Песнь изгоев - Из плоти в металл

ЧАСТЬ 1
ВНУТРЕННИЙ МИР


«Мы пленники общей и тёмной судьбы
Меж вихрей вселенской метели,
А наши герои – всего лишь рабы
У мифа, идеи и цели».
©Губерман И.М.

Пролог
ОТГОЛОСОК ПРОШЛОГО

— Да, я знаю этого человека, — помедлив и задумчиво затянувшись ароматным дымом, протянул умудрённый годами танд* ((с хинди — холодный) — сравнительно молодой вид господствующих на планете существ).

Скрытые от палящего зноя фигуры, покачивающиеся в удобных креслах-качалках, расположились в прохладной тени старенькой глиняной веранды и попивали из коротких чашек горький напиток, сделанный из искусственно выращенных кореньев. День, состоящий из тридцати долгих, наполненных работой и повседневными делами часов уже подходил к концу и медленно, но верно уступал место непроглядному полушарию тёмной стороны. Округлые элхвы* (неизученные и исконные обитатели Красной пустоши), широко раскидывая ластоподобные крылья в стороны и шумно пропуская через всё своё громадное тело воздух, казалось бы, неспешно парили вслед за скрывающимися за горизонт светилами. Густые тени от редких небольших кустарников постепенно набирали силу, становились всё отчётливее и длиннее. Толщи ярко-красной рассыпчатой земли теряли свою насыщенность и, сменяя оттенки, остывали после бесконечно долгого знойного дня.

Если в такое время суток приглядеться, то можно увидеть легкую пелену белёсого дымка, спиралями поднимавшегося от поверхности вместе с потоками тёплого воздуха. Редкие машины с утомлёнными долгой поездкой и изнуряющей жарой водителями изредка появляются с восточной стороны. С тихим свистом пролетев по этому завораживающему пустынному пейзажу, все они неизменно растворяются в расплывчатой линии горизонта.

— Скажи, для чего собственно ты его ищешь? — оторвав взгляд от очередного мультироторного биля, и степенно прикладываясь к трубке, прямо спросил старик.

Расположившийся рядом с ним парень тут же оживился и, поправив очки, стал подробно расписывать цель своего прибытия. Хозяин фермы изредка посматривал на подбирающиеся к ним всё ближе и ближе тени и, не перебивая, внимательно слушал.

По словам худощавого танда выходило, что он – начинающий журналист и в данный момент проходит испытательный срок в некой известной новостной редакции.

— Вы наверняка слышали когда-нибудь про «Время наоборот»?! Представляете, у меня все шансы встать наравне с самим Торном Силом и Нелли Штолом! – со смесью смущения и гордости протараторил парнишка.

— Поздравляю, парень… – усмехнувшись, протянул старик. – Извиняй, впервые слышу.

Стараясь не подавать вида, что несколько расстроен, парень начал свой сбивчивый рассказ:

— Так вот, мне поручили найти материал, способный повысить их рейтинг просматриваемости на сотую долю процента, а это очень много. Ведь, знаете, в эту редакцию берут только самых лучших. На всё про всё мне дали всего несколько основных недель* (основное время – определённый срок, выражающийся в установленных Объединением промежутках времени). В общем-то, первая неделя прошла как один день. Я метался, как ошпаренный в попытках найти что-то действительно стоящее. Побывал и в криминальном отделе охранной секции, благо мой знакомый там работает. Да вот только всё без толку! Там-то какой-то парень-отшельник убил женщину, мол, за то, что та не давала ему спокойно выспаться, круглосуточно гремя какими-то железяками. Тут вот пропала пара человек, здесь раздавили какую-то чёртову домашнюю зверюгу… В общем, полный абсурд и бред. Ничего интересного не было и не предвиделось. В конце концов, я потерял всякую надежду и направился туда, где общепринято, так сказать, выпускать пар. В бар… – журналист смущённо снял очки и, достав из нагрудного кармана своего растянутого пальто платок, стал их протирать. – Ну… я заказал дешёвого дурмана и… вот…

— Смотрю, ты совсем ещё новичок в этом деле, — насмешливо проговорил старик. Побледневший журналист, нервно улыбнулся, мельком взглянул на крепкого седого танда и, чувствуя вновь поступившее смущение, отвёл взгляд в сторону.

— Вообще, да… Но это… не столь важно… Так вот… Я был в подобных заведениях всего несколько раз, поэтому расположился в самом дальнем углу. Не считая меня, за столиком сидел странного вида старик. Он то и привлёк моё внимание. Его кожа была настолько изборождена морщинами, он был настолько хрупок и худ, что складывалось впечатление, будто ему лет пятьдесят, не меньше, и в любой момент он может просто взять и развалиться. Но больше всего меня поразила его рука… точнее её отсутствие…

Тут фермер вскинул взгляд и, вцепившись до боли в подлокотники кресла-качалки, уставился на парня. Между тем, журналист не заметил перемен в поведении своего слушателя и продолжил рассказывать:

— Всё бы ничего, но в том месте, где она заканчивалась… примерно в локте… она… там кожа была почти чёрного цвета и казалась на вид такой скользкой и противной… как будто покрытой слизью или вроде того. Да, вот знаете, линеры* (Небольшие полосатые животные с двумя особо развитыми конечностями), те, что рассекают бесчисленными стаями Красную Пустошь, имеют тот же цвет панциря. Так вот… Видимо, я слишком долго смотрел на эту жуткую культяпку, потому что старик, не отводя взгляда от цилиндра с дурманом, вдруг сказал: «Занимательно, не правда ли? Это всё, что осталось от моего прошлого. В последнее время я всё чаще стал забывать, кто я. Только этот безобразный обрубок помогает мне ещё хоть как-то сознавать себя, хоть и постоянно болит». Тут он словно что-то вспомнил и, отведя в лицо сторону, застыл. Не дождавшись продолжения рассказа, я легонько толкнул старика. Он пришёл в себя не сразу. Лишь через минуту-две старец повернулся ко мне и впервые осмысленно уставился своим странным взглядом на меня. К слову сказать, его глаза поразили меня не меньше, чем остатки руки… они были белыми, как и у всех, но порой лучи света от дальних ламп, что располагались на барной стойке, отражались в них и окрашивали зрачки в прозрачно-голубой оттенок! В такие моменты радужка приобретала едва уловимый морской цвет с редкими вкраплениями более тёмных тонов. Никогда такого не видел… Не знал вообще, что бывает другая радужка кроме белой… Наверное, болезнь или мутация какая-ни…

Внезапно старик прервал парня и, возбужденно сопя, спросил:

– Скажи! Просто скажи! Он ещё жив? Он был жив, когда ты с ним виделся в последний раз?

