Нуанда, Ведьма Атуджи
Панин Никита aka Witcher_Merlin Возрастные ограничения 18+
«Нуанда, ведьмы Атуджи»
Автор: Панин Никита aka Witcher Merlin
Рассказ из цикла “Oneiron Dementia”
In memory of H.P Lovecraft
«Я увидел это во сне»
“В своих африканских приключениях, я успел побывать в прекрасном городе — Атудже.
Атуджа город равенства, где ни одна нация, идеология или религия не властвует над столицей.
Не смотря на наступивший 21-й век, сама Атуджа была до сих пор в плену многовековой темноты и суеверий.
Мой гид, Адан, поведал мне во время нашей экскурсии о том, что среди жителей самой столицы так и окрестных деревень до сих пор практикуются языческие ритуалы и традиции.
Создание амулетов и талисманов от нечистой силы, жертвоприношения и заклятия – всё это до сих пор находилось в быту местного населения. Известный в современной культуре культ Вуду так же имеет место быть. Скрывающиеся среди людей колдуны предлагают свои сакральные услуги, тем, кто отчаялся и\или готов заплатить.
Те, кого можно встретить на базарах и в оккультных лавках не более чем шарлатаны и мошенники, выведывающие последние доллары у страждущих.
По поверьям, настоящие колдуны появляются тогда, когда человек сломлен и готов отдать всё что угодно, за услуги мага. Но всё это разумеется досужие домыслы малообразованных и суеверных людей населяющих африканский континент.
Куда нам, цивилизованному человечеству понять их тривиальные страхи, сродни детским кошмарам и монстрам под кроватью.
Во время своего путешествия по городу и окрестностям, я успех посетить некоторых шаманов и колдунов Вуду. За эти короткие встречи с последователями культа, я научился различать шарлатанов от тех, кто действительно впечатляюще искусен в этом деле; Вернее говоря, они вызывали впечатление, и порой это выглядит слишком убедительно.
Разумеется, я считаю подобного рода настроения ничем иным как атавизмом и нелепицей.
Конечно же, я не был рабом-зомби у какого-нибудь живущего на болоте колдуна, где из моих главных обязанностей было бы чесание пяток хозяина.
Я позволил себе привнести немного юмора в такую темную тему как Вуду.
Вера заразительна. Аборигены племен Африки свято верят в этот культ и часто становятся его жертвами.
Местные мудрецы умеют варить некое зелье, называемое – «Зельем Зомби» — вызывающим мнимую смерть и последующее «воскрешение» от рук мага.
Вернувшиеся в мир живых «ожившие мертвецы» становятся рабами своего хозяина, потому как они, благодаря побочному эффекту зелья, простейшим образом не могут не повиноваться тому, кто отдает им приказы. Мало кому из этих бедолаг удается вернуть и обрести вновь свою волю и самосознание и сбежать от хозяина, тем же, кто не смог, я искренне сочувствую.
Но не пугайся мой дорогой читатель, Африка полна тайн и чудес, которые так и жаждут быть раскрытыми, а её мифы – развеянными наукой. А тем, кто не распален желанием снять покровы тайн, для них всегда найдется место, где можно возбудить задор первооткрывателя.
Чарльз Макдональд.
Журнал «World out of Window»
Шум городских улиц постепенно сходил на нет, сменяя собой шум прохладной ночи и её жестоких страстей. Красное солнце черного континента наполовину скрылось за горизонтом, постепенно удлиняя тени и даря отдых от жары палящего светила.
Наслаивающиеся друг на друга хлипкие хибары и домики в Атуджианских фавелах придавали городу впечатление не человеческого селения, а скорее муравейника, вечная же возня и повсеместная ругань развеивали этот образ. Это был человеческий муравейник, где о трудолюбии и совместном труде никто никогда не слышал, город, где за краюху хлеба были готовы убить родных и близких
Человеческий муравейник, с его узкими улицами и грязными, закиданными мусором и смердящими отходами подворотен и закутков. Улицы могли бы многое поведать из того что помогло бы закрыть те немногие криминальные дела в местных полицейских участках. Большая часть этих тайн навсегда впиталась в пыль и грязь вместе с кровью убитых жертв.
