Никто не забыт
Сдобин Возрастные ограничения 0+
Несмотря на пронизывающий ветер и непрекращающийся с вечера дождь, настроение у Виктора Ильича Савина с утра было праздничным. Другим оно у ветерана в день 70-летия победы быть просто не могло. Ведь не каждый же день случаются подобные праздники!
Весна в этом году не задалась, потому Ильич, превозмогая боль в ноге — последствие фронтового ранения, кое-как дотащился до печки и, отодвинув заслонку, подбросил пару полешек внутрь огнедыщащего чудища. Языки пламени охотно накинулись на сухое дерево, осветив небольшую комнатку деревянного домишки. Пенсионер закрыл заслонку и, с усилием проделав обратный путь от печи до кресла, включил телевизор. В рекламном ролике Газпрома народное достояние бойко текло по надземным и подводным трубам из страны-победительницы в страну-капитулянтку. Усатые дядьки в оранжевых касках и фирменных спецовках ловко крутили хитроумные вентили и открывали путь потокам газа, потом другие дядьки, еще более хитроумные, чем вентили, показанные пару кадров назад, жали друг другу руки и открывали путь другим потокам, уже вовсе не газовым.
— Как же с дровами-то быть? — совсем не ко времени подумал ветеран. Зима в этом году была долгой и морозной, домушку приходилось топить по-настоящему, дважды в день, да и незадавшаяся весна не позволяла прекратить отопительный сезон: по ночам до сих пор стояли минуса, а дров почти уже не оставалось.
В это время миллионы жителей средней полосы России радовались за Газпром, у которого мечты сбылись. Мечты же большинства из жителей заключались лишь в том, чтобы договориться с директором местного лесхоза, дабы тот отпустил по сходной цене оставшиеся после обработки еще одного народного достояния комли, верхушки, ветки и прочее плохо монетизируемое зеленое золото. Именно этим, предварительно расколотым и распиленным неликвидом, и отапливали всю зиму, длящуюся в России, как известно, шесть месяцев, свои деревянные коттеджи, расположенные на шести сотках, жители сел страны-победительницы.
***
К юбилею Ильич получил от Администрации Тверской области царский подарок: пачку гречки и банку тушенки, обернутые георгиевской ленточкой. К подарку прилагались пятьсот рублей прибавки к пенсии и поздравительная открытка, подписанная самим губернатором Тверской области. Подарок губернатор намеревался вручить фронтовику лично: по осени намечались губернаторские выборы, а, как известно, для политика любой пиар, кроме некролога, идет на пользу, а пиар на беспроигрышную тему войны идет на пользу вдвойне. Выбор Савина героем дня был обусловлен тем, деревня, в которой он проживал, находилась всего в пятидесяти километрах от Твери. Время неумолимо: мало кто из участников войны дожил до семидесятой годовщины ее окончания, а деревня Савина была ближайшей к Твери, в которой еще остались фронтовики. Имелись, конечно же, еще и ветераны, проживающие в самом областном центре, но губернатору кто-то из нанятых политехнологов подсказал, что награждение представителя сельского электората добавит популярности. Сам Савин губернаторскому выбору удивился, поскольку во время войны никаких особых подвигов он не совершал, да и трудно было их совершить, служа техником в авиационном полку. С той поры Виктор Савин и полюбил наблюдать за летящей военной авиацией. Ему нравилось это делать до сих пор: в эти моменты он словно сбрасывал с плеч прожитые годы и на минуту становился Витькой Савиным — молодым и бесшабашным ефрейтором авиаполка…
*****
Планам губернатора сбыться было не суждено: чудо немецкого машиностроения, произведенное в Штутгарте, застряло в хлябях тверских дорог подобно танкам Гудериана, застрявшим в сорок первом под Москвой. Застряли и выписанные губернатором из Москвы журналисты с Первого канала: и их микроавтобус, также продукт немецкого машиностроения, не смог одолеть провинциальные ухабы.
