Не делайте этого!
Возрастные ограничения 18+
Евгения Карезина.
Не делайте этого!
История, приснившаяся автору в Крещенскую ночь.
Было уже близко к полуночи, когда состав фирменного поезда на Москву подали на перрон. Прогремели по рельсам колеса, дернулись и застыли чистенькие зеленые вагоны с белоснежно-стерильными занавесочками в окнах. Проводницы в темно-синих форменных пальто открыли тяжелые двери и стали спускать подножки, заботливо вытирая тряпками поручни. По перрону поползли запахи скорого путешествия – горького угольного дымка раскаленных титанов, своеобразной железнодорожной дезинфекции «цветок из дуста», сыроватого белья
В купейный вагон на самом конце перрона одной из первых вошла худощавая неприметная женщина с небольшой дорожной сумкой в руке. С трудом открыв вечно заедающую дверь купе, пассажирка осторожно присела на краешек нижней полки и стала терпеливо ждать попутчиков. Они явились нескоро – двое из ларца, похожие друг на друга массивного сложения мужички, с одутловатыми, чисто выбритыми щеками, одинаковой вальяжно-барственной повадкой.
Командировочные из контрольщиков, — определила навскидку опытная путешественница, — важные птицы, не только нижнюю полку не уступят, но и не выйдут, чтобы дать переодеться.
Попутчики внизу еще часа полтора гремели стаканами, смачно жевали, и, наконец, угомонились.
А женщина все лежала с прикрытыми глазами… Нет, не неудобства путешествия расстроили пассажирку, за многие годы странствий приходилось ей и похуже. Грустно было оттого, что поездка выпала как раз на праздник Крещения Господня, и совсем не так хотелось ей провести эту ночь. Да ничего не поделаешь. Когда директор объявил ей, что годовой отчет нужно будет сдать 19 января, она робко попыталась возразить:
-Но отчего же так рано, ведь всегда после двадцатого отвозили!
-Не знаю, наверное, догадались, что у Вас всегда все заранее готово, — благодушно пошутил шеф.
Так и не сомкнув за ночь глаз, она тихонько сползла со своей верхней полки и задолго до прихода поезда отправилась в свободный, но не прибранный после ночи туалет. Почистила зубы, стараясь попасть щеткой в рот, а не в глаз, сменила спортивный костюм на темно- синюю юбку и джемпер из голубой ангоры. Поезд прибыл в столицу по расписанию, еще затемно.
Дальнейший ее путь совершался автоматически – длинная, в грязноватом инее платформа, дышащий много раз пропущенным через легкие воздухом и колесной смазкой метро, пересадка на Кольцевой и снова вокзал.
К исходу второго часа пути, когда ноги ее в замшевых сапогах стали слегка подмерзать, показался чистенький вокзал небольшого города.
Город приходился женщине ровесником, то есть, в отличие от нее был еще очень молодым. Стандартные девятиэтажки сложены были из крепкого белого кирпича и украшены мозаикой на патриотические темы.
Широкие улицы отделялись от проезжей части деревьями. Это были не какие-то бульвары с чахлыми насаждениями, а куски настоящего подмосковного леса с мощными красноствольными соснами, высокими пирамидами елей и белоногими березами. Не видно было только дубов, хотя название города происходило именно от дубового леса. Наверное, для маскировки, чтобы враг не догадался, что в небольшой городок битком набит институтами, держащими в узде мирный атом.
Гостиница с оригинальным название «Центральная», встретила путешественницу металлическим жаром разогретых батарей, натертым паркетным полом и приветливо зеленеющими в кадках большими пальмами. В чисто убранном номере пол застелен ковром под плинтус, тихо мурлычет радио, с грохотом включается крошечный холодильник – немыслимая по тем временам и совершенно бесполезная роскошь. Приезжая недолго постояла под душем, смывая дорожную грязь и запахи. Потом вынула из дорожной сумки искусно сплетенную из шнура авоську, уложила в нее кожаную папку, грубые коробки с сувенирами, одну нарядную с конфетами и пустую бутылку из-под молока…
Отдавая ключ, спросила о чем-то администратора, но та только недоуменно пожала плечами.
