и не торопил другого, не «лез» вне очереди, не «давил на глаз» погоном, должностью, положением. У телефона все равны! Вот уж действительно – полное торжество демократии и плюрализма. Процесс разговора с внешним миром свят и не обсуждаем, хотя и открыт до безобразия: никаких, даже подобий кабинок для уе-динения в огромном зале нет. Вся очередь невольно является свидетелем и участником разговора…
Утром, первое, что приходит в голову гардемарину – это цифры: 393-45-69. Номер записан, на коробке зубной пасты в тумбочке, но это уже не к чему, теперь они навсе-гда в его сознании (ныне по ним отзываются их внуки). Глупая отстраненная улыбка прочно поселилась на его лице. Вспоминая вчерашний день, ничего кроме яркого все-поглощающего сияния прекрасного небожителя, возможно даже и с настоящими крыльями за спиной, курсант не может вспомнить. Ему срочно, очень срочно надо на-брать эти семь цифр в телефоне, чтоб удостовериться в реальности своих волшебных грез, но для того придется пересилить свою стеснительность и заговорить с девушкой первым, да к тому же ещё и при всех. А это непросто. Ох, как непросто! После не-скольких лет жизни в казарме разговор с другим миром у любого из нас вызовет неко-торое неудобство, а то и трепет, страх. Впрочем, это уже не про него, теперь ничто не сможет остановить его, лишь, как и ожидалось, немалая очередь у аппарата в холе не-сколько остужает его пыл: приходится ждать.
…Тогда городской телефонный автомат соединял абонентов на три минуты, лишь после того, как установленная в специальную щелочку двухкопеечная – ну, или десяти-копеечная монетка, они одного размера – проваливалась вовнутрь. За тридцать секунд до окончания лимитированного разговора аппарат напоминал о необходимости поло-жить следующую монетку, противно пикая в ухо звонящего. В принципе это совсем недорого, даже по тем меркам, но такого количества монет, сколько требовалось кур-санту для утоления жажды общаться со своим чудом, не напасешься. Все внутренние кафе и магазины училища вытрясены на изнанку в поисках «двушек» и «десяток»! Вот и приходилось чудить: пробив в дежурной монетке крохотное отверстие и продев сквозь неё прочную нитку, курсант выдергивал свое сооружение во время звонка из ап-парата за пару секунд до конца сеанса, а затем, установив в щель вновь, получал оче-редной трехминутный глоток «счастья». И так без конца. Но проделать такую опера-цию мог лишь настоящий профессионал: если дернуть нитку чуть раньше, то «абонент» на другом конце решит, что связь прервалась и положит трубку, а набирать номер вновь, повторно по правилами очереди запрещено; а если опоздать, то телефон ни за что не выпустит монетку из своего чрева…
Первым по телефону долго, весело и умно со вчерашней своей «жертвой» треплется Билл, Володька Белкин, который непринужденно и ненавязчиво наводит свою новую подружку на мысль о необходимости срочно посетить его на КПП и принести что-нибудь вкусненькое. Ну, в смысле поесть (молодой организм, знаешь ли, всегда требует кушать), но ни в коем случае не выпить, курсанты – это не «шпаки» там какие-то. Во-первых, к выпивке девчонки не допускаются, а во-вторых, не пьют гардемарины вот так запросто без причины, без повода. Правду, правду говорю, не кивай снисходитель-но, перед собой-то чего врать.
За ним, слегка стесняясь и заикаясь, Шурик сговаривается со своей женой, где и как они встретятся сегодня вечером, куда пойдут, что необходимо взять с собой. Женати-кам хорошо: их с третьего курса отпускают ночевать домой.
После Макар звонит своей «носатой» — так он в шутку называет свою новую «пас-сию» — и почему-то врёт ей, что в следующий выходной стоит «на тумбочке», дневаль-ным, видно со своим земляком Левкой на приключения какие собрался. Очередь тихо хохочет над его «честным» гнусавым покашливанием в кулачек, который он часто ис-пользует в разговоре с девчонками, чтоб не рассмеяться… над самим собой.
Наконец к аппарату выдвигает наш внешне безэмоциональный старшина роты Бэб. Огромный, широкоплечий, круглоголовый «молодой человек», неторопливо положив в автомат свою «правильную» монетку, набирает номер и, небрежно, развернувшись ли-цом в холл, угрюмо впивается невидящим взглядом вглубь уползающего из него длин-ного коридора. В этот момент по коридору во главе со старшиной второго взвода Юр-кой Князем, взявшегося исполнить роль Бэба в его странное отсутствие, вваливается вся наша рота, двинувшаяся согласно распорядку дня в столовую. Не увидев, почувст-вовав пронизывающий взгляд удава (ну, Бэба, то есть) мы останавливаемся, как «вко-панные». Претерпев быструю метаморфозу от непринужденной предобеденной суеты до глубоко озабоченной гипнотической амнезии, рота останавливается, постепенно плотно заполняя и без того не пустующий холл. Сотня удивленных глаз впиваются в Борьку, в наших ищущих взглядах застывает законный вопрос: ждать или идти дальше?
Но команд не поступает!
Бэб смотрит перед собой привычно спокойно, сурово, безропотно, прошивая взгля-дом всех и в тоже время не видя никого.
В холле висит гробовая тишина, слышны длинные гудки автомата, монетка падает и…
— Привет, Зайчик! – как обычно, не разжимая челюстей, громко, словно перед стро-ем, выдавливает сквозь зубы Бэб.
Все с неподдельным интересом смотрят ему в рот, ждут.
— Да… Зайчик! – роняет он через полминуты и снова… умолкает.
Некоторое замешательство холодным ветерком бежит по лицам присутствующих.
— Нет… Зайчик! – чуть сдвинув брови, выдыхает старшина.
Курсанты внутренне подбираются, буквально впившись в него глазами.
— Не мо-гу-у-у, Зай-чик! – разжав, наконец, челюсть, возмущенно выстреливает он и, сверкая глазами, надолго… застывает на месте.
Напряжение в зале достигает апогея. Рота курсантов, в припадке душащего смеха, не получив никаких команд, скореньким маршем строго по одному растворяется в про-странстве длинного коридора от греха «подальше». Лишь крайне заинтригованный Билл, вечный насмешник Макар, да наш настойчивый курсант, вознамерившийся-таки, во что бы то ни стало дозвониться до своей Феи-Ангела, не могут покинуть холл, не дослушав этого потрясающего монолога с… «Зайчиком».
— Ну-у, хо-ро-шо, Зайчик, – неожиданно потеплев, по слогам выдыхает Бэб и нежно кладет телефонную трубку на место.
На его обычно недвижимом лице сияет странная глупая детская улыбка. «Волшеб-ный портал», кажется, подействовал и на него. Он удивленно смотрит вперед, на кур-сантов, мимо них, сквозь них, он не здесь, там… с «Зайкой». Вряд ли он заметил, что ещё минуту назад здесь была вся его рота.
— Хо-ро-шо, Зай-чик, — словно заучивая свою гениальную речь, по слогам повторяет Бэб и, мельком глянув на часы, неохотно идет в роту, медленно «одевая» на лицо при-вычно-бесстрастную равнодушную маску старшины, которая никак уже не лезет на не-го обратно…