Идущие где-то вдалеке по Бентела-стрит подпитые парни размахивали руками и выкриками пели пьяные, несвязные песни, направляясь в расположенный между Бентелой-стрит и Шонгола-стрит небольшой пустырь с парой хлипких строений и десятком деревьев. Они успели пройти мимо множества улочек и
закоулков, в некоторые из которых с трудом мог бы протиснуться взрослый человек.
В одной из таких подворотен мелькнула тень. Кто-то показался из темноты, привлекая внимание идущего в конце парня — высокий и тощий темнокожий парень с ранними старческими морщинами на своем молодом лице остановился и вгляделся в темноту входа. То, что он увидел, заставило его до того пустые и затуманенные выпивкой глаза засверкать от восторга.
Прекрасная тень поманила его, и тот не удержавшись, скачком, метнулся во тьму.
Никто не заметил его пропажи, такое здесь бывает часто.
Он разжал кулак и в пыль со звяканьем и шелестом упали монеты и ворох грязных, засаленных купюр. Его сильно трясло, редкие зубы стучали и не всегда попадали друг об друга. Он был во всепоглощающем ум ужасе от того что увидел в глазах тех, кто его сюда завлек.
Их руки, нежные и одновременно сильные, прикасались и трогали его худощавое, сухопарое тело.
Но не как любовницы, страстно и желанно, а как мясник ощупывает наиболее сочные части у ещё живой скотины.
Боги, как же они были прекрасны, он никогда не встречал женщин подобных им. Их красота пленила и лишала дара речи и разума, низменная похоть сплеталась с до того известным только посредством наркотиков чувства доводящего до слез счастья. Его воли было недостаточно, для того чтобы пересилить себя и не поддаться их чарующей красоте.
Узкие как диск зрачки девушек были черны как темнота неба в эту чистую от облаков ночь, и так же пусты, как бесконечность космоса. Радужка же была по-кошачьи изумрудно-зеленой, не человеческой. В то время как его глаза были широки от страха.
Одна из прелестниц, приложила холодную как рука трупа ладонь к тщедушной груди негра, и тот тихо завыл как побитый пес.
Другая красавица улыбнулась и завела ему руку за шею, насилу притягивая к себе.
Закричать — это всё, что он мог сделать сейчас. Он уже было набрал в легкие воздуха, но девушка с заплетенными в косы черными, как смоль волосами, снисходительно улыбнулась, растягивая пухлые алые губы и обнажая ровные и красивые белоснежно -белые зубы. Она по-ребячески хихикнула и шутливо вытянула губы, как для поцелуя, продвигаясь к губам негра.
Крик мужчины беззвучно вышел из его рта тонкой струйкой, похожей на вытянутый трубочкой клубящийся туман. Медленно перетекающий, закручиваясь, он перетек в рот женщины.
Девушка тихо застонала и зажмурилась от удовольствия: Растягивая чувство, медленно втягивая в себя его дух, двигая диафрагму вглубь, дабы проглотить как можно больше дыхания. Она блаженно улыбнулась, когда последние кусочки его дыхания оказались в ее легких.
Девушки поглаживали руками мужчину, с силой, внешне не под стать таким хрупким созданиям прижимали его к стене, не давая двинуться. Вторая девушка завистливо глянула на подругу и та, состроив рожицу наклонилась к ней, чтобы с поцелуем передать часть украденного дыхания.
Когда она достигла момента наивысшей точки экстаза — она вонзила до выступившей крови свои когти в куриную грудь негра. Нигериец попытался хотя бы пискнуть от боли, но все что он из себя смог выдавить это нечто на грани слышимости, и изобразить сморщенную гримасу боли и ужаса на своем рябом лице.
Девушки отстранились друг от друга и приблизили лица к подрагивающей груди чернокожего. Та девушка, что была от него справа, мягко прикоснулась губами к его прикрытой одеждой смердящей потом плоти.
