Перевёртыш

В средневековой эмблематике олень – воплощение борьбы со злом.
Эту эмблему с гордостью носили германские воины,
как символ их мужества, благородства и силы духа.


В детстве я часто слышал истории о белом оборотне. Пренебрегая Истинной верой, все, от рыцаря до крестьянина, продолжали верить в подобные сказки, почитали и боялись этого существа. И чем больше я слышал об этом, тем смешнее казались мне все эти выдумки. Ведь никто не видел его. Мой отец никогда не охотился на животных-альбиносов, страшась проклятия, в то время как практически любой из его соседей-феодалов мог похвастаться шкурой белого тигра или хотя бы оленя. Это всегда казалось мне чрезвычайно глупым, заставляло краснеть перед своими кузенами. Ко времени, когда случилась эта история, ставшая ещё одной легендой, мой отец давно был в могиле, а я занял его место. Взойдя на трон, я запретил поклоняться всем духам и божествам кроме единственного Бога общей веры. Но как бы я ни был уверен в своей правоте, в любой сказке всегда есть доля правды.

Зима только недавно пришла в эти земли, но пушистый покров снега уже лежал на всех окрестных полях, слепя глаза. И лишь древний лес на горизонте чёрной линией отделял эту белую равнину от невыразительно серого неба. Внизу, протаптывая многочисленные дорожки, подобно муравьям, передвигались тёмные фигурки людей. Замотанные в обноски крестьяне, купцы в тулупах, стражники в плащах, — я любил наблюдать за ними сверху. Было приятно осознавать, что все эти люди вместе с городом принадлежат мне.
Я отрезал ещё кусок вяленой лосятины и сунул его в рот. Жёсткая. И кто её делал? Руки бы оторвать. На плечо бесшумно опустилась чёрная тень. Я протянул кусок мяса ручному ворону и вновь уставился в окно. Зима — самое скучное время года. Все сидят по домам, ничего не происходит. Правда, говорят, в одной из окрестных деревень с неделю назад поймали ведьму. Сказать, что ли, чтобы в следующий раз сюда привозили? Хоть какое-то развлечение будет. Вон, городской пастор тоже будет рад. Я усмехнулся. Бедняга. Воздержание во славу Истинной веры — то ещё развлечение. Что ж, зато теперь подношения идут не вымышленным богам, а вполне реальному — то есть мне. Славься тот, кто придумал церковную десятину!
— Господин!
В дверях пустого и холодного зала появился дворцовый паж. Махнув длинным пером на шляпе при поклоне, он продолжил:
— Приехали егеря. Они спрашивают, не желает ли господин поохотиться сегодня? Астрологи предсказывают удачный день и…
Идея была неплоха. Мороз ещё не успел ударить, но в замке уже было довольно холодно и тоскливо. Сидеть на одном месте в каменных стенах хотелось всё меньше. Я лениво обвёл взглядом стены зала. Медведи, лисы всех окрасов, огромный волк. Трофеи ещё моих отца и деда. Взгляд остановился на широких лосиных рогах. Почему в коллекции нет оленя? Заметив тень недовольства на моём лице, паж слегка побледнел и стал комкать в руке свой плащ.
— Хорошо. Скажи, чтобы подготовили коня, а Тому передай, что сегодня я не намерен возвращаться с пустыми руками.
— Да, мой господин, — облегчённо вздохнув, паж поспешно удалился. Я хорошо знал, почему Том явился сегодня сюда из своего маленького лесного домика. Бывший друг детства, с неделю назад его мать-старуха имела неосторожность попасть под копыта моему коню, когда я ехал по рыночной площади. Вместо того, чтобы уступить дорогу, старая карга назвала меня щенком и ещё одним словом покрепче. Не подоспей тогда юный егерь, ей бы пришлось несладко, но помня нашу детскую дружбу, я простил оскорбление. Должно быть, сегодня он приехал, чтобы удачно охотой загладить вину своей матери. Ну что ж. Я почесал ворона под грудью, птица блаженно прикрыла глаза, а в следующий миг больно ущипнула меня за палец. Не впервой. Я усмехнулся: все говорят, что мы похожи с этим чёрным падальщиком.
— Ну что, дружище, порезвимся сегодня?
Звонкое «Кар!», отражённое от серых стен, было мне ответом.