Журналист удивлённо выпрямился в кресле и уставился на взволнованное лицо фермера. Через несколько мучительных секунд он ответил:

– Ну… я с ним общался всего раз, в том баре… Больше я его не видел… И да, он был жив, как иначе…

Вмиг обессиливший танд без сил рухнул в кресло и задумчиво уставился в пол.

Разрозненный ворох воспоминаний, подобно внезапному бушующему потоку, обрушился на бедного старика и восстановил в его воспалившемся сознании картины давно минувшего прошлого.

Столько воспоминаний, столько всего случилось… Как бы он сейчас жил, как бы сложилась его судьба, не встреться ему тот злополучный старик? Но как? Как он ещё… невозможно… Сколько выбравшему профессию фермера танду тогда было? Лет тринадцать-пятнадцать, не больше. То есть, если подсчитать, последний раз он видел старика ровно десять лет назад.

Не веря в происходящее, старик молча смотрел помутившимся взглядом куда-то в пустоту, сквозь глиняный пол, сквозь толстый земляной покров и слои железа, кои разделяли тяжёлый воздух Пустоши и ледяные воды океана, расстилавшегося вокруг.

Наконец, его рассуждения прервал парень, не первый раз пытавшийся привлечь к себе внимание негромкими покашливаниями. Покрывшийся холодным потом танд поднял рассеянный взгляд, посмотрел в его узкое болезненное лицо.

— Что вас так поразило? С вами всё в порядке? — встревоженно спросил журналист.

-Кхм… да, вполне. Это… это не так уж и важно теперь… Говори дальше… Только покороче, у меня много дел, – взяв себя в руки, хмуро закончил фермер.

— Да, хорошо… — паренёк недоверчиво окинул старика быстрым взором, но всё же продолжил. — Ну, в общем, любопытство во мне взяло вверх, поэтому я стал расспрашивать бродягу о его странной руке. В конце концов, кто знает, вдруг существовала болезнь, о которой было неизвестно прежде. Старик же лишь молча взирал на меня и продолжал опрокидывать в себя чашку за чашкой. В конце концов, он, не обращая на мои вопросы ни малейшего внимания, просто встал и, прихрамывая, направился к выходу. Я не мог просто отпустить так внезапно подвернувшийся шанс на сенсационный сюжет, поэтому поспешил за ним. Я догнал старика, окликнул его и вновь попытался разговорить. Тот продолжал молчать и вновь пытался просто уйти, но я был настойчив. И вот в какой-то момент бродяга вдруг изменился в лице… Словно… Словно это стал и не он вовсе…

Журналист часто заморгал и нахмурился, припоминая жутковатые подробности недавней встречи:

— Старик вдруг схватил меня за руку и наклонился к самому уху, а затем быстро прошептал: «Не делай этого… Я сдерживаю его, как могу… Он спит, но надолго ли… Я знаю его мысли, чувствую его злобу… Я давно мёртв, но я не позволю вырваться ему наружу… Ты напоминаешь ему Ка… Глазами… Да, глазами… А теперь не разговаривай со мной! Да! Уходи прочь и больше не появляйся! Беги! Беги как можно дальше отсюда!» Жуткие и безумные слова… То были последние слова бродяги. Затем он просто скрылся за ближайшим углом, а я так и остался стоять в пустом переулке. Больше я его не видел. Не знаю почему, но вся эта история, произошедшая со мной, чем-то зацепила меня. Какой-то сбрендивший старик, наверняка страдающий от недостатка внимания, почувствовал, что я у него на крючке и ушёл. Сидит сейчас в этом самом баре и посмеивается над «тем незадачливым дурачком». Наговорил мне всякого, чтобы я кинулся искать какого-то там Ка… Что вообще за имя такое?

Вдруг журналист опомнился, оцепенел и почти в ужасе взглянул на фермера. Тот не обратил на его слова никакого внимания, лишь перекатил дымящуюся трубку из одного уголка рта в другой, а затем пристально на него взглянул. Парень вновь нервно улыбнулся и, сбивчиво извинившись, продолжил:

– Э-э… В общем… На чём я остановился? Ах да, я навёл справки, узнал, существует ли некий Ка на станции. Долгое время я бесцельно просматривал местные архивы, но потом всё же нашёл упоминание о Ка Роб Ке… Старая электронная запись отдела управления, датируемая сто тридцать пятым годом от Времени Просветления* (время создания Объединения), гласила, что существовал некий Ка Роб Ка, который родился одновременно с какой-то девушкой, дело которой было прикреплено к его файлу… что странно, её имя даже не было указано. Если судить по заметкам, как только их записи появились в общем хранилище, то они тут же перебрались в отдалённый участок Красной Пустоши, на небольшую старую ферму в Пустых Полях, ранее принадлежащую некоему отставному капитану Объединения Ини Трако. В общем-то, терять было нечего. Недолго думая, я собрал всё необходимое, сел на ближайший рейс, и вот я здесь! Вот и всё. Вы — моя последняя надежда. Понятия не имею, что произошло с тем странным стариком и вами, но надеюсь, что вы мне об этом поведаете. Вы же Ка, верно? Я ведь не ошибся? Если статья будет добротной и читатели ей заинтересуются, мы оба будем в выигрыше…

Паренёк вновь неуверенно улыбнулся и поправил съехавшие очки:

— Знаете, сейчас выплачивается неплоха…

— Стоп! — перебил сбивчивую речь журналиста сгорбившийся в кресле старик. — Я понял. Мне не нужны твои деньги. Если тебе так нужна моя история… то забирай. Я буду только рад избавиться от этих записей. Это всего лишь история, не более того. Только знай, что тебе вряд ли кто поверит! Те события, что произошли с тем стариком, Полом… и со мной… в них трудно поверить… я и сам порой перестаю верить в случившееся…

Произнеся последнее слово, фермер вновь предался воспоминаниям прошлого и уставился на пыльную рубиновую дорогу.