Да, что там мерседесы и фольксвагены! Ухабы тверского бездорожья не смогли преодолеть даже выделенные на ветеранов бюджетные деньги! Во время прямой линии с народом, состоявшейся пять лет назад, президент, отвечая на жалобу одного из ветеранов, сказал:
— В доме каждого, я подчеркиваю, каждого! — президент внимательно посмотрел в телевизионную камеру, обратив свой взор к каждому из ветеранов, собравшихся у экранов, и продолжил, — будут проведены вода, газ и будет оборудован, простите за выражение, сортир. Мы выделили на эту федеральную целевую программу… ардов рублей! — при этих словах президент также внимательно посмотрел, но уже куда-то вверх телекамер. На сей раз его взор был обращен не к телезрителям, а к тем, кто обычно находится по другую сторону экранов. Удостоверившись, что все его правильно поняли, президент добавил:
— При оценке эффективности работы губернаторов мы будем исходить, в том числе и из того, насколько оперативно была проведена работа по улучшению жилищных условий ветеранов! — и снова очень внимательно посмотрел куда-то поверх телекамер.
За пять лет, прошедшие с той памятной линии, Ильичу никто никаких улучшений не сделал и делать не собирался. Видимо, деньги застряли там же, где семьдесят пять лет назад застряли танки Гудериана. Сосед Ильича, Трофимыч, подбивал ветерана написать жалобу аж в Кремль, но Ильич отмахнулся, сказав:
— Освобождал я мир не за теплый сортир!
***
Подарок, заодно с очередной пенсией, ему вручила Нюрка-почтальонша, с который тот это дело и отметил, достав по такому случаю из закромов напиток собственного изготовления, настоенный на зверобое.
-Не забыли, значит… Помнят о нас, выходит! — то ли от эмоций, то ли от наркомовских ста грамм по лицу Ильича скатилась слеза.
После ухода Нюрки ветеран принялся изучать районную многотиражку «Лучшая жизнь». Во времена лучшей жизни тираж газеты доходил до пяти тысяч, но времена изменились, и теперь она издавалась в количестве трехсот экземпляров. Ильич выписывал газету сколько себя помнил, хотя в последнее время содержание «Лучшей жизни» не радовало. В основном она была заполнена объявлениями о купле-продаже клюквы или породистых хряков. Иногда «Лучшая жизнь» сообщала об отправившихся в лучший мир. Со многими из вновь преставившихся Ильич был знаком.
— Надо же! — сокрушался он, прочитав некролог, — еще такой молодой, а вот поди ж ты…
Надо сказать, Ильич имел право на подобное высказывание, поскольку ему самому пошел десятый десяток. Номер газеты, привезенный Нюркой, был праздничным. На половине первой полосы газеты разместилось поздравление главы районной администрации, а на второй половине — его фото. Недавно глава, на пару с председателем местного заксобрания удачно спекульнули муниципальной землей, ухитрившись продать ее по рыночной стоимости для строительства новой трассы Москва-Питер, и потому вполне мог претендовать на включение в список российского журнала «Жизнь удалась» — аналог западного «Форбс», о чем свидетельствовали щеки главы, с трудом поместившиеся в газетную полосу. Фото решительно контрастировало с размещенными на третьей полосе фотографиями 1943 года, на которых были изображены измучанные и исхудавшие бойцы Красной Армии во время Ржевско-Вяземской операции. На четвертой полосе была напечатана программа празднования юбилея Победы. В завершение программы указывалось, что Вечный огонь в сквере Победы в праздничный день будет гореть с 9 до 21 часа.
— Ого, значит, не весь газ в страну-капитулянтку утёк! – обрадовался Ильич.
Во времена его молодости из нашей державы в фатерлянд утекали лишь немцы под Сталинградом…
***
Ильич ежегодно смотрел парады, проходившие в сердце родины. Ему нравилось и всё: и молоденькие девушки-курсантки, и суровые морские пехотинцы, и надежные бронированные танки. Но, конечно же, больше всего он ждал момента появления над Красной площадью боевой авиации.
К огромному разочарованию Ильича, перед самым началом парада телеведущие объявили, что из-за низкой облачности полеты авиационной техники было решено отменить. Ильич было огорчился и, налив себе настоечки, подошел к серванту, чтобы достать оттуда губернаторскую открытку. Бережно разглядывая ее, ветеран сказал сам себе:
— А ведь вспомнили и про меня!
Настроение его улучшилось.
— Подумаешь, облачность! Не в этом, так, значит, в будущем году истребителей увижу! — продолжил разговор с собой Ильич.
В окошко забарабанили крупные капли холодного дождя, а в печной трубе завыл ветер. Озябнув, несмотря на выпитую настойку, ветеран поковылял к печке.