Городок был так невелик, что большинство жителей передвигались по нему пешком или на велосипедах. Она тоже предпочла пешеходную дорожку, едва заметную между толстыми синеватыми сугробами, и довольно быстро вышла по ней к внушительному зданию головного института, руководившего обработкой информации в целой отрасли народного хозяйства.
Получив в бюро пропусков пропуск на несколько дней, она через пару минут уже приветствовала вышестоящих коллег в плановом отделе, раздавая сувениры и аккуратно переплетенный годовой отчет. За работу свою не беспокоилась, дело привычное. Еще в начале своей профессиональной деятельности шеф-наставница, задорная кругленькая женщина научила ее главному:
-Во всех отчетах врать надо одинаково!
Все формы у нее друг с другом сходятся, а план выполнен на 101, 7 %, достаточно для максимальной премии, но и не так много, чтобы получить на следующий год завышенное задание от достигнутого уровня. Но, тем не менее, отчет будут проверять два дня, так что, на сегодня и завтра она свободна.
Прозвенел звонок, и все работники планового отдела дружно засобирались на обед. Отбросив мысль об аппетитных столовских котлетах с молочным соусом и густой сметане, приезжая решительно направилась в сторону директорской приемной. Ей было известно, что шеф в это время уже отбыл на сверкающей черной «Волге» обедать домой, а вот секретарь его должна быть на месте.
Молодая женщина с милым и румяным, чисто русским лицом и грузинской фамилией радушно встретила хорошую знакомую. Сразу же начала варить кофе в крошечной электрической кофеварке, резать на бутерброды колбаску.
Гостья с наслаждением вдохнула горьковатый и жаркий аромат натурального кофе и вынула из вязаной сумочки свой гостинец – большую коробку шоколадных конфет, достать которые в ее родном городе было настоящим подвигом. Обеденный час быстро пробежал в приятных разговорах и воспоминаниях.
Уходя, гостья задала приятельнице тот же вопрос, что и администратору гостиницы, и ответ ее на этот раз порадовал:
-Как же, святили воду на речке, совсем недалеко отсюда. Батюшка из самой Лавры приезжал. Перейди дорогу у светофора, и сворачивай по тропинке в лес. Пройдешь по ней минут десять, как покажется впереди тебя коттеджный поселок, сразу спускайся к речке, там и увидишь прорубь с ледяным крестом перед ней.
Узкая тропинка, покрутив путешественницу между усыпанными еловыми шишками сугробов посреди мрачноватого, густого леса, довольно скоро вывела ее на открытую местность.
И, словно в награду за пережитой страх жутковатого путешествия, чудная картина открылась перед ее глазами. По краю широкой ложбины свободно и прихотливо раскиданы были нарядные, словно с заграничной Рождественской открытки домики, двухэтажные, с высокими черепичными крышами, с заснеженными елочками и подстриженным кустарником в сверкающих сосульками снежных шапках.
Внизу среди волнистых сугробов сверкала заиндевевшим льдом небольшая речка. У берега ее коричневато-синей глубиной темнела большая прорубь, пробитая в виде креста. Еще один крест, из громадных и чистых льдин, сверкал на солнце у края Иордани.
Путница была уже у самой воды, когда от поселка по широкой расчищенной лестнице в мгновение ока скатилось огромное и странное животное и, тормознув широко расставленными лапами, остановилось у самой проруби.
Женщина в испуге отпрянула от чудовища, но тут же засмеялась над своим испугом, узнав обычного пса, одетого в искусно сшитый комбинезон и сапожки на всех четырех лапах. Впрочем, вид у ряженого был довольно зловещий – квадратные челюсти, брюзгливо обвисшие щеки старого графа и свинячьи глазки, маленькие и злобные.
Сверху, поигрывая поводком спускался его хозяин, приземистый мужчина, до смешного похожий на своего питомца.
А пес, отпущенный на свободу, бешено носился вокруг проруби, сунулся было в нее мордой, но, обжегшись ледяной водой, тут же отпрянул, а потом принялся обнюхивать заснеженные прибрежные кустики, примеряясь, какое из них приспособить для своих собачьих дел.
-Иди, иди, собачка, отсюда, нельзя здесь безобразничать. Ты же Божья тварь, должна понимать!
Пес удивленно уставился красными глазками на незнакомую тетку, а потом послушно попятился назад к лестнице.