Я любил охоту. Отец часто брал меня с собой в лес. Мне нравилось смотреть, как с гордой осанкой, он ловко натягивает тетиву, а стрела из его лука попадает точно в цель. Все так радовались, когда он возвращался домой с добычей. «Все любят его», – восторженно думал я. Тогда я мечтал стать справедливым и мудрым правителем, тем, кому будут кланяться и подчиняться не из страха, а из уважения.
Но детство прошло, унеся с собой призрачную дымку радости и благополучия. Люди оказались лжецами, а отец – дряхлым слабовольным стариком. Когда он слёг от болезни, мне пришлось очень нелегко: никто не воспринимал меня всерьёз, для всех я был вчерашним сосунком и поздним отпрыском мягкотелого правителя, приведшего свой удел в запустение и нищету. Тогда я осознал, что люди понимают лишь жестокость, признают лишь силу. Мне пришлось стать таким, чтобы выжить, не уступить под напором соседей и двоюродных братьев, уже наточивших ножи, дабы поделить мои земли.
Немного собравшись с силами и приведя удел в относительный порядок, я пригласил своих ненаглядных кузенов на пир в честь праздника Последней Белой Ночи. После шумного застолья, где каждый из нас пил только из своего кубка, опасаясь быть отравленным, я, замирая от страха, не спал всю ночь, пока верные подданные, охочие до моей щедрости, вырезали чужих слуг. «Два десятка ни в чём не повинных людей убиты у меня в доме», – крутилось в голове, словно жужжащий рой. Но гораздо больше меня пугало то, что я собирался сделать на следующий день. Мне нужно было нечто такое, что устрашило бы не только соседних феодалов, но и моих людей. Простая подковёрная интрига или отравление не избавили бы меня от косых взглядов и перешёптываний за спиной. Да, я боялся стать убийцей, боялся, что моя рука дрогнет в решающий момент. Но гораздо больше я боялся быть преданным, растоптанным и забытым.
Утром следующего дня я устроил показательную расправу. Закутавшись в воротник, так, чтобы было не видно моих дрожащих губ, на площади перед ратушей я обвинил своих кузенов в заговоре против меня. Искать улики не было смысла: они в любом случае планировали покушение, пусть не вчера, но в ближайшее время. Они и не отрицали: все их слуги были мертвы, но сами братья продолжали надеяться на моё снисхождение. «Наш маленький братик не посмеет», – думали они. Ну что ж.
Я дал им час. Недостаточно, чтобы убежать далеко, но вполне хватит, чтобы попытаться спрятаться. Увы: мои охотничьи псы считались лучшими на многие мили вокруг. Они с лёгкостью находили добычу, но не трогали её, давая право убить своему хозяину. Я не стал брать свой любимый арбалет, ограничившись отцовским луком. Это оружие всегда казалось мне поистине грациозным. Уже в процессе погони я начал ощущать привычный азарт, а настигнув первого беглеца, с удивлением понял, что мне нравится. Нравится смотреть с высока, осознавая свою силу, ощущать себя хищником, чующим свежую кровь. В тот день я расширил свои земли втрое, закрепив за своим именем образ жестокого убийцы и тирана. Образ, иллюзия которого с каждым днём становилась всё более правдивой.