Парень со смешанным выражением любопытства и недоверия на лице поглядывал на мускулистую, несмотря на возраст, фигуру танда, но ничего не говорил. Через некоторое время старик не спеша поднялся и вошёл в свою лачугу. Он пересёк светлую гостиную и вошёл на кухню…

— «Где же я её спрятал… — сопровождая тяжелые мысли приглушенной руганью, подумал старик. — Проклятье… память давно уже стала подводить меня, заставляет забывать самые простые вещи. Ну а уж тайник, который я сделал пять лет назад, тем более».

— Ка, это ты? – послышался со второго этажа звонкий женский голос.

— Да, милая, сейчас спроважу нашего гостя и поднимусь к тебе! – крикнул танд в ответ.

Кряхтя, он присел на корточки и неспешно, шаг за шагом, стал ощупывать пол, изредка постукивать по нему костяшками пальцев. Наконец, нащупав сквозь плотно подогнанные глиняные брусья наземного покрытия щель, фермер подцепил один из брусков пальцами и стал вытаскивать их одну за другой, пока не образовалось небольшое прямоугольное отверстие. В самом его центре тускло заблестел металлом старенький джейпад. Вытащив покрытое пылью устройство на свет, он с трудом встал и вытер его подолом своей серой накидки. При взгляде на исцарапанную поверхность прибора старика пробрала быстрая, но такая сильная дрожь, что он даже невольно покачнулся. Воспоминания прошлого очередным потоком хлынули в его неустойчивый разум и, преодолевая старческую забывчивость, заполонили собой его внутренний взор…

Вот они снова с Си Ди в тёмном извилистом лабиринте туннелей и, находясь по щиколотку в воде, неспешно бредут навстречу неизвестности…

Теперь он вновь чувствует, как по спине прокатывает волна мурашек при виде огромной уродливой морды Матери…

А вот танд, ни живой, ни мёртвый приходит в себя в стареньком залатанном транспортнике, управляемым стариком Ини.

Все эти воспоминания, подобно теряющимся в ночи лучам света, пронеслись перед внутренним взором старика за доли секунды. И всё же, взяв себя в руки и крепче сжав джейпад, он вернулся к выходу.

— Вот, возьми. Здесь всё… – без лишних слов произнёс престарелый танд, протягивая устройство парнишке.

Журналист машинально взял тускло отражавший окружающее пространство джейпад. Некоторое время парочка ещё стояла на остывающем крыльце, прислушивалась к приглушённому шипению высвобождающихся из-под земли облачков дыма и тяжёлому дыханию парящих над головой элхвов.

Наконец допив горьковатый напиток, парнишка пробормотал слова благодарности и, вновь упомянув что-то насчёт денежной доли фермера, попрощался, да двинулся прочь, в сторону остановки. Оставшийся стоять старик облокотился о глиняные перила веранды и, не отрываясь, смотрел ему вслед.

— Парень! – журналист обернулся. – Как тебя хоть зовут-то?

— Сид! – отозвался паренёк и, смущённо улыбнувшись, скрылся в распростёршейся по округе тьме…

Глава 1
НАЧАЛО НАЧАЛ

Наше всезнающее всепроникающее сознание, чувствуя необходимость в поддержании хода грядущих событий, таких незаметных на фоне всего сущего, но предельно важных для осуществления Нулевой последовательности и нас самих, собравшись впервые за миллионы лет в единую точку и соединившись, таким образом, в единую осознанную сущность, устремляется в заранее намеченную временем сторону.

В бескрайних просторах вселенной, на самых её задворках, среди бесчисленных скоплений звёзд, опоясанных планетами, среди огромных армад астероидов, что безмолвно плывут сквозь пространство по одному им ведомому маршруту, слабо поблескивает одинокая голубоватая звезда. Если перенестись к ней на несколько световых лет ближе, то взору открывается её на вид холодная, мерцающая всей палитрой синего поверхность. Существа, живущие на одной из двух планет, что размеренно огибают ослепительную звезду, дали ей название — Флаишь* (вспышка (хинди)).

Да, планеты всего две, и то, одну из них планетой можно назвать с большой натяжкой. Размер изрытой бесчисленными кратерами Лааш* (мертвая (хинди)) настолько мал, что рядом со своей единственной соседкой, Мот* (погибающая (хинди)), кажется едва ли не песчинкой. Именно на эту громадную, сплошь покрытую водой планету, мы, постепенно замедляясь, и перенесёмся. Благодаря огромному числу спутников и расположению к Флаишь, здесь долгими десятилетиями царствует хаос. Огромные массы воды спиралями взмывают вверх, наполняют собой пустые колонны бесчисленных смерчей, кои с воем и дикой яростью проносятся по беспокойной поверхности. Иссиня-чёрные, клубящиеся тучи раз за разом прорезают разряды молний, преследуемые оглушительным раскатистым громом. Волны, за долгие годы странствий набравшие силу и мощь, несутся с огромной скоростью, а порой и обрушиваются друг на друга в неистовой и быстрой схватке.

Жизнь здесь невозможна… Только погрузившись на несколько километров вниз, туда, куда не проникает ни единый лучик света, мы, наконец, заметим признаки чего-то живого, а именно небольших блёклых рыбок, снующих редкими стайками. Погружаясь глубже, можно заметить, что живность становится всё крупнее и разнообразнее.

Вот, вспыхнув при приближении оранжевым светом и забавно перебирая боковыми плавниками, поспешно растворяется во мраке большая, бочкообразная нерпа. Всё чаще встречаются небольшие плавучие островки водорослей, в длинных листьях которых скрываются невидимые глазу твари. Маленькие любопытные мурки огромными стаями кружат среди безмолвных колонн розоватых медуз, так и норовят ущипнуть беззубыми ртами за зеленоватый хвост какой-то древней поросшей мхом рыбины.

Внезапно среди всего этого животного многообразия проносится, ослепив нас мощными фонарями и оставив за собой след из пузырей, небольшой отблескивающий металлом корабль. Это один из множества транспортников, тех, что выполняя задания Объединения, шныряют в поисках различных полезных ресурсов. Заинтересовавшись, мы последуем за ним.