Она раздвинула губы и обнажила ослепительно белые и острые как клыки волка зубы. Девушка, будто бы стесняясь, прикусила его, а следом, всё так же робко отгрызла от него кусочек. Нигериец заскулил, и из его глаз потекли слезы отчаяния, только сейчас до него дошло, какая участь его ждет. Пирующая красавица подняла глаза на страдающего мужчину и улыбнулась. Кровавая улыбка растянулась на ее красивом лице, в этот момент он был готов поклясться — между ее зубами застряли кусочки его плоти. Мог бы, если бы не последовал новый всплеск кошмара, вторая девушка тоже приступила к трапезе. Так же медленно, растягивая удовольствие, она откусывала кусочек за кусочком от его тела.
Их пустые глаза светились радостью и нечеловеческим
упоением происходящим. Их улыбки могли бы ободрить и вскружить голову любому мужчине, если бы сейчас их зубы и рты не были покрыты свежей, теплой кровью. Нигериец с трудом держался на ногах, и чуть было не упал. Он не мог больше стоять на ногах, и начал сползать вниз, оставляя на стене кровавое пятно. Но нежные руки юных красавиц удержали его. Прелестниц ничуть не смутило такое неуважение к провождению их трапезы. Девушки подвернули юбки и опустились рядом на колени.
Поочередно прикладываясь к истекающему теплой и вкусной кровью, мелко подрагивающему куску мяса. Наверняка подобные ощущения испытывают скворцы, коих подают в некоторых ресторанах Европы. Суть в том, что данное блюдо жарят и готовят заживо, говорят, так вкуснее. Только тогда, прелестные создания позволили ему упасть в пыль.
Нигериец уже перестал дрожать и просто лежал в луже собственной крови смешанной с непроизвольно вышедшей из него мочой. Девушки деликатно откусывали и отрывали ногтями от его тела куски мяса, выбирая кусочки понежней и с любовью и нежностью вкладывая кусочки друг-другу в рот. Когда они макали пальцы в его вытекающую кровь и посасывали их, по их лицам в тот момент можно было сказать — они испытывали невероятное наслаждение. Удивительным было то, что их явно нисколько не смущала возможность смакования крови смешанной с мочой.
Было в этом что-то нечеловечески эротичное и возбуждающее, зрелище способное тронуть что-то в глубине души каждого взрослого человека, разбудить что-то темное и тайное, — скрываемое даже от самого себя.
По их виду, можно было сказать, что им уже надоели эти игры и еще немного, и они будут готовы тут же, заживо освежевать его. Что-то дернулось внутри у негра, последняя надежда на выживание ли? И он неожиданно для всех резко двинул рукой, опрокинув несколько стоящих рядом бутылок и подняв шум, что впрочем, их не остановило. Их — нет. Полицейские Атуджи стараются не влезать в неприятности, которые тут можно было найти так же легко, как и смерть от холеры.
Невдалеке послышались тихие шаги, кто-то осторожно приближался к ним.
Из-за угла выглянул темнокожий полицейский и аккуратно посветил фонариком в темноту, и громко произнес:
— Эй! Кто там? — И шагнул в ее объятья тьмы.
Луч фонарика высвечивал обычный мусор и падаль, пока не наткнулся на лужу свернувшейся крови. Боясь увидеть, что там дальше, полицейский всё же поднял фонарик вверх.От последовавшего рычания какого-то огромного зверя, полицейский чуть не выронил фонарик и его луч успех вырвать из темноты сгорбленные фигуры. Фигуры существ лишь внешне, гуманоидным строением тела напоминающих людей.
Но они не были людьми, они были завернутыми в платья чудовищами.
Чудовищами с затемненными лицами, хоть свет и бил им прямо в лицо.