Долго петлять по зимнему лесу не пришлось. Егеря ли постарались на славу, или же удача была на нашей стороне, но среди чёрных деревьев, припорошенных снегом, мы очень быстро заметили небольшое стадо оленей. Животные тихо хрустели промёрзшим кормом, а вожак с большими рогами то и дело посматривал по сторонам. Благо, мы были ещё слишком далеко и находились с подветренной стороны. Двое поскакали в обход. План был в том, чтобы выгнать зверей на открытую местность, где будет легче их догнать и прицелиться.
Как только стадо погнали на нас, животные разделились на две группы. На то, чтобы определиться, какую из них преследовать, было совсем мало времени, но белое пятно, сверкнувшее между коричневыми спинами, не оставило вариантов. Вот она – мечта. Я удобнее перевесил арбалет и понёсся во весь опор за альбиносом. Лавируя между деревьями, я не замечал остальных оленей, как завороженный глядя на необычно ветвистые рога над молочно белой головой с острыми ушами. Сердце стучало в ритме военных барабанов, а в волосах свистел северный ветер, наполненный хрустом ломающихся под погоней веток. Вскоре с помощью собак мне удалось выгнать зверя на поле. Открытая местность резанула глаза светом, отражённым от холодной снежной глади.
Сквозь крики и лай псов послышался голос егеря:
— Он бежит к оврагу!
— К оврагу? — прокричал я, не поворачивая головы.
— Да. Там, у самой кромки леса. Если перепрыгнет — уйдёт.
— Не перепрыгнет, — я хлестнул коня плетью и в мгновение ока сократил расстояние до жертвы вдвое. Арбалет удобно лёг в руку. Ещё ближе. Мне вдруг показалось, что олень слегка обернулся и посмотрел на меня своим розовым жутковатым глазом. То был лишь миг, а уже в следующий момент изящное тело, склонив назад ветвистые рога, напряглось перед прыжком. Но моя стрела успела быстрее. Расчертив алым переднюю ногу животного, она пронеслась дальше, а олень глухо и как-то совсем по-человечески вскрикнув, упал в овраг.
— Ахаха! Вот это удача! — воскликнул я, развернув коня, но никто не поддержал веселья. На их лицах застыло выражение, какое бывает у людей, когда они слышат первый раскат грома перед грозой.
— Да что это с вами? Поехали!
Охотники последовали за мной к оврагу, около которого уже собралась свора гончих. Собаки не решались спуститься, только ходили по краю и изредка скулили. И тому была причина. Посмотрев вниз, мы увидели ЭТО.
На дне оврага, скорчившись как новорождённый младенец, лежало жуткое существо. Его вполне можно было бы принять за человека, если бы не тонкие, будто серебряные рога и неестественно длинные выгнутые в другую сторону ноги. Кровоточащая рана на бледном плече не оставляла сомнений — это было то животное, что я подстрелил. Об этом же красноречиво говорил горящий ненавистью взгляд розовых глаз. Застыв от удивления, я смотрел на то, как быстро, буквально на глазах, отрастают светлые волосы невиданного существа. В голове крутилось: «Неужели, правда? Это и есть белый оборотень? Тот самый, которого все боятся и почитают». Из транса меня вывел истошный крик подоспевшего начальника стражи. Обернувшись, я увидел, как с абсолютно безумным взглядом он складывает руки и начинает читать молитву. Словно услышав это, оборотень в овраге стал шипеть. Почти человеческое изящное лицо исказил животный оскал, и я смог увидеть удлинённые клыки в кроваво-алом рте. Собаки заткнулись и побежали прочь, среди людей началась настоящая паника. Молитвы старой и Истинной веры, крики ужаса, ржанье лошадей. «Демон!», — выкрикнул кто-то. «Демон? Ну что ж, ваш Бог защитит вас», — я вновь натянул тетиву арбалета. Чёрная стрела мягко опустилась на место. Прицел…
— Господин, уходим!
Рывок. Конь подо мной взбрыкнул и неистово заржал. Если бы не егерь, я бы точно упал на снег. Стрела улетела куда-то в серое небо. Краем глаза я успел заметить, как из чёрной гущи деревьев вышел огромный волк. Он подошёл к оврагу и стал осторожно спускаться вниз, а в следующий момент мой конь уже нёс меня прочь. Том крепко держал его под уздцы и то и дело как-то странно, с беспокойством, смотрел на меня.
— Хватит! Я вполне в состоянии ехать самостоятельно! — я ударил его по руке и, взяв поводья, обогнал егеря.
— С вами точно всё в порядке? — крикнул он мне вслед.
Стиснув зубы от злости, я ничего не ответил и поскакал дальше, вздымая в воздух снежные вихри.

***

Я проснулся от того, что почувствовал прикосновение грубых от работы рук на лице. Это была Роза, одна из служанок, как всегда зашедшая разбудить меня. Красавица, каких мало, достойная того, чтобы я просил её руки и сердца, но та, кто не вышел кровью. Девушка открыла тяжёлые ставни и вновь вернулась ко мне, проигнорировав моё «Доброе утро».
Она помогла одеться, не смея встретиться со мной глазами. Смелая до прикосновений, часто намного более раскованных и наглых, но всё равно питавшая страх передо мной, как и все. Хотя девушка и умалчивала об этом, но мне было прекрасно известно, что за моей спиной вся прислуга грызлась с ней — из-за излишнего внимания, из-за неосторожно отпущенного доброго слова в её сторону, из-за моих редких подарков, которые я велел скрывать. Она отдавалась мне, никогда не проявляя своего недовольства, а сама молила Господа, чтобы это прекратилось, я знал.
Пока Роза заправляла мою постель, я осмотрел себя в зеркале, наводя последние штрихи. В отражении я также видел, как проворно крепкая фигурка девушки выполняла свою работу.
— Роза? — позвал я её. В тишине, которая стояла все это время, мой голос прозвучал неестественно громко и эхом разнесся по комнате. Но девушка не отозвалась. В зеркале я увидел, что она не прекратила своего занятия и, кажется, даже не дрогнула. Я развернулся к ней. — Роза.
Она закончила, быстро посмотрела на меня, подняв голову, неловко улыбнулась и направилась к дверям. Очень редко кто-либо подавал мне повод, как тогда. Несколько мгновений я немо провожал девушку взглядом, подсознательно давая ей возможность исправить свою оплошность. Этой возможностью она не воспользовалась; я нагнал её уже у дверей, развернул к себе лицом, грубо вцепившись в локоть, и влепил звонкую пощёчину. Даже если Роза имела в моих глазах положение, немного отличающее её от других слуг, это вовсе не значило, что я не смог бы поднять на неё руку.
— Какого чёрта? — процедил я сквозь зубы.
Теперь на щеке девушки пылал густой красный след в форме моей ладони, а она сама, глядевшая на меня растерянными глазами, в которых заблестела влага, еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
— Страх потеряла?
Подобные сцены десятки раз наблюдали многочисленные гости, шокированные моей внезапной сменой настроения. Возможно, они всегда считали, что я чересчур жесток или несправедлив, но в своем замке, когда не стало отца, порядки начал устанавливать я. Если отец пользовался методом кнута и пряника, то в моём случае я редко прибегал к прянику. До меня не единожды доходили слова слуг о том, что я «тиран» или «не знал меры». Однако, боясь моей тяжелой руки, никто никогда не высказывался мне в лицо, никто даже не издавал ни звука, пока я не просил об этом. А тем более никто не смел игнорировать ни единого моего слова.
— Ты такая же прислуга, как и остальные, — по-прежнему не отпуская девушку, я встряхнул её так, что что-то в её теле хрустнуло, — не смей молчать, когда я к тебе обращаюсь, дрянь.
Я видел, как на её лице страх граничил с непониманием. Свободной рукой она прикрывала голову, вжав её в плечи, и, быстро облизнув губы, девушка наконец неуверенно заговорила:
— Господин… — голос её дрожал. — Вы… Я не умею читать по губам… Господин, скажите хоть что-нибудь, пожалуйста…