Пройдя долгий однообразный путь, машина останавливается и, активировав дополнительные прожекторы по бокам, выхватывает из окружающего мрака часть бескрайней, покрытой кое-где мхом, а где-то и ржавчиной стены. Зависнув перед ней на долгие минуты, транспортник терпеливо ждёт. Наконец, плоскости с громким скрипом медленно расходятся в стороны и образуют большой, освещенный по кромке круглый проём. Недолго думая, машина исчезает внутри. Створки, приглушённо звякнув, вновь накрепко сходятся вместе.

Эта стена — часть гигантской станции Реша, не первый век дрейфующей в толще бездонного океана. Её население насчитывает более ста миллионов жителей. Вообще таких станций великое множество. Бывают они по размеру и большие и совсем крохотные. Некоторые даже могут позволить иметь себе искусственную звезду, благодаря чему на таких станциях воссоздаются части из Старого мира. Чего только стоит одна Красная Пустошь; стокилометровую местность с отдельными, располагающимися тут да там домиками и даже городами смогла вместить в себя всего одна гигантская Пахала* (Древняя (хинди))…

Однако же, пустошь та сейчас не так важна… Вернёмся к нашей, ничем особо не примечательной, станции. Выйдя из прохладного, переполненного тандами дока, мы обнаруживаем себя в мрачноватых запутанных улочках города. Безостановочно, сливаясь в одну мерцающую красную полосу, снуют по дорожным монорельсам разнопёрые били. Редкие прохожие с хмурыми лицами торопятся после долгого рабочего дня домой. Ремонтники с заводов, конвейерные рабочие и прочие трудяги заканчивают очередной трудный день, направляются в близлежащие бары и места переправки.

Проносясь лёгким ветерком по нескольким улицам, окажемся в ничем не примечательном жилом комплексе. В таких обычно селятся те, кто не способен приобрести что-то более приглядное.

С легкостью перескакивая через десятки лет и ворвавшись сквозь приоткрытую дверь, мы ловко уворачиваемся от пары уборщиц и престарелого жильца, шарящего рукой по многочисленным карманам пальто в поисках карточки от двери, и предстаём перед обычной, покрытой многочисленными царапинами дверью, на которой, тускло полыхая фиолетовым светом, горит небольшой значок в форме цифры семь.

Танд уже близко. Всё идёт, как должно.

Теперь можно вернуться в принадлежащую этому миру оболочку, что веками пребывала на самом дне бездны в абсолютной недвижимости и крепком беспробудном сне.

Проникая сквозь металл, толщи воды и время, беззвучно устремимся вниз, в чёрную, как сама наша сущность, тьму.

Глава 2
СЕМЬ

Времени в обрез. Каждая минута на счёту. Быстрее, быстрее… Остаётся всего день до публикации. Если не успеть отредактировать материал и не склеить из него что-то дельное, намечающаяся карьера… да что там — вся жизнь полетит по наклонной!

С такими мыслями Сид, громко стуча каблуками по стальному полу и с пробуксовкой поворачивая на поворотах, бежал по коридорам комплекса. Успевая по привычке читать мелькающие по пути номера квартир (Один… Три… Пять…), он выхватил на ходу карточку и, едва не сбив полноватую уборщицу, вставил её в специальный проём. Через несколько секунд пропуск с тихим щелчком вылез обратно. Дверь чуть скрипнула и под проклятия пожилой женщины ушла в сторону, тем самым позволив вырвать появившемуся лучу света небольшой кусочек комнаты.

Парень вошёл внутрь и щелкнул истёртым тумблером. Вспыхнул свет. Сид поспешно стряхнул со стола разнообразный мусор, пододвинул поближе круглый стул со спинкой, затем порылся в наплечной сумке и, наконец, вытащил на свет блеснувший белым джейпад. Журналист сразу же, при первом взгляде на старинное устройство, отметил, что оно было странной толщины и длины. Таких наверняка сейчас уже больше не найти.

Парень погладил тусклый корпус и чуть улыбнулся. Он окинул взглядом пустоватую комнату и не сразу нашел искомую вещь. Едва не рухнув со стула, журнались наклонился в сторону и дотянулся до прибора.

Единственная действительно дорогая вещь, которая у него есть. Персональный манипулятор.

Разложив ножки и избавив небольшой экран от защитного чехла, он поставил устройство на стол.

-Джей-Ди, проснись!

Машина мягко вспыхнула белыми огоньками и, пробежав строчками кода по экрану, ответила своим высоким размеренным голосом:

— Здравствуйте, пользователь! Чем могу вам служить?

Сид активировал джейпад и усмехнулся:

— Нам предстоит с тобой много работы, Ди. Скажи, сколько ты ещё сможешь работать в автономном режиме? Кажется, я менял твои батареи не так давно.

— Тридцать шесть часов сорок семь минут двенадцать секунд до момента отключения, – проанализировав своё текущее состояние, выдала машина.

— Ну, хорошо… Включай передние сенсоры и обрабатывай поступающую информацию! Будь готов при необходимости исправлять предложения и слова! Неизвестно ещё, как там этот старый чудак Ка вёл запись… Судя по той информации, что я на него нарыл, он из Изгоев* (самые разнообразные по образу жизни, внешнему виду и месту обитанию танды, не включенные в общий реестр Объединения)… Ты ведь сама прекрасно знаешь, как они живут, — Сид покачал головой. — Ни жизни нормальной, ни работы… Дикари.

Словно соглашаясь со словами журналиста, машина издала характерный короткий сигнал.

— Удивительно, как этот Ка вообще получил удостоверение Объединения, — хмурясь и беспрерывно копаясь в планшете, протянул он.

Наконец разобравшись с незнакомым интерфейсом, Сид открыл нужный файл и, удивленно приподняв брови, ознакомился с его содержимым. Вопреки ожиданиям, в нём оказалось не менее шестидесяти тысяч речевых единиц. Быстро пролистав слайды, он убедился, что весь объём данных принадлежит поместившему их в джейпад фермеру. Медленно оторвавшись от экрана, Сид сказал:

— Ди, открой разъём для носителя! Надеюсь, подойдёт.

Машина без промедления выполнил приказ.

Сид вложил джейпад в разъём, после чего тот бесшумно защелкнулся.

— Обработай файлы и скажи, что это за странные коэффициенты тональности в речи.