Их лица были черны, а пасти оскалены. С по-звериному приподнятых от злости губ и оскаленных клыков капала слюна и свежая кровь. Подбородок, шея, одежда были в крови. Кровь доходила до той части лица, где начиналась тьма. И из этой тьмы сверкали двумя яркими, как изумруды, глазами, — глазами у которых были вертикальные как у кошки зрачки. Что-то неизвестное, присущее каждому человеческому, нечто, щелкнуло в мозгу полицейского и подавило его разум. То, что находится за гранью человеческого понимания всегда сильнее страхов житейских, мелких, бытовых ужасов.
Неведомая сила швырнула его на землю, и он закричал, так сильно, как только мог. Только это и спасло ему жизнь. Не имея сил чтобы открыть глаза, боясь, что те крохи разума, что в нем остались не выдержат давления нечеловеческого кошмара и ужаса. Сквозь шум собственного нечеловеческого вопля он услышал, как чудовища зашипели и с рычанием, и скрежетанием когтей о камень удалились.
Когда дыхание в легких кончилось и из горла слышалось только тихое и сухое хрипение, он очнулся.
Он нашел себя лежащим на земле в позе зародыша, нечеловеческий ужас подавил в нем всё разумное и сознательное, дав место первобытному ужасу, и тот ужас вернул его к столь близкому к концу началу.
Свет брошенного на землю фонарика освещал лежащего в луже собственной крови с трудом дышащего негра, от которого мало
что осталось.
О пребывании некогда прелестных чудищ остались следы босых человеческих ног на полу, да глубокие отметины когтей на каменных стенах. Как заметили позже, следы вели по стене вверх, на крышу. Полицейский поднялся с земли и осветил фонариком полу-обглоданное тело, жертва еще была жива. Сдавленным голосом он позвал по рации помощь и опустошенно стоял; Он не мог находится рядом с останками собрата по виду, к его горлу то и дело подкатывал крик пополам с позывом к рвоте, — но и уйти он не мог, боясь, что уйдя и оставив несчастного одного – чудища вернутся и довершат начатое. Он стоял опустив голову и руки свисали вдоль его тела как веревки пока не прибыл ближайший патруль и карета скорой помощи.
Сбежавшиеся в тоже время зеваки из наиболее смелых жителей домов вместе с патрульными стали свидетелями того, как сильно рвало нашедшего тело полицейского.
Навидавшиеся всякого медицинские работники были в ужасе от увиденного и не сразу приступили к оказанию помощи; Борясь с приступами чувств омерзения и ужаса при виде полу-обглоданного, хрипящего и слабо стонущего кровоточащего скелета.
Они наспех покрыли его тело хлопковыми тампонами, замотав сверху бинтами до состояния хрипящей окровавленной мумии. Опешив, работники полицейского департамента слишком поздно осознали необходимость разгона толпы и ночную тишину разорвали множественные крики ужаса.
***
Его скоро привезли в ближайшую больницу. То, что от него осталось, с трудом можно было назвать человеком. Все кто видели его тогда, могли через силу рассказать о том, что с ним сталось:
Они обглодали ему руки и ноги, выпили глаза, обгрызли ребра и откусили гениталии. До того как их остановил полицейский, они успели съесть все мясистые части тела. Хоть повязки и закрыли страшные раны, врачи лишь разводили руками — «Он нежилец». Через пару часов он умер. Умирал он пускай недолго, всего три часа пятнадцать минут и сорок секунд, но эти мгновения были для него сущим адом. Суеверные люди говорили, что, то мучалась и страдала его душа, снедаемая проклятьем тех существ, что не давали до того ему умереть. Телесные страдания были ничем, по сравнению с мучением души.
До момента смерти, он что-то пытался сказать и шептал, беззвучно шевеля губами, не в силах произнести то что-то хотел сказать. Один из врачей с трудом смог расслышать, то, что говорил бедняга. Он сказал – «Нуанда».
***
Говорят, после его смерти врачи пригласили одного из шаманов вуду, что освятил тело убитого своей магией и говорят, спас его душу от проклятия ведьм, а после, по утру, сжег и развеял его прах над землей.
Этот инцидент стал одним из многих, хоть и не столь частых случаев, которые никогда и нигде не были задокументированы. Тайна, что и поныне и вовеки будет покрыта тайной и останется в умах людей как страшилка о Нуанде, ведьмах Атуджи.