Само собой, это не могло быть шуткой. О, нет. Окажись так, я был бы счастлив, но в тот день люди и правда перестали слышать меня. Что бы я ни говорил, они старались подойти ближе, насколько это было возможно, или же пытались читать по губам. Очень скоро я понял тщетность своих попыток, и, хотя я больше не старался быть услышанным, слухи распространились по замку со скорость испуганной птичьей стаи. Все коридоры и комнаты тоже погрузились в какую-то неестественную тишину. Люди будто боялись навлечь беду звуками своих голосов, подобно тому, как принято вместе с правителем вставать из-за стола на пиру. Даже сидя в своей комнате, казалось, я слышал, как они шепчутся друг с другом на улице. Безголосый правитель – такого свет ещё не видывал. Немой тиран – байка на потеху публике.
Необходимо было что-то делать. Подозвав обученного грамоте пажа, я написал на пергаменте свои указания и отправил его в соседний город. Скрепя сердце мне пришлось сделать это, – послать за сосланным мною же старым прорицателем. Путь старику предстоял неблизкий, и я приготовился ждать но, выглянув в окно, увидел трагикомичную картину. Небольшая, но всё растущая толпа двигалась в направлении главных ворот замка. Люди вели перед собой вяло упирающегося священника. «Ну надо же, какая забота», – горько усмехнулся я. Безумное утро, последовавшее за неприятным и пугающим открытием, заставило совершенно забыть о том, к кому я должен был обращаться за помощью в первую очередь. «Истинный и Всемогущий, пошли ума служителю твоему не усердствовать в изгнании из меня Дьявола». Это сработало. Совершив обряд очищения и прочитав пару молитв на глазах таящихся за дверью советников и служанок, священник удалился. Выйдя из моих покоев он, как и было уговорено, сказал простому люду, что напасть пройдёт через дни, проведённые в смирении и молитвах. Так я надеялся выиграть время.
Но на следующий день всё оставалось по-прежнему. Несмотря на усилия служителя церкви, люди начинали понимать, что к чему. Очевидцы погони были не дураки потрепать языком, и вымысел о каре небесной и внезапном недуге очень скоро затмило известие о нарушенном обете предков. Прибывший прорицатель, едва переступив порог, лишь подтвердил страшные догадки. «Белый Владыка наказывает всегда по-разному, – был его ответ. – Ибо он живёт на свете уже многие лета и помнит всё, что было». На мои щедрые обещания прорицатель сказал, что ничего сделать нельзя, а события должны идти своим чередом.
И вновь слухи разлетелись быстрее ветра. Уже на следующий день люди разделились на два лагеря: одни смотрели на меня с нескрываемым презрением и считали едва ли не покойником, другие старались выслужиться, как могли, принимаясь лебезить передо мной больше обычного. Они надеялись на моё расположение после «выздоровления», но их лицемерие бесило меня ещё больше, чем ненависть первых. «Поделом ему», – читалось в их глазах, и на то у них были причины. Я начал всерьёз опасаться за свою жизнь: по сути, моя власть держалась на воинах. Будучи некрепок телосложением, я научился казаться хозяином, отдавая приказы. Громкий голос часто выручал меня или даже спасал мне жизнь. Теперь же я не отпускал от себя двух воинов. Ночью они стояли у входа в спальню, а внутри сидела Роза. Но даже так я не был до конца уверен, что проснусь на следующее утро. Подумать только, я лежу в собственном доме и боюсь собственных людей! «Нужно что-то менять», – периодически крутилось в голове.
События действительно шли своим чередом. В очередной раз открыв утром глаза, я не обнаружил рядом ни Розы, ни охранников. Гнев, непонимание и паника поочерёдно сменяли друг друга, заставляя сердце тревожно биться. Я вышел из комнаты и тут же был едва не сбит с ног пробегавшим слугой. Тот даже не обернулся на меня, не говоря о том, чтобы остановиться и извиниться. Первой мыслью было, что меня грабят. Народ взбунтовался, и теперь из моего дома тащат всё подряд. Но это было не так. Все эти люди искали не наживы, а меня самого.