Машина загудела и через пару секунд выдала ответ:

— Дело в том, что в речи танда присутствуют фрагменты неофициального языка, которым сотню лет назад владели ранние представители Объединения. В последний раз данное наречие обнаружило себя на станции Реша, когда пара охранников схватила вышедшего из осознанного состояния танда, принадлежащего к высшей касте. Тот, в ответ на меры, предпринятые охранниками, проявил изрядную агрессивность и начал выкрикивать фразы оскорбительного характера на данном языке. Существуют неподтверждённые данные, что на нём говорят некоторые Изгои. Исходя из этих данных, можно сделать вывод, что некоторые из них некогда входили в состав коалиции.

Задумчиво потирая грязным платком очки, Сид откинулся в скрипящем кресле.

— Можешь убрать наречие и преобразовать сказанное в кевал* ((с хинди – единственный) официальный язык Объединения)?

— Да, пользователь.

— Хорошо, начинай!

Машина зажужжала, готовясь к долгому рассказу, и воспроизвела запись:

— Да как это работает? Я всё правильно сделал? Он записывает?

— Постой, постой! — Сид поспешно встал, подбежал к куче вещей, раскиданных по кровати, с минуту порылся в ней и вытащил на свет початый пластиковый короб с дешевым пищпайком. Расслабленно улыбнувшись и захватив по пути плед, журналист вновь откинулся на полукруглую спинку кресла.

— Вот… Так-то лучше. Чувствую, остаток дня будет длинным. Продолжай, Ди!

— Хорошо, — манипулятор вновь зажужжал. — Да как это работает? Я всё правильно сделал? Он записывает? Что ж… Кхм… Для чего, спустя столько лет, я решил взять и перенести часть моих воспоминаний в этот кусок железа? Понятия не имею…

Глава 3
ВРЕМЯ ОБРЕЧЁННОГО

Да как это работает? Я всё правильно сделал?.. Он записывает?..

Ага… Наконец-то…

Что ж…

Кхм…

Для чего, спустя столько лет, я решил взять и перенести часть моих воспоминаний в этот кусок железа? Понятия не имею. Возможно, дело в памяти. Я уже давно не молод, и мой жизненный цикл стремительно подходит к концу. А память – это то немногое, что осталось у меня от былых времён. Хоть и есть вещи, которые для меня намного важнее, я всё же осознал спустя столько лет, что не хочу забывать о своей прошлой жизни. Некоторые события, кои я застал, сыграли в моей судьбе решающую роль. Каким бы я был, если бы они прошли мимо меня стороной? Да и вообще, был бы я ещё жив?

Именно поэтому я и должен до последнего беречь эти оставшиеся истлевающие обрывки. Именно поэтому они важны… По крайней мере, для меня.

Пока эти воспоминания ещё свежи в моей угасающей памяти, я хочу сохранить их с максимальной достоверностью и во всех возможных подробностях.

С чего же начать?

Пожалуй, начну сначала.

Никому не дано выбирать, кем и где родится. Точка отсчета моего жизненного цикла разительно отличалась от общепринятого. Не было процедуры вживления возрастного чипа, не было и последующего распределения на дальнейшую специализацию.

Из всех 1842-х известных функционирующих станций, среди которых 489 входит в состав Объединения, меня угораздило родиться на 1843-ей — Укууме — полузаброшенном осколке некогда огромного комплекса. Комплекс этот настолько древний, что танды, населявшие его и обитающие здесь не первый десяток поколений, не имели ни малейшего представления, какая участь постигла прежних обитателей, и что в целом случилось со станцией. Да им было, в общем-то, это не столь и важно. Тем «счастливчикам», что рождались здесь, приходилось бороться за выживание всю свою осознанную жизнь.

Местные танды делились на два типа: тех, кто родился в племени и остальных. У первых появлялись шансы протянуть подольше. Участь же других, как правило, была изначально предрешена.

Вы не ослышались — существовали племена. Изолированность от остального мира не прошла бесследно. Почти полное отсутствие света, чистой воды и еды вернуло моих сородичей едва ли не в начало времён. Чтобы хоть как-то выжить, некоторые объединились в небольшие группы.

Наличие лидера, а именно вождя, в таких случаях было явлением крайне редким. Обычно вся сплоченность сводилась лишь к тому, что группа старалась держаться вместе и совместно, по мере сил, распределять обязанности между членами общины.

Например, мужчина весь Водослив охраняет место стоянки, а с наступлением следующего цикла обязан охотиться и приносить для всей группы провизию. Женщины же обычно были задействованы в готовке пищи, починке вещей и укреплении лагеря.

В какой-то степени мне повезло, и я родился как раз в таком племени. Отец, о котором было мало что известно, ещё до моего рождения пропал в бесчисленных тёмных лабиринтах комплекса в очередной из свои многочисленных вылазок. Мать, которая всегда неустанно заботилась обо мне, умерла спустя два года после исчезновения отца от внезапного ночного нападения миног. Эти твари в изобилии населяли те места, где мы обитали и, по сути, являлись нашим основным источником пропитания и основными же врагами.

Зовут меня Ка Роб Ка. Запутанные имена, передающиеся детям от двоих своих родителей, складывались в причудливые сложные комбинации, что порой было весьма сложно произнести. Чего только стоила девочка, что жила со мной по соседству, которую нарекли Кнардум Оле Менкланкхи…

А потому членов племени, для простоты обращения, обычно звали по первым словам в их имени. Оставшиеся же два слова принадлежали матери и отцу соответственно.

В свои два года я уже достаточно окреп и подрос для того, чтобы начать выполнять мелкие поручения взрослых собратьев. Долгое время весь мой досуг сводился к тому, что я помогал, чем мог, членам общины и получал в конце каждого Водосбора заслуженный запас вонючего, но всё же съедобного мяса миног в комплекте с небольшой порцией воды.

Обитатели многочисленных цивилизованных станций и комплексов, что живут теперь, бездумно используя все блага своей обычной размеренной жизни, вряд ли знают, что представляют собой Водослив и Водосбор.

Весь Укуум пронизывал сеть труб, пропускающих через себя потоки пригодной для питья воды, и некоторые из них продолжают худо-бедно, но функционировать. Племена всегда селились рядом с ними. Если в трубе не обнаруживается пробоина либо вентиль с краном, то с помощью подручных средств люди сами проделывают дыру. Моему же племени не пришлось делать отверстие. Труба сама резко обрывалась под самым потолком. Мутная ржавая вода какое-то время то слабой струйкой, то мощным потоком ниспадала сверху и с громким плеском скапливалась в большом медном чане, который подставили под трубу уже долгие годы ранее.