Эдуард Михайлович аж весь затрясся, словно его засунули в электрическую розетку. Какая-то неизвестно откуда взявшаяся мормышка командует его элитным, лучшими инструкторами натасканным псом! И этот идиот уже готов ее послушаться! Да ее за это…И не помня себя, он дурным голосом заорал:
-Ах, ты, стерва, фас, Конрад, взять ее!
Пес, ощерив сабельки клыков, вскинулся было в сторону женщины, но, тут же остановился, словно парализованный ее совсем не грозным, а каким-то удивленным и даже сочувственным взглядом.
Потом она подняла глаза на беснующегося на тропинке хозяина и сказала:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
Тихие слова, эхом отразившись от заснеженных берегов, раздались так звучно и веско, будто сказаны были не малорослой невзрачной женщиной, а каким-то невидимым, но грозным и всесильным хозяином этих мест.
-Да ты кто такая, чтобы меня учить, знаешь, кто я, да меня здесь все начальство боится!
-Не знаю, — кротко ответила женщина, — я приезжая.
Собачник пытался еще орать, проклиная и незнакомку, и своего питомца, но то же эхо, словно насмехаясь, смешало его частые и злые слова в один невнятный грохот.
А оказавшийся куда более разумным, чем хозяин, пес уже торпедой несся вверх по тропинке к дому. Мужчине ничего не оставалось делать, как подобрать поводок и двинуться вслед за ним.
Женщина, казалось не слишком взволнованная происшествием, перекрестилась и, наклонившись к проруби, набрав воды в бутылку из-под молока, заткнула ее самодельной пробкой из полиэтиленового пакета (в те времена пластиковая посуда была еще не в ходу), да и тоже пошла восвояси…
Прошло время. В начале девяностых Эдуард Михайлович, одним из первых публично швырнув на стол свой партбилет, с головой нырнул в мутную водицу коммерции и весьма на этом поприще преуспел.
Среди партнеров по бизнесу слыл он «чистоплюем» и большим авторитетом не пользовался. И никому из компаньонов невдомек было, что стоило только бывшему председателю комитета партийного контроля, успешно крутившемуся на грани закона, задумать эту самую грань перейти, как снова слышался ему тот самый голос:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
И, поди ж ты, ни во что потустороннее мужик никогда не верил, а вот так и не решился ни разу с помощью «братков» конкурентов устранять или участвовать в откровенно криминальном бизнесе, вроде производства «паленой» водки.
Годы бежали, и большая часть ничего не боявшихся насмешников как-то исчезла с «поля чудес» его бизнеса. Кто разорился, кто подстрелен был в неудачных разборках, а кто подсел после удачных.
А Эдуард Михайлович тихо и настойчиво собирал в свои закрома, занимаясь скупкой недвижимости и строительством особняков в родном городе, выгодно расположенном недалеко от столицы в прекрасном природном уголке. К началу нового тысячелетия слыл он в округе одним из самых успешных и респектабельных бизнесменов и уже подумывал, не пора ли ему расти дальше и выставить свою кандидатуру в депутаты государственной Думы.
Приятно удивил горожан бывший коммунистический функционер, когда пожертвовал изрядную сумму на строительство в городе первой православной церкви, тем, что сразу после освящения храма крестился с именем Иоанн, и стал время от времени появляться на службах.
Довольный собой, считал Эдуард Михайлович, что помощь Божия в делах ему теперь обеспечена.
Как-то раз, поставив самую дорогую свечку перед образом преподобного Сергия Радонежского, про которого он слыхал, как про надежного помощника в делах государственных, попросил мысленно делец у святого благословения замутить избирательную компанию. Принял вид серьезный и благочестивый, остановил взгляд на раскрытой книжице в руке Преподобного.…
И вдруг услышал забытый, казалось уже, голосок:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
Голос звучал и не в ушах, и не в голове, а словно с высоты купола и в то же время где-то очень глубоко внутри него самого.
Он с подозрением оглянулся на пожилую женщину, поправлявшую свечи у соседнего подсвечника, монахиню в черной пелерине, перебирающую четки сухонькими белыми руками, но они были безмолвны и не обращали на будущего депутата ни малейшего внимания.
-Да не померещилась ли тогда мне та серенькая мормышка на берегу проруби?- подумал Эдуард Михайлович с раздражением. Но бойцовское настроение было уже безнадежно испорчено.