Ведь они больше не видели меня.

Поняв это, я долго не мог поверить, а когда поверил, решил, что я умер. Это было глупо, учитывая то, что слуги и воины искали меня по всему дому, но я вернулся в комнату и посмотрел на кровать, ожидая увидеть там собственное бездыханное тело. Его там не было, и сквозь стены я не научился проходить. Более того: люди, до которых я дотрагивался, чувствовали меня, но не понимали, что происходит и дико пугались.
Так прошло ещё несколько дней. Теперь я был вынужден таскать еду с чужого стола и таиться по углам. Мне не хотелось касаться людей, когда они вели себя подобным образом, но в моём положении были и плюсы. Поиски прекратились, и мои приближённые собрались обсудить, что делать дальше. Не имея на руках тела, сложно убедить народ, что правитель мёртв, однако, его явно не было, а потому ситуация получалась патовой. Кто-то предлагал послать за моими дальними родственниками и пригласить править одного из них, кто-то выступал за присоединение к соседним землям. Но в итоге все сошлись на том, чтобы подождать ещё неделю. Нет, они не надеялись на моё чудесное возвращение, просто каждому нужно было время, чтобы понять, как урвать кусок пожирнее.

Невыносимо. Я больше не мог оставаться в замке. Едва оказавшись на улице, я почувствовал себя немного лучше. Возможно, дело было в свежем воздухе, но гораздо больше меня радовали собственные следы на снегу. Это было единственным подтверждением моего существования, в котором я уже и сам начинал сомневаться. Шутка ли, решить, что мёртв, когда мир больше не замечает тебя. Так, обрадованный своим внезапным открытием, я добежал до ворот и вышел в город. Продолжая рассматривать следы, я не сразу заметил, что люди как-то странно смотрят на меня.

Смотрят на меня.

Я застыл. И правда: несколько человек с недоумением глядели в мою сторону. В душе вспыхнула надежда. Всё закончилось? «Вы видите меня?», – как можно громче спросил я, но мне не ответили. Более того, двое мужчин побежали в дом, а остальные медленно двинулись вперёд, будто подкрадываясь. «В чём дело?», – их взгляды мне не понравились, было такое ощущение, словно они смотрят…на жертву? И в следующий момент опасения подтвердились. Спешащая мимо девушка с корзиной вскрикнула и, захлопав глазами, изумлённо пискнула: «Ой, откуда здесь олень?».

Олень?