Спустя некоторое время поток резко обрывался, и на довольно продолжительный период наступала тишина. Тогда женщины, выждав пока осядет ржавчина, процеживали через несколько слоёв плотной холщовой ткани драгоценную жидкость в специально предназначенные для этого ёмкости, которые были составлены из твердого хитинового панциря миног.

Далее тянулся довольно долгий период, за который чан обычно успевал полностью опустеть. И тогда, наконец, слышалось долгожданное отдаленное громыхание труб, и из безобразного обрезка вновь вырывался поток живительной влаги.

Данный цикл с точностью до минуты повторялся вновь и вновь в течении долгих лет. Танды привыкли брать за основу время, которое проходило между моментами подачи воды, и распределять свой досуг благодаря ему. Я же, для простоты изложения, буду по возможности употреблять привычную цивилизованным тандам система отсчёта.

Год сменялся новым годом, а я становился всё сильнее и крепче, научился мастерски владеть копьём и охотятся. Меня высоко ценили в племени, и я чувствовал за него ответственность. Помню, мне даже в некоторой степени нравилось ощущение долга и осознание того, что я приношу пользу.

Что ж, наверняка бы моя жизнь ничем не отличалась от жизни других обитателей этих мест, если бы не случилось одно событие.

Та самая труба, что исправно поставляла нашему племени воду, однажды выдала небольшую порцию мутной грязной жижи, внезапно оборвала поток раньше положенного времени и затихла. Пара престарелых женщин с ёмкостями, кои прежде терпеливо ожидали Водосбора и напевали однообразную монотонную мелодию, испуганно подскочили с жёстких шкур и с громкими криками побежали в центр селения.

Племя в мгновение ока всполошилось. Отодвинув в сторону изогнутый железный лист, прикрывающий вход в моё небольшое жилище, я выглянул наружу. Я потянулся, со вздохом закинул на плечо короткое копье и натянул на ноги старые залатанные сапоги.

Направившись к собравшейся толпе торопливым шагом, я поправил на поясе чехол с небольшим самодельным арбалетом. Едва завидев меня растерянные жители уступали дорогу.

— Иви, Оли! — окликнул я напуганных женщин. — Что здесь происходит?

— Вода! Вода в трубах исчезла! Она больше не идёт! Мы все погибли! Что нам теперь делать? — запричитала Оли и в отчаянии оглянулась на собравшихся.

В ответ на её заявление толпа всколыхнулась и возбужденно зажужжала десятками голосов, как встревоженный улей притопков* (крохотные, покрытые жестким чёрным волосяным покровом существа, обитающие в наиболее уединённых частях Укуума). Несколько тандов, а за ними и вся толпа, миновала освещенные импровизированными факелами коридоры и в гробовой тишине двинулась в сторону источника. Оказавшись на месте и воочию увидев подтверждение шокирующему заявлению, танды с ужасом в широко открытых глазах переглянулись и вновь загалдели.

Так, за бессмысленными причитаниями и предположениями, прошло не менее пяти минут. Всё это время я опирался о заржавленную опору потрескавшегося от времени и сырости потолка и задумчиво переводил взгляд то на край трубы, то на собравшихся вокруг тандов.

Предположений о том, что же могло послужить причиной внезапного происшествия, было много. Глухие полуслепые грызуны, кои бесчисленными стаями следуют друг за другом по заброшенным коридорам древнего комплекса, могли почувствовать, проходя мимо, вибрации льющейся по трубам воды, и наброситься на них, вгрызаясь в стальную поверхность крепкими резцами. Этих тварей всегда отличала исключительно бездумная ярость и злоба, поэтому подобное вполне могло произойти.

Было объяснение и проще: древние, покрытые мхом трубы с наросшей за долгие циклы изнутри ржавчиной, наконец, сдали свои позиции, и их в каком-то наиболее истончившемся от влаги и хода времени месте просто пробило под давлением воды.

Вообще, всё это было тогда не так уж и важно… в любом случае, без пресной воды племя не протянуло бы и недели.

Я переглянулся с Каем — стариком, доживающим последнее десятилетие и высоко почитаемым в селении. Благодаря своим полезным и своевременным советам, коими он делился в моменты особой нужды, Кай считался среди подобных ему стариков мудрецом. Именно поэтому танды, если у них появлялись какие-либо проблемы, тут же шли к нему. Если и мог кто-то считаться в племени близким к статусу вождя, так это он.

Видимо взяв себя в руки и собравшись с мыслями, Кай медленно встал в центре округлого зала и глухо воскликнул:

— Тихо! Ти-ихо!

Толпа, слишком возбужденная, чтобы расслышать хрипловатый голос старика, продолжала шуметь.

Тут к Каю приблизился мускулистый воин — Клин. Он не менее старика высоко ценился в племени и пользовался большим уважением благодаря уму и сообразительности, да исключительной силы и ловкости, что так же были ему присущи. Не было среди нас воинов равных ему.

Клин слоил руки рупором и громогласно выкрикнул:

— Тихо!

Племя резко замолкло, расступилось и оглянулось на него.

Тогда Кай, благодарно взглянув на могучего воина, в свою очередь как можно громче воскликнул:

— Сейчас не время поддаваться панике! Все вы прекрасно знаете, что без воды мы долго не продержимся. Есть только один выход… Кто-то должен найти путь наверх, туда, где проходит трубопровод, а затем разузнать, что случилось, и вернуться обратно.

Пока старик говорил, танды внимательно прислушивались к его словам, но под наконец вновь возбуждённо загалдели.

— Тише! Послушайте! – обратился к соплеменникам Кай. – Я понимаю, это очень опасное поручение. Никто не знает, что на верхнем уровне… или кто… Около наших жилищ живут и постоянно на нас нападают, пытается сожрать и убить множество премерзких тварей. Что сулит вылазка наверх?! Я не знаю… Но выхода нет… Я предлагаю выбрать лучших из нас и вытянуть им жребий. Кто согласен, поднимите руку вверх.

Настороженные и испуганные взгляды женщин устремились друг на друга, а затем на своих мужчин. Некоторые, представив себе возможное будущее, тихо заплакали. Большинство же воинов лишь мрачно смотрело на Кая. Никто не спешил поднимать руки.

