Диагноз: Иллюзия присутствия.

Вот ведь ребята, какая штука получается.
Как заведено испокон? Человек жил, скрипел, портил воздух и настроение близким,
а потом бац и тишина. Ушёл, значит, в мир иной,
оставил после себя пару альбомов с пожелтевшими фотографиями,
где он везде с закрытыми глазами, да югославский сервиз в серванте,
из которого так никто и не попил чаю.
Смерть была событием финальным, жирной такой точкой,
после которой только память, да и то, пока «благодарные» внуки не выкинут всё на помойку.
А теперь что? Теперь проХресс дошел до того, что смерть стала просто перебоем в связи.
Временной потерей сигнала. На сцену выходит он цифровой двойник.

Нейросеть, будь она неладна.

Для примера возьмём ситуёвину с канадецем Калумом Уорти.
Это актёр, который запустил стартап «Люди 2.0».
Суть этой деляги такая, накопили, насобирали данных о человеке при жизни,
голос, переписки, фото, мысли в блогах. А после его физического, так сказать,
выхода из строя, запускаете его нейродвойника. И он живёт в облаке.
Вечно. Ну, или пока не закончится подписка, или пока сервера не крякнут.

И вот картинка.
Сидит бедный родственник, сжимая в потных ладонях планшет.
Он только что хоронил. Земля сырая, венки, прощальные речи.
А потом приходит домой, включает устройство и там, в уютном интерфейсе,
«мама» пишет: — «Привет, сынок! Как похороны? Народу было много?»
Это же такой уровень абсурда, до которого не додумался бы даже Кафка с лютого будуна.
Траурный этикет цифровой эпохи.
Не знаешь, то ли рыдать, то ли истерично икать от «восхищения».

А драма-то вся в чём?
В страшной подмене, которая происходит в душе у того, кто остался.
Раньше горе было честным. Грубым, режущим, рвущим на куски.
Ты его переживал, как тяжелую болезнь. И в конце, если повезёт, приходило тихое, горькое принятие.
Пустота затягивалась памятью, светлой и печальной.

Теперь этот процесс можно отменить. Нажать на паузу.
Не переживать утрату, а… продлить доступ к бесконечному горю.
Получается цифровая ликантропия. Не человек, и не призрак и не зверь.
Нежить. Он не там, и не здесь.
Его душа, должна бы уже решать свои вопросы на том уровне бытия,
где нет ни интернета, ни смартфонов.
А её голос, её привычки, её манера шутить застряли здесь, в силиконовой ловушке.
Родственник оказывается в чудовищном подвешенном состоянии.
Он не отпускает. Он консервирует боль в цифровом формате.
Это уже не жизнь с памятью, а жизнь с нейрожелезякой.
Запредельный гротеск.
Ты не идёшь вперёд, ты топчешься на кривом мостике между мирами,
постоянно оборачиваясь на голос из колонки.

Надо отметить, что традиции у всех разные.
Вот, скажем, у нас, православных. Важнейший момент это отпевание.
Проводы души. Сорокоуст. Молитва об упокоении. А ты что делаешь?
Ты её не отпускаешь! Ты её вызываешь как Алису из «Яндекса»!
«Помяни, Господи, душу усопшего раба твоего… который, кстати,
только что прислал мне смайлик в телегу».
Это как устраивать поминки, где покойный сидит во главе стола и расхваливает холодец с чесноком.

Или возьмём буддизм с его колесом сансары, перерождениями.
Душа должна освободиться, чтобы пойти дальше. А мы её цап! И в «облако».
Куда ей перерождаться? Фсё! Амба! Приплыли карапузики!

А, в Индонезии, народ тораджи. Они своих мертвецов ваще годами не хоронят,
держат дома, кормят, переодевают, сигаретку в зубы вставляют.
«Дедушка просто приболел». А потом, спустя время, еще и выкапывают,
чтоб нарядить в новый костюм и сфотографироваться. Для нас дикость,
волосы дыбом, санитаров звать хочется. А для них любовь и уважение.