Автор: Панин Никита aka Witcher Merlin
Рассказ из цикла “Oneiron Dementia”
In memory of H.P Lovecraft
«Я увидел это во сне»
“В своих африканских приключениях, я успел побывать в прекрасном городе — Атудже.
Атуджа город равенства, где ни одна нация, идеология или религия не властвует над столицей.
Не смотря на наступивший 21-й век, сама Атуджа была до сих пор в плену многовековой темноты и суеверий.
Мой гид, Адан, поведал мне во время нашей экскурсии о том, что среди жителей самой столицы так и окрестных деревень до сих пор практикуются языческие ритуалы и традиции.
Создание амулетов и талисманов от нечистой силы, жертвоприношения и заклятия – всё это до сих пор находилось в быту местного населения. Известный в современной культуре культ Вуду так же имеет место быть. Скрывающиеся среди людей колдуны предлагают свои сакральные услуги, тем, кто отчаялся и\или готов заплатить.
Те, кого можно встретить на базарах и в оккультных лавках не более чем шарлатаны и мошенники, выведывающие последние доллары у страждущих.
По поверьям, настоящие колдуны появляются тогда, когда человек сломлен и готов отдать всё что угодно, за услуги мага. Но всё это разумеется досужие домыслы малообразованных и суеверных людей населяющих африканский континент.
Куда нам, цивилизованному человечеству понять их тривиальные страхи, сродни детским кошмарам и монстрам под кроватью.
Во время своего путешествия по городу и окрестностям, я успех посетить некоторых шаманов и колдунов Вуду. За эти короткие встречи с последователями культа, я научился различать шарлатанов от тех, кто действительно впечатляюще искусен в этом деле; Вернее говоря, они вызывали впечатление, и порой это выглядит слишком убедительно.
Разумеется, я считаю подобного рода настроения ничем иным как атавизмом и нелепицей.
Конечно же, я не был рабом-зомби у какого-нибудь живущего на болоте колдуна, где из моих главных обязанностей было бы чесание пяток хозяина.
Я позволил себе привнести немного юмора в такую темную тему как Вуду.
Вера заразительна. Аборигены племен Африки свято верят в этот культ и часто становятся его жертвами.
Местные мудрецы умеют варить некое зелье, называемое – «Зельем Зомби» — вызывающим мнимую смерть и последующее «воскрешение» от рук мага.
Вернувшиеся в мир живых «ожившие мертвецы» становятся рабами своего хозяина, потому как они, благодаря побочному эффекту зелья, простейшим образом не могут не повиноваться тому, кто отдает им приказы. Мало кому из этих бедолаг удается вернуть и обрести вновь свою волю и самосознание и сбежать от хозяина, тем же, кто не смог, я искренне сочувствую.
Но не пугайся мой дорогой читатель, Африка полна тайн и чудес, которые так и жаждут быть раскрытыми, а её мифы – развеянными наукой. А тем, кто не распален желанием снять покровы тайн, для них всегда найдется место, где можно возбудить задор первооткрывателя.
Чарльз Макдональд.
Журнал «World out of Window»
Шум городских улиц постепенно сходил на нет, сменяя собой шум прохладной ночи и её жестоких страстей. Красное солнце черного континента наполовину скрылось за горизонтом, постепенно удлиняя тени и даря отдых от жары палящего светила.
Наслаивающиеся друг на друга хлипкие хибары и домики в Атуджианских фавелах придавали городу впечатление не человеческого селения, а скорее муравейника, вечная же возня и повсеместная ругань развеивали этот образ. Это был человеческий муравейник, где о трудолюбии и совместном труде никто никогда не слышал, город, где за краюху хлеба были готовы убить родных и близких
Человеческий муравейник, с его узкими улицами и грязными, закиданными мусором и смердящими отходами подворотен и закутков. Улицы могли бы многое поведать из того что помогло бы закрыть те немногие криминальные дела в местных полицейских участках. Большая часть этих тайн навсегда впиталась в пыль и грязь вместе с кровью убитых жертв.