Кай терпеливо ожидал ответной реакции и потирал морщинистый лоб, а затем произнёс:

— Ну же… Вы знаете, что это единственный разумный выход. Если попытаться начать искать другой источник, вряд ли кто-то выживет. Сборы на дорогу займут не менее цикла. За это время мы уже можем потерять много душ. Миноги в последнее время сильно расплодились. Малейшая оплошность с нашей стороны не пройдёт бесследно. Они нападут. Нападут, стоит нам ослабить бдительность. Вот и думайте теперь… — потеряв терпение, с заметной долей раздражения закончил старик.

Спустя несколько секунд неуверенно поднялась первая рука, затем вторая, ещё две, уже четыре… Вот уже все воины готовы идти навстречу неминуемой гибели.

— Хорошо… — поразмыслив с минуту, Кай вытянул руку и, поочерёдно указывая на выбранных мужчин, продолжил. — Клин, Дрид, Нипун, Ка и ты, Упаваас, подойдите…

Одна из женщин горестно запричитала и, ни в какую не желая отпускать Нипуна, своего возлюбленного, навстречу возможной судьбе, схватила его за руку, на что хмурый воин на мгновение остановился. Он коротко поцеловал бедную женщину в губы, а затем уверенно развернулся и зашагал прочь, в сторону уже собравшихся в круг охотников. Женщина проводила его полным печали взглядом и застыла на месте, оцепенела от переизбытка нахлынувших на неё чувств.

Всё это время я с долей любопытства наблюдал за происходящим, но, подобно Нипуну, оставил своё излюбленное место и подошёл к старику.

— Все вы лучшие воины нашего племени… — медленно проговорил Кай. — Только благодаря вам мы ещё продолжаем жить. Каждый из вас на счету. Поэтому я хочу, чтобы пошёл кто-то один… Остальные останутся охранять поселение.

Мы переглянулись. Идти одному вглубь комплекса было чистой воды безумием, но, с другой стороны, каждый понимал, что в словах старика есть доля правды. Наше племя насчитывало более сотни тандов, из которой только воинов десять были достаточно хорошо вооружены, сильны и опытны, чтобы дать достойный отпор населяющим многочисленные коридоры, залы и туннели тварям.

Кай присел и, внимательно осматривая каждый камушек, набрал с пола небольшую горсть. Кряхтя и с трудом разгибаясь, староста выставил перед собой ладонь и открыл нашему взору пять почти одинаково ровных серых куска древних кораллов. Только один из них был чуть темнее остальных. Подогнув подол рваной холщовой накидки так, чтобы получилось что-то вроде мешочка, и небрежно кинув туда все камешки, старик выпрямился. Задерживая на каждом из нас свой напряженный взгляд, он произнёс:

— Теперь подойдите ближе и сделайте выбор!

Первым камушек вытянул Дрид и, разжав кулак, облегченно выдохнул.

Серый.

Следующим был длинноволосый худощавый Упаваас…

То же самое.

С каждым вытянутым серым камушком сердце колотилось всё сильнее. Я уже знал, кому выпадет чёрный… Руки от напряжения и всё более нарастающего страха начинали дрожать. Чувство долга и ответственности за жителей притупилось и уступило место отчаянию. Я не хотел идти навстречу неизвестности… не хотел умирать.

Судьбоносная игра продолжалась до тех пор, пока не остались лишь я и Клин. Рослый воин, в отличие от меня, не подавал никаких признаков беспокойства, словно его вовсе не волновало, сгинет он в старых неизведанных катакомбах, либо останется здесь защищать жителей от окружающих их опасностей.

Клин уверенно запустил руку в подол и, нисколько не сомневаясь, разжал кулак…

Тёмный.

По хмурому лицу пробежала едва заметная тень, но не более того. Подняв спокойный взгляд на Кая, воин просто сказал:

— Я готов.

Старик одобрительно улыбнулся и легонько похлопал по его плечу:

— Клин, ты наша единственная надежда! Воды осталось совсем мало, поэтому ты должен поспешить! Идём со мной, мы должны навестить старика Глинта… Он одиночка и практически не принадлежит к нашему племени, а в молодости любил путешествовать, поэтому может знать пути, по которым…

Слова постепенно затерялись среди всё более разрастающейся какофонии посторонних голосов. Больше я не слышал, что говорил старик говорил воину, и потому поспешил покинуть зал. Остальные танды продолжали стоять рядом с Клином и Каем и возбужденно переговариваться между собой.

Дрожь пробирала с самых пят до макушки. Звук моих шагов гулко разлетался по сырым просторам заброшенных коридоров. До сих пор мне не верилось, что я избежал страшной участи… Верхний уровень откровенно пугал своей неизвестностью и ужасами, что только и ждали в многочисленных тенях попавшего в их поле зрения путника. Какие опасности могут поджидать там простого незадачливого охотника? Воображение тут же красочно и во всех подробностях предоставило внутреннему взору образы ужасающих монстров, что скрывались во мраке, покрытых липкой, черной слизью, с внушительным набором когтей и шипов…

Мне вдруг стало стыдно за своё неожиданное проявление слабости. Проверка труб была важной миссией, не требующих отлагательств, и какая разница, погибнешь ты или нет. Единственное, что должно иметь значение — выживание племени. Одна жизнь — ничто по сравнению с сотней других. Как вообще можно было поддаться слабости?

Я с горечью подумал о том, что я просто трус…

Сопровождаемый удрученными мыслями, я отправился к западному входу и, на всякий случай зарядив арбалет, занял привычную позицию.

Лучший из воинов… как же…

Предстояли тяжёлые, долгие циклы ожидания вестей от Клина. Я вздохнул и едва слышно выругался…

Глава 4
СВЕТ В КОНЦЕ ТОННЕЛЯ

Хоть я, инстинктивно следуя негласным правилам самосохранения, что были присущи любому мало-мальски умелому воину, и был готов к нападению, миноги появились внезапно.

Оно и не удивительно. Зверюги всегда отличались удивительной сообразительностью и изобретательностью.

Пара особей каким-то образом смогла найти лазейку в самый центр селения. Может они разгребли намеренно заваленные нами ходы вентиляции, а возможно нашли и новые.