Не делайте этого!
История, приснившаяся автору в Крещенскую ночь.
Было уже близко к полуночи, когда состав фирменного поезда на Москву подали на перрон. Прогремели по рельсам колеса, дернулись и застыли чистенькие зеленые вагоны с белоснежно-стерильными занавесочками в окнах. Проводницы в темно-синих форменных пальто открыли тяжелые двери и стали спускать подножки, заботливо вытирая тряпками поручни. По перрону поползли запахи скорого путешествия – горького угольного дымка раскаленных титанов, своеобразной железнодорожной дезинфекции «цветок из дуста», сыроватого белья
В купейный вагон на самом конце перрона одной из первых вошла худощавая неприметная женщина с небольшой дорожной сумкой в руке. С трудом открыв вечно заедающую дверь купе, пассажирка осторожно присела на краешек нижней полки и стала терпеливо ждать попутчиков. Они явились нескоро – двое из ларца, похожие друг на друга массивного сложения мужички, с одутловатыми, чисто выбритыми щеками, одинаковой вальяжно-барственной повадкой.
Командировочные из контрольщиков, — определила навскидку опытная путешественница, — важные птицы, не только нижнюю полку не уступят, но и не выйдут, чтобы дать переодеться.
Попутчики внизу еще часа полтора гремели стаканами, смачно жевали, и, наконец, угомонились.
А женщина все лежала с прикрытыми глазами… Нет, не неудобства путешествия расстроили пассажирку, за многие годы странствий приходилось ей и похуже. Грустно было оттого, что поездка выпала как раз на праздник Крещения Господня, и совсем не так хотелось ей провести эту ночь. Да ничего не поделаешь. Когда директор объявил ей, что годовой отчет нужно будет сдать 19 января, она робко попыталась возразить:
-Но отчего же так рано, ведь всегда после двадцатого отвозили!
-Не знаю, наверное, догадались, что у Вас всегда все заранее готово, — благодушно пошутил шеф.
Так и не сомкнув за ночь глаз, она тихонько сползла со своей верхней полки и задолго до прихода поезда отправилась в свободный, но не прибранный после ночи туалет. Почистила зубы, стараясь попасть щеткой в рот, а не в глаз, сменила спортивный костюм на темно- синюю юбку и джемпер из голубой ангоры. Поезд прибыл в столицу по расписанию, еще затемно.
Дальнейший ее путь совершался автоматически – длинная, в грязноватом инее платформа, дышащий много раз пропущенным через легкие воздухом и колесной смазкой метро, пересадка на Кольцевой и снова вокзал.
К исходу второго часа пути, когда ноги ее в замшевых сапогах стали слегка подмерзать, показался чистенький вокзал небольшого города.
Город приходился женщине ровесником, то есть, в отличие от нее был еще очень молодым. Стандартные девятиэтажки сложены были из крепкого белого кирпича и украшены мозаикой на патриотические темы.
Широкие улицы отделялись от проезжей части деревьями. Это были не какие-то бульвары с чахлыми насаждениями, а куски настоящего подмосковного леса с мощными красноствольными соснами, высокими пирамидами елей и белоногими березами. Не видно было только дубов, хотя название города происходило именно от дубового леса. Наверное, для маскировки, чтобы враг не догадался, что в небольшой городок битком набит институтами, держащими в узде мирный атом.
Гостиница с оригинальным название «Центральная», встретила путешественницу металлическим жаром разогретых батарей, натертым паркетным полом и приветливо зеленеющими в кадках большими пальмами. В чисто убранном номере пол застелен ковром под плинтус, тихо мурлычет радио, с грохотом включается крошечный холодильник – немыслимая по тем временам и совершенно бесполезная роскошь. Приезжая недолго постояла под душем, смывая дорожную грязь и запахи. Потом вынула из дорожной сумки искусно сплетенную из шнура авоську, уложила в нее кожаную папку, грубые коробки с сувенирами, одну нарядную с конфетами и пустую бутылку из-под молока…
Отдавая ключ, спросила о чем-то администратора, но та только недоуменно пожала плечами.
Городок был так невелик, что большинство жителей передвигались по нему пешком или на велосипедах. Она тоже предпочла пешеходную дорожку, едва заметную между толстыми синеватыми сугробами, и довольно быстро вышла по ней к внушительному зданию головного института, руководившего обработкой информации в целой отрасли народного хозяйства.