Идущие где-то вдалеке по Бентела-стрит подпитые парни размахивали руками и выкриками пели пьяные, несвязные песни, направляясь в расположенный между Бентелой-стрит и Шонгола-стрит небольшой пустырь с парой хлипких строений и десятком деревьев. Они успели пройти мимо множества улочек и
закоулков, в некоторые из которых с трудом мог бы протиснуться взрослый человек.
В одной из таких подворотен мелькнула тень. Кто-то показался из темноты, привлекая внимание идущего в конце парня — высокий и тощий темнокожий парень с ранними старческими морщинами на своем молодом лице остановился и вгляделся в темноту входа. То, что он увидел, заставило его до того пустые и затуманенные выпивкой глаза засверкать от восторга.
Прекрасная тень поманила его, и тот не удержавшись, скачком, метнулся во тьму.
Никто не заметил его пропажи, такое здесь бывает часто.
Он разжал кулак и в пыль со звяканьем и шелестом упали монеты и ворох грязных, засаленных купюр. Его сильно трясло, редкие зубы стучали и не всегда попадали друг об друга. Он был во всепоглощающем ум ужасе от того что увидел в глазах тех, кто его сюда завлек.
Их руки, нежные и одновременно сильные, прикасались и трогали его худощавое, сухопарое тело.
Но не как любовницы, страстно и желанно, а как мясник ощупывает наиболее сочные части у ещё живой скотины.
Боги, как же они были прекрасны, он никогда не встречал женщин подобных им. Их красота пленила и лишала дара речи и разума, низменная похоть сплеталась с до того известным только посредством наркотиков чувства доводящего до слез счастья. Его воли было недостаточно, для того чтобы пересилить себя и не поддаться их чарующей красоте.
Узкие как диск зрачки девушек были черны как темнота неба в эту чистую от облаков ночь, и так же пусты, как бесконечность космоса. Радужка же была по-кошачьи изумрудно-зеленой, не человеческой. В то время как его глаза были широки от страха.
Одна из прелестниц, приложила холодную как рука трупа ладонь к тщедушной груди негра, и тот тихо завыл как побитый пес.
Другая красавица улыбнулась и завела ему руку за шею, насилу притягивая к себе.
Закричать — это всё, что он мог сделать сейчас. Он уже было набрал в легкие воздуха, но девушка с заплетенными в косы черными, как смоль волосами, снисходительно улыбнулась, растягивая пухлые алые губы и обнажая ровные и красивые белоснежно -белые зубы. Она по-ребячески хихикнула и шутливо вытянула губы, как для поцелуя, продвигаясь к губам негра.
Крик мужчины беззвучно вышел из его рта тонкой струйкой, похожей на вытянутый трубочкой клубящийся туман. Медленно перетекающий, закручиваясь, он перетек в рот женщины.
Девушка тихо застонала и зажмурилась от удовольствия: Растягивая чувство, медленно втягивая в себя его дух, двигая диафрагму вглубь, дабы проглотить как можно больше дыхания. Она блаженно улыбнулась, когда последние кусочки его дыхания оказались в ее легких.
Девушки поглаживали руками мужчину, с силой, внешне не под стать таким хрупким созданиям прижимали его к стене, не давая двинуться. Вторая девушка завистливо глянула на подругу и та, состроив рожицу наклонилась к ней, чтобы с поцелуем передать часть украденного дыхания.
Когда она достигла момента наивысшей точки экстаза — она вонзила до выступившей крови свои когти в куриную грудь негра. Нигериец попытался хотя бы пискнуть от боли, но все что он из себя смог выдавить это нечто на грани слышимости, и изобразить сморщенную гримасу боли и ужаса на своем рябом лице.
Девушки отстранились друг от друга и приблизили лица к подрагивающей груди чернокожего. Та девушка, что была от него справа, мягко прикоснулась губами к его прикрытой одеждой смердящей потом плоти.