Стараясь быть последовательным, постараюсь описать внешность и повадки вышеупомянутых существ несколько подробнее. Так же, беря за основу сложившееся в то нелёгкое время мировоззрение, я буду описывать произошедшее так, как оно представлялось мне тогда.

Обычные танды, граждане Объединения, хорошо, если за всю жизнь повидавшие парочку-другую пискунов, такую чудовищную комбинацию из защитных пластин, крепких упругих мышц и длинных иглоподобных зубов попросту не смогли бы и вообразить. Мерзкие твари представляли собой небольших червеобразных, имеющих в своём небольшом, но действенном арсенале клейкую ядовитую слизь, с помощью которой они могли перемещаться едва ли не по потолку. При том эволюция наделила их недюжей ловкостью и замкнутым рядом острых как лезвия зубов, окаймляющих круглый рот.

Стоит отметить, что о миногах было известно крайне мало, однако самые пожилые члены общины порой собирались у костра и рассказывали нам, ещё совсем молодым воинам, пугающие истории о Матери-миноге — огромной бесформенной твари, которая, обладая зачатками разума, управляла своими более мелкими подданными. По их словам, свёрнутое в плотное кольцо тело миноги, пребывающей основную часть своей неимоверно долгой жизни в спячке, покоилось в самом центре гигантской станции. Некоторые даже утверждали, что сами её видели, на что мы лишь отвечали недоверчивыми улыбками и смехом.

Так вот, та парочка тварей, что сумела подобраться так близко к селению, вызвала в нём настоящую панику. Среди крепких жестяных убежищ, расположившихся в неровный круг по краям обширного помещения, тишину вдруг разорвал одинокий пронзительный вопль и тут же резко оборвался. Испуганные жители выглянули из своих бесформенных построек, но сразу же юркнули обратно. Они успели заметить возле главного костра распластанное тело женщины и едва уловимые движения кружащихся рядом миног. Лишь несколько воинов, до того отсыпающиеся на импровизированных койках в небольшой хижине, специально предназначенных для них, и ждущие свою смену, подхватили со стоек примитивное оружие и выбежали наружу. Червеподобные твари интуитивно почувствовали опасность и тут же скрылись в окружающих их тенях.

В это время охотники, кои дежурили у входа в корпус, в том числе и я, уловили отдаленный крик погибшей женщины и, подхватив копья, ринулись в селение.

На полпути меня вдруг охватило странное тревожное чувство. Неуверенно приостановившись, я медленно обернулся. Воины не заметили моего отсутствия, а оттого ничуть не сбавили темп и через несколько секунд уже скрылись за ближайшей тёмной аркой. Предчувствие надвигающейся беды полностью завладели мной. Дотронувшись до чехла с арбалетом, я ускорил шаг и двинулся обратно к главному входу. Там, за заставой, тоннель постепенно тонул в пугающей беспроглядной тьме.

Остановившись перед ней, я достал из кобуры своё самодельное оружие, взвел курок и, прицелившись, стал напряженно всматриваться во мрак, что, подобно плотному непроницаемому покрывалу, застилал собой обозреваемое мной пространство.

Следуя нерушимому закону длительного ожидания, время начало идти медленнее. Я чувствовал, как мне постепенно становится всё более и более не по себе.

Что если я зря вернулся, и из-за моего неосознанного поступка погибнут танды?! В деревне наверняка что-то случилось… Все мы слышали ужасающий крик… И лишь я почему-то повернул назад из-за своих якобы нахлынувших вдруг предчувствий…

Дурак… Дурак!

Сорвавшись с места, я рванул обратно, к селению, и в тот же миг различил позади, в глубине тоннеля, странные звуки. Казалось, будто тысяча коготков, переливаясь в своём неестественном многообразии и разливающейся какофонии, постукивают по полой металлической бочке.

Я широко открыл глаза, развернулся и вновь лихорадочно прицелился. Пугающий звук с каждой секундой нарастал и становился многообразнее.

Коготков становилось всё больше и больше…

Наконец, тьма тоннеля завибрировала и высвободила из своего нутра десятки покрытых хитином тел, кои плотной массой покрывали каждый сантиметр округлых стен.

Я медленно попятился от тихого ужаса, который на короткое мгновение меня охватил, но быстро опомнился и, по максимуму грамотно оценив ситуацию, подбежал к небольшому металлическому контейнеру, прислоненному к железным прутьям, что ограждали наш сравнительно безопасный кусочек станции от остального мира. Со скрипом откинув крышку, я схватил пару факелов и колбы с горючим. Миноги были уже близко…

Коротко размахнувшись, я метнул тяжелую серую ёмкость в самый центр заполоненного мерзкими тварями коридора. Многократно отражаясь от влажных стен затихающим со временем эхом, раздался оглушительный звон разбитого стекла. Сизоватая жидкость, образуя лужицы, расплескалась в разные стороны.

Раз…

Перескакивая друг через друга и яростно извиваясь, миноги безостановочно ползут вперёд…

Два…

Три…

Прочные хитиновые панцири сотней мерцающих огоньков бликуют в неровном свете настенных факелов…

Четыре…

Звук становится всё громче и страшнее…

Пять…

Вот первая минога, вырвавшись чуть впереди остальных, коснулась дрожащей поверхности лужицы…

Пора…

Вырвав из самодельного огневика запал, я как можно тщательнее прицелился и бросил вспыхнувший красным огнём факел в причудливо сплетенную гущу тел. Раздался негромкий хлопок, и их поглотило пламя.

Неровные стены тоннеля моментально осветились тёплым светом, который, разбрасывая во все стороны огромные длинные тени корчащихся в огне тварей, постепенно утрачивал свою первоначальную силу.

Не раздумывая, я выхватил из колчана за пазухой короткий болт и, вставив его в гнездо арбалета, нажал на спусковой крючок. Болт с тихим свистом рассёк воздух и пронзил одну из миног, чем вызвал у неё последующие за ударом конвульсии.

Выпуская снаряд за снарядом, я вновь постарался оценить своё отчаянное положение. Пламя от горючего почти полностью угасло.

Хорошая была вещь, но, увы, всего одна. Сколько я тогда успел перебить этих тварей? Восемь, может девять… В любом случае, не больше десятка.

В обычных условиях мне бы было чем гордиться. Нашим лучшим охотникам, в случае успешной охоты, удавалось за раз убить не более семи-восьми ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)