– Иди, деваха, куда шла, – ответили ей.
– Иди, иди, а то спугнёшь.
Олень. Я почувствовал, как сердце пропустило удар, а ноги дрогнули в коленях. Я посмотрел на тень: всё тот же человеческий силуэт в полушубке и низких сапогах. Я сошёл с ума или они? Двое уже возвращались из дома. Это не может быть правдой, только не это. У одного на плече висели лук и колчан, а другой держал охотничий нож.
Собравшись, я резко оттолкнул стоявшего ближе всех молодого парня, освобождая себе путь, и бросился прочь, вниз по склону. Прохожие едва успевали расступаться, мне ещё никогда не приходилось бегать столь быстро. Чувство опасности заставляло ноги буквально лететь по воздуху, а голову – работать быстрее. Было необходимо как можно сильнее оторваться именно сейчас, пока я мог бежать по прямой, и преследователи не решались стрелять в меня. За спиной послышались крики, кажется, к погоне присоединился кто-то ещё, но оборачиваться было некогда. Выскочив за городские ворота, я побежал вдоль стены, едва не касаясь грубого камня. При должном отрыве её изгиб должен был скрыть меня от людей, и, опять же, не дать стреле настигнуть меня. Того, что палка с тонким наконечником войдёт в моё тело, я боялся гораздо больше, чем охотничьих ножей. Потерять саму возможность спасения было страшнее, чем предстать перед врагом лицом к лицу.
Дыхание стало сбиваться, и я наконец позволил себе оглянуться назад. Слышались голоса, но преследователей пока не было видно. Приказав себе не расслабляться, я двинулся дальше. Скоро стена должна была начать подъём, ведь мой замок стоял на горе, под которой лес подступал ближе к городу. Именно там, подобно дикому зверю, я и ждал найти убежище. Остановившись на миг, я решил: пора. До кромки тёмного леса оставалось около трёхсот ярдов, но это расстояние представляло собой абсолютно гладкое белое полотно поля, на котором по весне цвели лиловые прострелы. «Неужели вы не видите моих следов?!» – мелькнуло в голове, но надеяться на разговор не приходилось, и я побежал. Первая стрела воткнулась в землю прямо у моих ног, вторая просвистела над ухом. Решив пожертвовать скоростью, я стал отклоняться то вправо, то влево. «Наверное, если бы звери бегали таким образом, охотником пришлось бы нелегко". Лес стремительно приближался, и я уже мог разглядеть тонкие деревья, небольшие овраги, поломанные ветки, как вдруг… Моё бедро пронзила резкая боль, было такое ощущение, как будто там что-то с треском порвалось. По коже заструилась тёплая кровь, медленно стекая в сапог. Лишь каким-то чудом я не упал. Зарычав, я продолжил бег, хотя в глазах всё потемнело от боли, а нога, казалось, была объята огнём.
Сил хватило лишь на то, чтобы скрыться под тенью леса и упасть за первым широким деревом. Старый дуб казался плохим укрытием, найти меня не составило бы труда, но что-то заставило преследователей повернуть. Я слышал, как их голоса затихали в стороне, будто они преследовали какое-то видение, а вовсе не меня. Главная опасность миновала, но едва ли я был спасён. Залитая кровью нога окоченела и больше не могла сгибаться. Попытки подняться ни к чему не привели, даже удивительно, что я смог добежать сюда. Впрочем, это не имело смысла, возвращаться мне было некуда.
Он появился абсолютно бесшумно, будто и вовсе не ступал по земле. Длинный серый плащ плавно скользил за босыми ступнями словно плотный лесной туман. Он был по-своему красив, — я подумал об этом даже лёжа на промёрзлой земле с раскуроченным бедром. Узкое лицо с высоким лбом, красивые губы, большие миндалевидные глаза, точёный профиль. Длинные белёсые волосы причудливыми косами обвивали начало тонких ветвистых рогов, каких не бывает ни у одного зверя. Несмотря на высокий рост, он двигался с грацией достойной королей древности. На миг я даже усомнился в том, что передо мной живое существо, а не бесплотный дух, но иллюзию разрушило одно единственное касание. Оборотень присел рядом и мягко коснулся моего лица изящной рукой. Я почувствовал, как длинные ногти слегка задели губы, а в следующий момент боль в ноге стала медленно гаснуть. Пытаясь выровнять дыхание, я как завороженный смотрел в жуткие розовые глаза и не мог оторваться. В глубине сознания начала проступать мысль, что всё произошедшее со мной устроило именно это существо, но тогда я не мог найти в себе силы для ненависти. Я чувствовал лишь безграничную усталость, а моё отчаяние, подобно забродившему соку, постепенно начало переходить в ненормальную весёлость. Глядя во внимательно наблюдающие глаза напротив, я усмехнулся:
— Доволен?
Существо склонило голову набок:
— Ещё не знаю.
— Как? – я коротко рассмеялся. – Теперь я на твоём месте. Всё, как ты хотел. Я – жертва, истекающая кровью в ожидании охотников.
— Не только это, – оборотень отпустил меня и сел напротив. – Для людей нормально охотиться на животных, так же, как и для хищных зверей. Но ты ведёшь себя противоестественно.
Он вздохнул, выпустив облачко пара:
— Почему?
— О чём ты? – я вдруг понял, что ужасно замёрз. Казалось, силы, как и боль, вытекали вместе с кровью.
— Ты заставляешь страдать не только животных, коих люди считают бездушными глупыми созданиями, но и себе подобных, – его голос, глубокий и немного рычащий, напомнил мне, что это существо на самом деле гораздо старше, чем кажется на вид.
— Ты говоришь о том случае? О моих братьях?
— И о них тоже… Знаешь, я бы мог подумать, что ты был зол, сражался за свою жизнь, но ты издеваешься и над простыми людьми, над теми, кто верен и служит тебе. Я не понимаю, – он приблизился ко мне, словно боясь не услышать ответ. Мне действительно становилось говорить всё тяжелее. Язык не хотел двигаться, а веки начинали закрываться. Поэтому, не размениваясь на подробности, я ответил:
— Это называется власть. И мне это нравится, – глаза оборотня в удивлении расширились, а крылья носа затрепетали. Мой ответ действительно поразил его:
— Как… Как может нравится смотреть на страдания тебе подобного существа? – правильные черты фарфорового лица исказились от отвращения и непонимания. Оборотень наклонился ещё ближе, что было очень кстати, потому как голос мой стал ужасно хриплым. «Неужели я так и умру?» – пронеслось в голове. Собравшись с силами, я прошептал уже почти ему на ухо:
— Это чувство… Тебе бы тоже понравилось.
— Нет! – он скорее, инстинктивно оттолкнул меня, словно увидев перед собой змею. – Я никогда не пойму этого. Наполовину человек, наполовину зверь, я никогда не причиню вреда кому бы то ни было! Ты – просто трус, решивший утвердить свою власть через страх. Так посмотри, к чему это привело!
Мне нечего было на это возразить, слова оборотня доносились до меня словно через стену. Финал, которого я всегда боялся, был близок, и я просто старался держать глаза открытыми. Снежинки на ресницах перестали таять, но мне было страшно: «Что, если я уже никогда не проснусь?». О чём думают люди перед тем, как заснуть вечным сном? Наверное, о самых близких, о чём-то далёком и приятном. Мне вспомнился отец. А ведь когда-то я хотел стать справедливым правителем, заботящимся о своём народе, так…
— Что же изменилось?
Я увидел, как моё дыхание растворяется в воздухе. Веки накрыли холодные ладони, длинные ногти зарылись в волосы.
— У тебя будет время подумать об этом.
Я всё же закрыл глаза.