А как хоронили викингов? В ладье, с оружием, чтобы он с комфортом
и достоинством доплыл до чертогов Одина. А сейчас? «Вот твой аватар, воин.
Плыви себе на жёстком диске в дата-центр где-то под Амстердамом.
Там, глядишь, и валькирии цифровые есть».

Так вот, этот цифровой двойник — это что?
Это наш, цивилизованный, нейронный способ откопать дедушку?
Или это просто такой продвинутый фотоальбом?

С одной стороны, желание удержать уходящее, оно ведь нам,
людям, свойственно, как сопли в декабре.
Мы же собственники. Мы не хотим отпускать. Мы ходим на кладбища.
Зачем? Поговорить с холмиком земли. Поправить цветочки. Сказать: «Эх, Вася, Вася, а помнишь…»

Это нормально. Это ритуал. Это якорь, который держит кукуху на месте,
чтоб не отлетела от горя. Мы смотрим видео, где покойный смеется, и плачем.
Это мазохизм, конечно, но душевный, полезный.
Вроде как почесал болячку и легче стало.

А, вот, для психиатрии, с их точки зрения, попытки создать нейродвойника,
поле непаханое для постановки диагнозов и наполняемости дурдомов.
С одной стороны, говорят мозгоправы, это может помочь пережить острую фазу горя.

Вроде как эффект присутствия. Не так резко обрывается связь. Постепенное угасание.
Эдакая метадоновая терапия для души.
А с другой?
А с другой это же путь в шизофрению, вымощенный благими намерениями
и высокими технологиями. Ведь в чем суть траура? В принятии факта потери.
В том, чтобы понять — всё, конец, финита.
Надо жить дальше, искать нового мужа или заводить сорок кошек.
А если муж вот он, в мониторе, и даже помнит, когда у тещи день рождения, зачем его отпускать?
Можно жить с трупом. Цифровым, не пахнущим, не требующим еды, но трупом.
Это такая консервация боли.
Иллюзия жизни, как безалкогольное пиво вкус вроде тот же, а радости никакой, только обман организма.

Ну и конечно, главный вопрос, а где там душа?
Вот жил человек. Душа у него была, маялась, болела, радовалась.
А нейросеть это тупая статистика. Это набор данных и алгоритмов.
Если Вася при жизни 5000 раз написал слово «блин» и 2000 раз слово «зараза»,
нейросеть просто скомбинирует это в «Блин, какая зараза».
Значит ли это, что в коде живет частичка Васи?
Нет, это просто попугай, который просто выучил словарь, но понятия не имеет, что он несет.

Ведь человек, он же непредсказуем. Человек — это внезапность.
Это когда он всю жизнь любил пельмени, а перед смертью вдруг попросил кАклетку.
Нейросеть кАклетку не попросит.
Она будет жрать свои виртуальные пельмени вечно, потому что так в базе данных записано.
Нейросеть не может раскаяться, не может вдруг простить старую обиду,
если в переписке этой обиды не было.
Она — застывший шлепок на дороге, посмертная маска, только не из гипса, а из нулей и единиц.
И получается страшноватая штука.
Они, создают не продолжение жизни, а бесконечное повторение пройденного.
День сурка для мазохистов…

Ведь человек, настоящий, ушедший, он остаётся в нашей душе,
в нашей живой, несовершенной, дышащей памяти.
Она не всегда удобная. Она иногда болит нестерпимо.
Иногда выкидывает невыносимое. Но она честная. В ней он целый.
Со своим светом и своими тенями. А нейродвойник это холод, железяка,
иллюзия, которую они сами и создали, чтобы молиться на неё вместо того,
чтобы пережить живое горе и идти дальше.

Так стОит ли гнаться за этим «бессмертием по подписке»?
Может, стоит ценить ту самую, хрупкую, земную жизнь,
и помнить сокрушительную смерть, которые есть?
Видеть и помнить ушедших не в мониторе или смартфоне,
а в тишине своего сердца, в хорошем деле, в добром слове, сказанном о них.
Это и есть та самая, настоящая, бесплатная и вечная жизнь,
которую не сможет отменить ни один апдейт и не съест ни один серверный трындец.

Она ведь всегда в нас.
Пока мы живы.