Получив в бюро пропусков пропуск на несколько дней, она через пару минут уже приветствовала вышестоящих коллег в плановом отделе, раздавая сувениры и аккуратно переплетенный годовой отчет. За работу свою не беспокоилась, дело привычное. Еще в начале своей профессиональной деятельности шеф-наставница, задорная кругленькая женщина научила ее главному:
-Во всех отчетах врать надо одинаково!
Все формы у нее друг с другом сходятся, а план выполнен на 101, 7 %, достаточно для максимальной премии, но и не так много, чтобы получить на следующий год завышенное задание от достигнутого уровня. Но, тем не менее, отчет будут проверять два дня, так что, на сегодня и завтра она свободна.
Прозвенел звонок, и все работники планового отдела дружно засобирались на обед. Отбросив мысль об аппетитных столовских котлетах с молочным соусом и густой сметане, приезжая решительно направилась в сторону директорской приемной. Ей было известно, что шеф в это время уже отбыл на сверкающей черной «Волге» обедать домой, а вот секретарь его должна быть на месте.
Молодая женщина с милым и румяным, чисто русским лицом и грузинской фамилией радушно встретила хорошую знакомую. Сразу же начала варить кофе в крошечной электрической кофеварке, резать на бутерброды колбаску.
Гостья с наслаждением вдохнула горьковатый и жаркий аромат натурального кофе и вынула из вязаной сумочки свой гостинец – большую коробку шоколадных конфет, достать которые в ее родном городе было настоящим подвигом. Обеденный час быстро пробежал в приятных разговорах и воспоминаниях.
Уходя, гостья задала приятельнице тот же вопрос, что и администратору гостиницы, и ответ ее на этот раз порадовал:
-Как же, святили воду на речке, совсем недалеко отсюда. Батюшка из самой Лавры приезжал. Перейди дорогу у светофора, и сворачивай по тропинке в лес. Пройдешь по ней минут десять, как покажется впереди тебя коттеджный поселок, сразу спускайся к речке, там и увидишь прорубь с ледяным крестом перед ней.
Узкая тропинка, покрутив путешественницу между усыпанными еловыми шишками сугробов посреди мрачноватого, густого леса, довольно скоро вывела ее на открытую местность.
И, словно в награду за пережитой страх жутковатого путешествия, чудная картина открылась перед ее глазами. По краю широкой ложбины свободно и прихотливо раскиданы были нарядные, словно с заграничной Рождественской открытки домики, двухэтажные, с высокими черепичными крышами, с заснеженными елочками и подстриженным кустарником в сверкающих сосульками снежных шапках.
Внизу среди волнистых сугробов сверкала заиндевевшим льдом небольшая речка. У берега ее коричневато-синей глубиной темнела большая прорубь, пробитая в виде креста. Еще один крест, из громадных и чистых льдин, сверкал на солнце у края Иордани.
Путница была уже у самой воды, когда от поселка по широкой расчищенной лестнице в мгновение ока скатилось огромное и странное животное и, тормознув широко расставленными лапами, остановилось у самой проруби.
Женщина в испуге отпрянула от чудовища, но тут же засмеялась над своим испугом, узнав обычного пса, одетого в искусно сшитый комбинезон и сапожки на всех четырех лапах. Впрочем, вид у ряженого был довольно зловещий – квадратные челюсти, брюзгливо обвисшие щеки старого графа и свинячьи глазки, маленькие и злобные.
Сверху, поигрывая поводком спускался его хозяин, приземистый мужчина, до смешного похожий на своего питомца.
А пес, отпущенный на свободу, бешено носился вокруг проруби, сунулся было в нее мордой, но, обжегшись ледяной водой, тут же отпрянул, а потом принялся обнюхивать заснеженные прибрежные кустики, примеряясь, какое из них приспособить для своих собачьих дел.
-Иди, иди, собачка, отсюда, нельзя здесь безобразничать. Ты же Божья тварь, должна понимать!
Пес удивленно уставился красными глазками на незнакомую тетку, а потом послушно попятился назад к лестнице.