Она раздвинула губы и обнажила ослепительно белые и острые как клыки волка зубы. Девушка, будто бы стесняясь, прикусила его, а следом, всё так же робко отгрызла от него кусочек. Нигериец заскулил, и из его глаз потекли слезы отчаяния, только сейчас до него дошло, какая участь его ждет. Пирующая красавица подняла глаза на страдающего мужчину и улыбнулась. Кровавая улыбка растянулась на ее красивом лице, в этот момент он был готов поклясться — между ее зубами застряли кусочки его плоти. Мог бы, если бы не последовал новый всплеск кошмара, вторая девушка тоже приступила к трапезе. Так же медленно, растягивая удовольствие, она откусывала кусочек за кусочком от его тела.
Их пустые глаза светились радостью и нечеловеческим
упоением происходящим. Их улыбки могли бы ободрить и вскружить голову любому мужчине, если бы сейчас их зубы и рты не были покрыты свежей, теплой кровью. Нигериец с трудом держался на ногах, и чуть было не упал. Он не мог больше стоять на ногах, и начал сползать вниз, оставляя на стене кровавое пятно. Но нежные руки юных красавиц удержали его. Прелестниц ничуть не смутило такое неуважение к провождению их трапезы. Девушки подвернули юбки и опустились рядом на колени.
Поочередно прикладываясь к истекающему теплой и вкусной кровью, мелко подрагивающему куску мяса. Наверняка подобные ощущения испытывают скворцы, коих подают в некоторых ресторанах Европы. Суть в том, что данное блюдо жарят и готовят заживо, говорят, так вкуснее. Только тогда, прелестные создания позволили ему упасть в пыль.
Нигериец уже перестал дрожать и просто лежал в луже собственной крови смешанной с непроизвольно вышедшей из него мочой. Девушки деликатно откусывали и отрывали ногтями от его тела куски мяса, выбирая кусочки понежней и с любовью и нежностью вкладывая кусочки друг-другу в рот. Когда они макали пальцы в его вытекающую кровь и посасывали их, по их лицам в тот момент можно было сказать — они испытывали невероятное наслаждение. Удивительным было то, что их явно нисколько не смущала возможность смакования крови смешанной с мочой.
Было в этом что-то нечеловечески эротичное и возбуждающее, зрелище способное тронуть что-то в глубине души каждого взрослого человека, разбудить что-то темное и тайное, — скрываемое даже от самого себя.
По их виду, можно было сказать, что им уже надоели эти игры и еще немного, и они будут готовы тут же, заживо освежевать его. Что-то дернулось внутри у негра, последняя надежда на выживание ли? И он неожиданно для всех резко двинул рукой, опрокинув несколько стоящих рядом бутылок и подняв шум, что впрочем, их не остановило. Их — нет. Полицейские Атуджи стараются не влезать в неприятности, которые тут можно было найти так же легко, как и смерть от холеры.
Невдалеке послышались тихие шаги, кто-то осторожно приближался к ним.
Из-за угла выглянул темнокожий полицейский и аккуратно посветил фонариком в темноту, и громко произнес:
— Эй! Кто там? — И шагнул в ее объятья тьмы.
Луч фонарика высвечивал обычный мусор и падаль, пока не наткнулся на лужу свернувшейся крови. Боясь увидеть, что там дальше, полицейский всё же поднял фонарик вверх.От последовавшего рычания какого-то огромного зверя, полицейский чуть не выронил фонарик и его луч успех вырвать из темноты сгорбленные фигуры. Фигуры существ лишь внешне, гуманоидным строением тела напоминающих людей.
Но они не были людьми, они были завернутыми в платья чудовищами.
Чудовищами с затемненными лицами, хоть свет и бил им прямо в лицо.
Их лица были черны, а пасти оскалены. С по-звериному приподнятых от злости губ и оскаленных клыков капала слюна и свежая кровь. Подбородок, шея, одежда были в крови. Кровь доходила до той части лица, где начиналась тьма. И из этой тьмы сверкали двумя яркими, как изумруды, глазами, — глазами у которых были вертикальные как у кошки зрачки. Что-то неизвестное, присущее каждому человеческому, нечто, щелкнуло в мозгу полицейского и подавило его разум. То, что находится за гранью человеческого понимания всегда сильнее страхов житейских, мелких, бытовых ужасов.