— Не беда, не на нынешнем, так на следующем параде их увижу, мне бы только дровишек раздобыть, чтобы до следующую зиму протянуть! — продолжал размышлять фронтовик, подбрасывая в огонь последнюю пару притащенных утром в комнату поленьев…
Весна в этом году не задалась, потому Ильич, превозмогая боль в ноге — последствие фронтового ранения, кое-как дотащился до печки и, отодвинув заслонку, подбросил пару полешек внутрь огнедыщащего чудища. Языки пламени охотно накинулись на сухое дерево, осветив небольшую комнатку деревянного домишки. Пенсионер закрыл заслонку и, с усилием проделав обратный путь от печи до кресла, включил телевизор. В рекламном ролике Газпрома народное достояние бойко текло по надземным и подводным трубам из страны-победительницы в страну-капитулянтку. Усатые дядьки в оранжевых касках и фирменных спецовках ловко крутили хитроумные вентили и открывали путь потокам газа, потом другие дядьки, еще более хитроумные, чем вентили, показанные пару кадров назад, жали друг другу руки и открывали путь другим потокам, уже вовсе не газовым.
— Как же с дровами-то быть? — совсем не ко времени подумал ветеран. Зима в этом году была долгой и морозной, домушку приходилось топить по-настоящему, дважды в день, да и незадавшаяся весна не позволяла прекратить отопительный сезон: по ночам до сих пор стояли минуса, а дров почти уже не оставалось.
В это время миллионы жителей средней полосы России радовались за Газпром, у которого мечты сбылись. Мечты же большинства из жителей заключались лишь в том, чтобы договориться с директором местного лесхоза, дабы тот отпустил по сходной цене оставшиеся после обработки еще одного народного достояния комли, верхушки, ветки и прочее плохо монетизируемое зеленое золото. Именно этим, предварительно расколотым и распиленным неликвидом, и отапливали всю зиму, длящуюся в России, как известно, шесть месяцев, свои деревянные коттеджи, расположенные на шести сотках, жители сел страны-победительницы.
***
К юбилею Ильич получил от Администрации Тверской области царский подарок: пачку гречки и банку тушенки, обернутые георгиевской ленточкой. К подарку прилагались пятьсот рублей прибавки к пенсии и поздравительная открытка, подписанная самим губернатором Тверской области. Подарок губернатор намеревался вручить фронтовику лично: по осени намечались губернаторские выборы, а, как известно, для политика любой пиар, кроме некролога, идет на пользу, а пиар на беспроигрышную тему войны идет на пользу вдвойне. Выбор Савина героем дня был обусловлен тем, деревня, в которой он проживал, находилась всего в пятидесяти километрах от Твери. Время неумолимо: мало кто из участников войны дожил до семидесятой годовщины ее окончания, а деревня Савина была ближайшей к Твери, в которой еще остались фронтовики. Имелись, конечно же, еще и ветераны, проживающие в самом областном центре, но губернатору кто-то из нанятых политехнологов подсказал, что награждение представителя сельского электората добавит популярности. Сам Савин губернаторскому выбору удивился, поскольку во время войны никаких особых подвигов он не совершал, да и трудно было их совершить, служа техником в авиационном полку. С той поры Виктор Савин и полюбил наблюдать за летящей военной авиацией. Ему нравилось это делать до сих пор: в эти моменты он словно сбрасывал с плеч прожитые годы и на минуту становился Витькой Савиным — молодым и бесшабашным ефрейтором авиаполка…
*****
Планам губернатора сбыться было не суждено: чудо немецкого машиностроения, произведенное в Штутгарте, застряло в хлябях тверских дорог подобно танкам Гудериана, застрявшим в сорок первом под Москвой. Застряли и выписанные губернатором из Москвы журналисты с Первого канала: и их микроавтобус, также продукт немецкого машиностроения, не смог одолеть провинциальные ухабы.
Да, что там мерседесы и фольксвагены! Ухабы тверского бездорожья не смогли преодолеть даже выделенные на ветеранов бюджетные деньги! Во время прямой линии с народом, состоявшейся пять лет назад, президент, отвечая на жалобу одного из ветеранов, сказал:
— В доме каждого, я подчеркиваю, каждого! — президент внимательно посмотрел в телевизионную камеру, обратив свой взор к каждому из ветеранов, собравшихся у экранов, и продолжил, — будут проведены вода, газ и будет оборудован, простите за выражение, сортир. Мы выделили на эту федеральную целевую программу… ардов рублей! — при этих словах президент также внимательно посмотрел, но уже куда-то вверх телекамер. На сей раз его взор был обращен не к телезрителям, а к тем, кто обычно находится по другую сторону экранов. Удостоверившись, что все его правильно поняли, президент добавил:
— При оценке эффективности работы губернаторов мы будем исходить, в том числе и из того, насколько оперативно была проведена работа по улучшению жилищных условий ветеранов! — и снова очень внимательно посмотрел куда-то поверх телекамер.
