Над каплями дождя."

" Над каплями дождя."

Лучшее, что мы умеем делать, это генерировать мысли.

«Мысли вслух.»

Несколько дней идут дожди.
На улицу выйти нет никакой возможности.
Там всё время стреляют.
Сидят в своих окопах, по колено в воде и грязи, освободители.
И стреляют.
По нам.
Просто потому, что мы есть; просто потому, что мы думаем по другому; потому, что мы хотим жить.
Без них.

А мы падаем убитые. Или раненые. А потом наши останки забирают родственники из 4-й неотложки. Идентифицируя фрагменты тел.

Идёт Пасхальная неделя.
Чистый четверг.
Хочется забыть о войне и дышать весною. Хочется праздника.
А нас три дня предупреждают не выходить на улицу.
Из за хаотичного обстрела моего Харькова.

Полчаса искал, где жена дела нитку с иголкой?
А там их вещи… И дочкины тоже…
Ещё и этот дождь почти неделю. И ком в горле… от разлуки и мыслей… И воспоминаний.

Идёт пятьдесят седьмой день войны.
Сегодня не спал до трёх ночи.
Нет, не из-за обстрелов.
За всю свою жизнь, я накопил триллионы терабайт мыслей.
Они, наваливаются волною, не дают спать.
Анализируют происходящее.
Переоценивают прошлое.
Людей и события. «Друзей» и прожитую жизнь.
«Они считают себя апостолами, а они не таковы.»
Оказались.

Когда то я считал, что высший экзамен на звание человека, это расстояние и время.
Но ВОЙНА выжимает всё.
Показывает истинную суть, ту о которой не знал.
Нутро.
И я подозреваю, что есть ещё более высший экзамен.
Это смерть.

«Вспомни, откуда ты ниспал и покайся. А иначе приду и строну светильник твой с места»

Книга «Откровение» Иоанна Богослова

Заложник обстоятельств.

Мы не знаем, сколько нам отпущено.
И что будет завтра.
Поэтому мысли пришедшие из- внутри, должны стать словом, записанным на бумаге.
Чтобы мы остались в слове.
Чтобы те, которые если прочитают, увидели за буквами нас.
Живых.

Надо успеть.

Нить мыслей теряется, скачет и исчезает. Появляется отрывками.
Их надо систематизировать и записать, иначе они уйдут навсегда.
Останутся размытыми и потеряют смысл.

И тогда самым сложным будет ловить эти обрывки небесных посланий, вспоминать важное и восстанавливать забытое, чтобы направить их в один поток.

Один знакомый астроном, озвучил мне такую теорию, что мысли, это всё то, что окружает нас.
А слова становятся словами вовсе не как откровения из невидимого шкафчика, как я всегда считал.
Но
это опыт, ставший реакцией на происходящее, анализ через сито души, по критериям лично наших ценностей.
Такой вывод он сделал, наблюдая за космосом из своей обсерватории под Харьковом.

Значит что, мы можем сами формировать и направлять ход мыслей?
Тогда откуда откровения, и вдохновение, и порыв?
И всё что я записывал до сего дня?
Я всегда считал, что это дар Свыше.

«Мощь человечества, живущая в поэте».

А выходит, что это всего лишь трансформация потоков направленных через меня?

«Все поэты живут не миропониманием, а мировосприятием».

Вот так и пропускаю мир через себя.
И войну.

«Эх мама, мама, оказывается ты бросила отца, когда мне было всего два месяца. Не смогла простить.
Противная мысль: что было бы, если бы простила?
Он остался бы жив?
Не был бы проклят?
А я?
Разве достоин был я, двухмесячный ребёнок, узнать об этом через 53 года?
Теперь мы с тобой заложники.
В этой комнате.
Среди обстрелов и дождя.
И как с этим жить?
И зачем ты мне рассказываешь это.
И так тошно.
И я бы конечно не хотел, чтобы ты, в свои 75 читала это.
И я не хотел бы больше срываться на тебя. Потому что мы вдвоём в этих двух комнатах. Потому что я вынужден ухаживать за тобой. После болезни.
Потому что не могу бросить дом и уехать.
К своим.
Там, где нет войны. Далеко, за тыщи километров.