***

Вокруг было сыро, холодно и до жути неуютно. Всё тело затекло от неудобной скрюченной позы так, что я даже не представлял, как пошевелиться. Но боли не было. Странно. Где-то высоко над головой звонко пели птицы, слышался неясный лесной треск. Я почувствовал, как на нос упала холодная капля, и открыл глаза.

Весна.

Выбравшись из-под разлапистых корней дуба, где лежал, словно свернувшаяся белка в дупле, я огляделся. Так и есть. На земле, на ветвях деревьев снег начинал понемногу таять, а птицы подражали звуку капели на все голоса. С хрустом оттаивали от зимней стужи кустарники, гордо выпрямляясь к низкому серому небу. Пошатываясь, будто зверь, вышедший из берлоги после зимней спячки, я направился к просвету между деревьями, за которыми виднелось уже наполовину чёрное поле. Во всём теле чувствовалась ужасная слабость, и я пару раз упал, с удивлением уставившись на свои длинные отросшие ногти, перепачканные в грязи. Может быть, я действительно стал животным? Но нет: дотронувшись до своего лица, я понял, что ничего не изменилось, а на мне — всё тот же чёрный полушубок, что и раньше. Задрав одежду, я уставился на рану, которой больше не было. Лишь давно зарубцевавшийся розоватый шрам. Руки и ноги тоже выглядели вполне по-человечески и, немного успокоившись, я двинулся дальше, уже начиная ощущать по-настоящему животный голод. Я проспал всю зиму в снегу под чарами оборотня, а теперь практически воскрес и даже могу ходить. От чего-то мне не верилось в благосклонность этого жуткого существа, и мысль о том, что это ещё не конец, не отступала всю долгую дорогу к дому.
Вставшие сперва перед городскими воротами стражники, увидев моё лицо, поспешно расступились. Внутри всё было то же самое: люди, завидев меня, отходили подальше, не переставая при этом глазеть на то, как медленно я переставляю ноги по скользкой брусчатке улиц. Кто-то прятался в дома вместе с детьми, кто-то начинал молиться, другие просто стояли как изваяния, будто пытаясь слиться со стенами низких построек. Я сжал зубы сильнее и продолжал свой путь. Гордость не позволяла просить помощи, а то, что мне не мешали – уже было чудом. В конце концов, я был для них едва ли не ходячим мертвецом, проклятым ненавистным правителем, безвременно сгинувшим из-за собственной гордыни.
Добравшись до городской площади, я не удержался и, словно дикий зверь, схватил с одного из лотков краюху хлеба. Никто и не думал меня останавливать, все так же продолжали стоять стеной на почтительном расстоянии от меня. Пошёл крупный снег, когда я поднял голову к светло-серому небу, он показался мне чёрным, но взгляд мой был устремлён на крышу замка. Там, над центральной башней, теперь развевалось полотно с чужим гербом, но что именно было изображено на нём, я не мог понять. Кто же из дражайших родственников успел занять моё место? Кто бы это ни был, навряд ли он обрадовался бы моему появлению, но больше идти мне было некуда. Закашлявшись от слишком большого куска хлеба, я упал на колени. Как унизительно. Взглянув из-под отросших, слипшихся от влаги волос на безмолвную толпу, я вдруг подумал, что сам отчасти виноват в этом. Не заставляй я терпеть их свою трусливую тиранию, быть может, они обрадовались бы мне сейчас? А что теперь? Должно быть, с новым хозяином им живётся лучше. Я вновь взглянул вверх. На алом полотне флага было нарисовано что-то белое. Нет, живись им лучше теперь, они бы просто порвали меня на куски.
В замок меня тоже пустили не препятствуя. Караульные, прислуга, все как-то странно косились на вернувшегося с того света господина, с интересом высовывались из окон, уступали дорогу. Было такое ощущение, что их заранее предупредили о моём возвращении, отдав приказ пропустить. Впрочем, ничего удивительного: наверняка кто-то из нижнего города уже успел добежать сюда раньше. Внутри замок будто опустел. Шаркающий звук шагов отражался от холодных стен многочисленных коридоров, в одном из которых я встретил Мето. Придворный шут явно шёл мне навстречу. Передав мне небольшой масляный фонарь, он заковылял обратно, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, не отстал ли я. Наконец горбун остановился перед резными дверьми одного из залов и, забрав у меня фонарь, приглашающее толкнул одну из деревянных створок.
Это было моё любимое место в замке: небольшой зал с охотничьими трофеями, большим камином, парой кресел и шкурами на полу. Теперь посередине стоял вытянутый стол, заставленный всевозможной едой. Это было бы похоже на приготовление к праздничному пиру, но стульев за столом стояло всего два. Скудный свет весеннего дня не мог разогнать полумрак под округлыми сводами, и свечи в кованой люстре тихо чадили в потолок. Напротив входа в резном кресле из эбенового дерева сидел человек. Это был последний, кого я ожидал увидеть здесь.
— Проходи, садись, — оборотень жестом указал мне на другой конец стола. Заставив себя оторвать ноги от пола, я, словно деревянный болванчик, опустился в кресло. Будь у меня чуть больше сил, я бы, наверное, очень удивился или даже что-нибудь выкинул, но против моей воли взгляд вновь скользнул к еде.
— Угощайся, — оборотень улыбнулся ярко алыми губами. — Это всё для тебя.
Пока я жадно вгрызался в бранью ногу, заедая мягкое мясо маринованным луком, оборотень, склонив голову, наблюдал за мной с загадочной полуулыбкой и изредка касался губами вина в миниатюрном серебряном кубке.
Оторвавшись, наконец, я спросил:
— Ты ждал меня?
— Разумеется, — альбинос сделал неопределённое движение рукой. Я отметил, что его ногти остались прежней длины, но чего-то не хватало. — Можно даже сказать, с нетерпением.
Видимо, я начал приходить в себя, потому как в голове крутилось множество вопросов. Ситуация, мягко говоря, была странной, расстановка сил не ясна, и периодически мне начинало казаться, что я ещё во власти сновидений. Оборотень не спешил говорить, я же молчал, не зная, с чего начать, а потому просто рассматривал существо напротив. В прошлый раз мне было не до этого, но теперь я смог лучше разглядеть узкие черты лица, длинные светлые ресницы и изменившийся, немного насмешливый взгляд. Хотя нет, не так. Он смотрел заинтересованно, будто ожидая от меня чего-то. Одет белый был крайне странно: в шубу поверх лёгкой рубашки. Необычный наряд для застолья.
— Почему так холодно? – вопрос прозвучал странно, но я правда не понимал, почему до сих пор не зажгли камин.
— Ах, это? Извини, всё ещё боюсь огня. Животное, как ни как, — он весело усмехнулся.