За пять лет, прошедшие с той памятной линии, Ильичу никто никаких улучшений не сделал и делать не собирался. Видимо, деньги застряли там же, где семьдесят пять лет назад застряли танки Гудериана. Сосед Ильича, Трофимыч, подбивал ветерана написать жалобу аж в Кремль, но Ильич отмахнулся, сказав:
— Освобождал я мир не за теплый сортир!
***
Подарок, заодно с очередной пенсией, ему вручила Нюрка-почтальонша, с который тот это дело и отметил, достав по такому случаю из закромов напиток собственного изготовления, настоенный на зверобое.
-Не забыли, значит… Помнят о нас, выходит! — то ли от эмоций, то ли от наркомовских ста грамм по лицу Ильича скатилась слеза.
После ухода Нюрки ветеран принялся изучать районную многотиражку «Лучшая жизнь». Во времена лучшей жизни тираж газеты доходил до пяти тысяч, но времена изменились, и теперь она издавалась в количестве трехсот экземпляров. Ильич выписывал газету сколько себя помнил, хотя в последнее время содержание «Лучшей жизни» не радовало. В основном она была заполнена объявлениями о купле-продаже клюквы или породистых хряков. Иногда «Лучшая жизнь» сообщала об отправившихся в лучший мир. Со многими из вновь преставившихся Ильич был знаком.
— Надо же! — сокрушался он, прочитав некролог, — еще такой молодой, а вот поди ж ты…
Надо сказать, Ильич имел право на подобное высказывание, поскольку ему самому пошел десятый десяток. Номер газеты, привезенный Нюркой, был праздничным. На половине первой полосы газеты разместилось поздравление главы районной администрации, а на второй половине — его фото. Недавно глава, на пару с председателем местного заксобрания удачно спекульнули муниципальной землей, ухитрившись продать ее по рыночной стоимости для строительства новой трассы Москва-Питер, и потому вполне мог претендовать на включение в список российского журнала «Жизнь удалась» — аналог западного «Форбс», о чем свидетельствовали щеки главы, с трудом поместившиеся в газетную полосу. Фото решительно контрастировало с размещенными на третьей полосе фотографиями 1943 года, на которых были изображены измучанные и исхудавшие бойцы Красной Армии во время Ржевско-Вяземской операции. На четвертой полосе была напечатана программа празднования юбилея Победы. В завершение программы указывалось, что Вечный огонь в сквере Победы в праздничный день будет гореть с 9 до 21 часа.
— Ого, значит, не весь газ в страну-капитулянтку утёк! – обрадовался Ильич.
Во времена его молодости из нашей державы в фатерлянд утекали лишь немцы под Сталинградом…
***
Ильич ежегодно смотрел парады, проходившие в сердце родины. Ему нравилось и всё: и молоденькие девушки-курсантки, и суровые морские пехотинцы, и надежные бронированные танки. Но, конечно же, больше всего он ждал момента появления над Красной площадью боевой авиации.
К огромному разочарованию Ильича, перед самым началом парада телеведущие объявили, что из-за низкой облачности полеты авиационной техники было решено отменить. Ильич было огорчился и, налив себе настоечки, подошел к серванту, чтобы достать оттуда губернаторскую открытку. Бережно разглядывая ее, ветеран сказал сам себе:
— А ведь вспомнили и про меня!
Настроение его улучшилось.
— Подумаешь, облачность! Не в этом, так, значит, в будущем году истребителей увижу! — продолжил разговор с собой Ильич.
В окошко забарабанили крупные капли холодного дождя, а в печной трубе завыл ветер. Озябнув, несмотря на выпитую настойку, ветеран поковылял к печке.
— Не беда, не на нынешнем, так на следующем параде их увижу, мне бы только дровишек раздобыть, чтобы до следующую зиму протянуть! — продолжал размышлять фронтовик, подбрасывая в огонь последнюю пару притащенных утром в комнату поленьев…
Рецензии и комментарии 0