Я наверное могу задавить совесть.
Или найти оправдания. Всю жизнь я думал, что мысли даёт кто то свыше. А может мы моделируем их сами. Что гораздо хуже.
А может и нет.

Моделируем мысли.

Итак, моя тетрадь готова к записям от третьего лица.

»Противное состояние дождя", часть 2

Этюд из прошлой жизни. Или из сна. Наяву.

Через серое утро, нависшее из окна, шёл дождь. Невидимая капля, просочившаяся сквозь крышу, ударила о кухонный стол.
За ней забарабанили и остальные. Хуже будильника. Просыпаться не хотелось.
Противный дождь шёл снова и снова. Может даже вторую неделю. Прямо с утра и ночью.
И наверное это становилось привычкой. Злится вот так. С самого утра.

Он поправил одеяло, из под которого вылезать не хотелось.
Опять и опять. Эта барабанная дробь.
Он представил, как брызги разбиваются об кухонный стол. Стекают по ножкам стола, образуя на полу противную лужицу.

Больше всего на свете он ненавидел дождь.
Нет, не тот, из детства.
В той сладкой глубине воспоминаний дождь был убаюкивающим. И шёл где то далеко. За окном. Застилал всё небо.
Никуда не нужно было идти.

А здесь эти струи были, как будильник.
С них начиналось утро. Предполагая, что день не сулит ничего хорошего.
Его настроение становилось, как то небо. Серое и мрачное.
Он выругал себя мысленно.
Потом выругал свои мысли.

Нужно было вставать. Вкруживая себя в этот монотонный стук капель.
Через лужу на полу, он прошёл к умывальнику.
Умываться не хотелось.
Это значило бы окончательно проснуться.
А просыпаться не было никакого желания. Хотелось опять погрузиться в сон, и очутиться в другом, параллельном мире.
Где нет войны. И по крайней мере, нет дождя.

Он клацнул клавишей электрочайника.
Нагнулся над раковиной. Плеснул в лицо холодной воды. Не включая свет всмотрелся в день, в который ему нужно было втиснуть себя.
Насыпал кофе, обнял кружку, согретую кипятком, включил дуйку.
Под монотонный гул тепло вентилятора он погрузился в самосозерцание дня.

Вспомнил, что ему уже за пятьдесят, и про то что прожил в этом доме, в этом районе, в этом городе, всю свою жизнь.
Как можно бросить всё ЭТО?
Если во всём, что его окружало, он видел себя.
Всю свою жизнь.

Сирена на телефоне не сработала. И воздушной тревоги почему то не было.
Он услышал, как со стороны Балашовки летит снаряд. Или РСЗО. Прямо над головой.
Он кинулся на пол. В нишу, на матрас под стеной. Прямо с чашкой.

Через пару секунд, где то в районе аэропорта раздался взрыв.
Как удар плашмя об землю. Потом опять свист над головой. И опять удар. Гулкий и мощный. Как где то рядом. Потом ещё и ещё. Свист и удар.

Он стал на колени в своём импровизированном убежище.
И попытался пере концентрироваться.
Закрыл глаза:

«Где же это великое и недоступное, чего мы не знаем?»

Надо просто что то поменять.
Увидеть это «нечто» другими глазами. Войти в другое измерение.
Нет, не в то, детское.
В то, что открылось ему 18 апреля двенадцать лет назад.

Он встал на колени и начал молиться.
Где то за окном шёл дождь.
А он погружался и погружался в другой мир, из комнаты с вибрирующими стенами, в мир, где нет этого противного дождя.

Мысли уносили его далеко, в Небо.
Там было то, о чём он когда то давно мечтал.
Там было великое и недоступное.
Со временем, это новое овладело им.
Он забыл о дожде и о своём настроении.
Дождь так же шёл. И дробь барабанила с кухни.
Но это уже не имело никакого значения.
Он был уже за каплями дождя.
За их началом.
За облаками.

Там, где из невидимого происходит видимое.

Вячеслав Жадан, Харьков, 57-й день войны