Животное. Ну конечно.

— А где… — я провёл рукой над головой, но оборотень понял.
— Сбросил, — рассмеялся он на моё удивление. — Жутко неудобно, когда скачешь на лошади, да и люди косятся. Правда, уже новые расти начинают. Но под шапкой совсем не видно.
— Скачешь на лошади? Но зачем? Помнится, ты и так неплохо бегал, — я злорадно улыбнулся.
— Ну уж нет. Что это за правитель, который не ездит верхом?
— А ты, стало быть, теперь правитель? Забавно.
— Не вижу здесь ничего удивительного, — оборотень поставил вино на стол и холодно взглянул на меня. — Я был хозяином этих земель ещё до того, как твой род поселился здесь. Просто раньше для этого необязательно нужно было сидеть в башне на троне. Люди и так знали, кто хозяин этих лесов. Впрочем, помнят они об этом и теперь, как оказалось.
Несмотря на то, что говорил он вполне понятно, меня не покидало ощущение какой-то неправильности. Настроение чувствовалось, но интонации были подобраны крайне странно. Нелюдь.
— И что ты будешь делать теперь?
— С тобой? — казалось, белый действительно удивился. — Да ничего. Будешь жить при дворе, как мой советник. А в остальном — делай, что захочешь.
— Что захочу? — я прищурился. — А как же «отвратительно», «не убей брата своего»…
Оборотень вновь склонил голову набок и снисходительно улыбнулся. Под этим лукавым взглядом я нехотя замолчал. Что? Взгляд невольно скользнул по шикарному вороту чуть съехавшей с бледных плеч шубы. Пушистый, явно совсем новый мех разных оттенков. У меня такой не было. Я посмотрел на дальнюю стену. Несколько новых трофеев говорили лучше любых слов. «Держать арбалет гораздо удобнее сидя в седле, а не стоя на четырёх лапах». Перевёртыш напротив продолжал ухмыляться, будто наперёд зная, что я скажу. В какой-то момент мне показалось, что я вижу край острого клыка, но его быстро скрыли алые губы.
— Это… — я указал на стену.
— Да, это всё моё, — перевёртыш откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся. — Ты был прав: мне понравилось.