Влюблённый в луну

«Снова напился» – прошептало в ухо моё нутро. День начинался с ночи как и всегда: я был пьян всю ночь и к утру меня замучила агрессия, изжога. Меня жгло изнутри, выжигало. Если умножить выражение «встал не с той ноги», то получится я. Всю ночь было красиво: я чувствовал как бьется истошно моё обедневшее сердце, я ощущал многообразие природы, остановившись у рябины: её ветки-ручки были нагромождением слёз по нам, грузди горьких ягод, снег осаждал их своим весом, который для них казался неописуемым, они стонали под тяжестью зимы.

Так и не смог закончить холст – он будто изнывал по моей старой кисти, но я пропил все деньги, что должны были быть потрачены на краски. С дыркой в кармане и кошелке я блуждал по замёрзшим и пустым улицам, обвороженный великолепием зимы. наметил несколько сюжетов для последующих художеств моих, выныривая из очередного тёмного закоулка, обходясь «обескровленными» тропами, по коим не ходил никто. может, день или два. Раньше я мог заглянуть за занавесу ухоженным улиц города, выискивая что-то этакое, в чём бы нашёл истинную для себя явь красотки-зимы, что была недоступна рядовым жильцам этого маленького мира внутри городской среды. Уповая на свою мнимую значимость в мире искусства, провозгласив себя гением, уставился на луну, но под «палящим» отражением солнца от луны впал в своеобразную кому, после записав на рванном листочке два слова: «луна» и «стужа». Я никогда не был устоявшимся пьянчугой, но гены давали о себе знать.

То и дело озираясь по сторонам в поисках чего-то прекрасного, животрепещущего, загадочного, шёл, покачиваясь как сипленькие, молодые сосны, что борются за своё существование в этом мире, полном теперь уж лесорубов, а не бобров, строящих свои замысловатые плотины. Наткнулся через час на очень трагичное событие в мире природы, чем так интересовался, искал я: стояло высокое дерево, через ветви которого неумолимо пробивался лунный свет, режущий блестящие узоры на снегу, отскакивая от него обратно, он будто пытался вернуться к своей владычице, но луна будто специально избавилась от него, от этого блеска, он тщетно пытался возвратиться. У обнажённого ствола берёзы виднелся куст, что так же боролся с спутником нашей планеты, которую мы, люди, любим так сильно, что рушим все законы её обитания, обживаем всюду и везде, где только можно, уничтожая такую красоту, не замечая её влияния на умы искателей прекрасного и их соискателей. Внутри меня бушевал пожар, мой живот ревел, а газы, выходившие из моих уст должны были быть либо ядовитыми, либо горючими парами. Я сделал зарисовку, обозначив кое-как схематично объекты, фон, настроение моего будущего творения, я принялся изучать дальше, страшась что-то упустить, упустить самое главное в этой сцене в снегу.

Вернувшись к дому, где находилась моя студия, заметил ещё одно интересное явление: искажённый свет от фонаря ложился паутиной на ветви сопутствующего ему дереву, вырисовывая игру света и теней, а вдалеке шли люди по своим делам. Я сделал все нужные мне заметки, удостоверился ещё раз, что мои прогулки ночные – не такое уж и бесполезное времяпрепровождение. Сверкающая на небосводе луна, что придавала снегу яркость стала моей музой, творив такую прелесть со всем, до чего могла она дотянуться своими бледными, но лучистыми руками в серебряных кольцах, браслетах, дотягиваясь женственными пальцами до снега, она обволакивала его своим сиянием, порождая краски, которые то и дело врезаются в мозг пытливым умам в искусстве рассыпанным. Ночью она – Ultima Thule созерцания.

Я закурил посреди опустошенной дороги, устремился взором вверх, к луне! Смотрел как медленно струился пар изо рта в перемешку с дымом сигареты: дым выпрямлялся в начале, становился уверенным, непобедимым – думал он, наверное, но всё дальше от кончика «раковой палочки» становился зачарованным, его вера в себя быстро остывала, а он был ведом слабым ветром, выписывал пируэты, становился струйкой беззащитной – рабом ветерка, что разглаживал мои волосы, толкал в грудь меня, пытаясь пройти насквозь. Ветер захватывал с собой клубки ядовитого дыма, рисуя им перед мои глазами заурядные узоры, приближаясь к луне, но так же, как и снег, недовольный своим проигрышем, признавая недоступность королевы ночи. Я протрезвел незаметно для себя и вернулся в студию, в свою постель, в которой утром уже разрывал мысленно весь этот мир.