Эдуард Михайлович аж весь затрясся, словно его засунули в электрическую розетку. Какая-то неизвестно откуда взявшаяся мормышка командует его элитным, лучшими инструкторами натасканным псом! И этот идиот уже готов ее послушаться! Да ее за это…И не помня себя, он дурным голосом заорал:
-Ах, ты, стерва, фас, Конрад, взять ее!
Пес, ощерив сабельки клыков, вскинулся было в сторону женщины, но, тут же остановился, словно парализованный ее совсем не грозным, а каким-то удивленным и даже сочувственным взглядом.
Потом она подняла глаза на беснующегося на тропинке хозяина и сказала:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
Тихие слова, эхом отразившись от заснеженных берегов, раздались так звучно и веско, будто сказаны были не малорослой невзрачной женщиной, а каким-то невидимым, но грозным и всесильным хозяином этих мест.
-Да ты кто такая, чтобы меня учить, знаешь, кто я, да меня здесь все начальство боится!
-Не знаю, — кротко ответила женщина, — я приезжая.
Собачник пытался еще орать, проклиная и незнакомку, и своего питомца, но то же эхо, словно насмехаясь, смешало его частые и злые слова в один невнятный грохот.
А оказавшийся куда более разумным, чем хозяин, пес уже торпедой несся вверх по тропинке к дому. Мужчине ничего не оставалось делать, как подобрать поводок и двинуться вслед за ним.
Женщина, казалось не слишком взволнованная происшествием, перекрестилась и, наклонившись к проруби, набрав воды в бутылку из-под молока, заткнула ее самодельной пробкой из полиэтиленового пакета (в те времена пластиковая посуда была еще не в ходу), да и тоже пошла восвояси…
Прошло время. В начале девяностых Эдуард Михайлович, одним из первых публично швырнув на стол свой партбилет, с головой нырнул в мутную водицу коммерции и весьма на этом поприще преуспел.
Среди партнеров по бизнесу слыл он «чистоплюем» и большим авторитетом не пользовался. И никому из компаньонов невдомек было, что стоило только бывшему председателю комитета партийного контроля, успешно крутившемуся на грани закона, задумать эту самую грань перейти, как снова слышался ему тот самый голос:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
И, поди ж ты, ни во что потустороннее мужик никогда не верил, а вот так и не решился ни разу с помощью «братков» конкурентов устранять или участвовать в откровенно криминальном бизнесе, вроде производства «паленой» водки.
Годы бежали, и большая часть ничего не боявшихся насмешников как-то исчезла с «поля чудес» его бизнеса. Кто разорился, кто подстрелен был в неудачных разборках, а кто подсел после удачных.
А Эдуард Михайлович тихо и настойчиво собирал в свои закрома, занимаясь скупкой недвижимости и строительством особняков в родном городе, выгодно расположенном недалеко от столицы в прекрасном природном уголке. К началу нового тысячелетия слыл он в округе одним из самых успешных и респектабельных бизнесменов и уже подумывал, не пора ли ему расти дальше и выставить свою кандидатуру в депутаты государственной Думы.
Приятно удивил горожан бывший коммунистический функционер, когда пожертвовал изрядную сумму на строительство в городе первой православной церкви, тем, что сразу после освящения храма крестился с именем Иоанн, и стал время от времени появляться на службах.
Довольный собой, считал Эдуард Михайлович, что помощь Божия в делах ему теперь обеспечена.
Как-то раз, поставив самую дорогую свечку перед образом преподобного Сергия Радонежского, про которого он слыхал, как про надежного помощника в делах государственных, попросил мысленно делец у святого благословения замутить избирательную компанию. Принял вид серьезный и благочестивый, остановил взгляд на раскрытой книжице в руке Преподобного.…
И вдруг услышал забытый, казалось уже, голосок:
-Не делайте этого, не губите свою душу!
Голос звучал и не в ушах, и не в голове, а словно с высоты купола и в то же время где-то очень глубоко внутри него самого.
Он с подозрением оглянулся на пожилую женщину, поправлявшую свечи у соседнего подсвечника, монахиню в черной пелерине, перебирающую четки сухонькими белыми руками, но они были безмолвны и не обращали на будущего депутата ни малейшего внимания.
-Да не померещилась ли тогда мне та серенькая мормышка на берегу проруби?- подумал Эдуард Михайлович с раздражением. Но бойцовское настроение было уже безнадежно испорчено.
Рецензии и комментарии 0