Неведомая сила швырнула его на землю, и он закричал, так сильно, как только мог. Только это и спасло ему жизнь. Не имея сил чтобы открыть глаза, боясь, что те крохи разума, что в нем остались не выдержат давления нечеловеческого кошмара и ужаса. Сквозь шум собственного нечеловеческого вопля он услышал, как чудовища зашипели и с рычанием, и скрежетанием когтей о камень удалились.
Когда дыхание в легких кончилось и из горла слышалось только тихое и сухое хрипение, он очнулся.
Он нашел себя лежащим на земле в позе зародыша, нечеловеческий ужас подавил в нем всё разумное и сознательное, дав место первобытному ужасу, и тот ужас вернул его к столь близкому к концу началу.
Свет брошенного на землю фонарика освещал лежащего в луже собственной крови с трудом дышащего негра, от которого мало
что осталось.
О пребывании некогда прелестных чудищ остались следы босых человеческих ног на полу, да глубокие отметины когтей на каменных стенах. Как заметили позже, следы вели по стене вверх, на крышу. Полицейский поднялся с земли и осветил фонариком полу-обглоданное тело, жертва еще была жива. Сдавленным голосом он позвал по рации помощь и опустошенно стоял; Он не мог находится рядом с останками собрата по виду, к его горлу то и дело подкатывал крик пополам с позывом к рвоте, — но и уйти он не мог, боясь, что уйдя и оставив несчастного одного – чудища вернутся и довершат начатое. Он стоял опустив голову и руки свисали вдоль его тела как веревки пока не прибыл ближайший патруль и карета скорой помощи.
Сбежавшиеся в тоже время зеваки из наиболее смелых жителей домов вместе с патрульными стали свидетелями того, как сильно рвало нашедшего тело полицейского.
Навидавшиеся всякого медицинские работники были в ужасе от увиденного и не сразу приступили к оказанию помощи; Борясь с приступами чувств омерзения и ужаса при виде полу-обглоданного, хрипящего и слабо стонущего кровоточащего скелета.
Они наспех покрыли его тело хлопковыми тампонами, замотав сверху бинтами до состояния хрипящей окровавленной мумии. Опешив, работники полицейского департамента слишком поздно осознали необходимость разгона толпы и ночную тишину разорвали множественные крики ужаса.
***
Его скоро привезли в ближайшую больницу. То, что от него осталось, с трудом можно было назвать человеком. Все кто видели его тогда, могли через силу рассказать о том, что с ним сталось:
Они обглодали ему руки и ноги, выпили глаза, обгрызли ребра и откусили гениталии. До того как их остановил полицейский, они успели съесть все мясистые части тела. Хоть повязки и закрыли страшные раны, врачи лишь разводили руками — «Он нежилец». Через пару часов он умер. Умирал он пускай недолго, всего три часа пятнадцать минут и сорок секунд, но эти мгновения были для него сущим адом. Суеверные люди говорили, что, то мучалась и страдала его душа, снедаемая проклятьем тех существ, что не давали до того ему умереть. Телесные страдания были ничем, по сравнению с мучением души.
До момента смерти, он что-то пытался сказать и шептал, беззвучно шевеля губами, не в силах произнести то что-то хотел сказать. Один из врачей с трудом смог расслышать, то, что говорил бедняга. Он сказал – «Нуанда».
***
Говорят, после его смерти врачи пригласили одного из шаманов вуду, что освятил тело убитого своей магией и говорят, спас его душу от проклятия ведьм, а после, по утру, сжег и развеял его прах над землей.
Этот инцидент стал одним из многих, хоть и не столь частых случаев, которые никогда и нигде не были задокументированы. Тайна, что и поныне и вовеки будет покрыта тайной и останется в умах людей как страшилка о Нуанде, ведьмах Атуджи.
Рецензии и комментарии 0