Мир по ту сторону двух лун

Пятна звезд на фоне абсолютно черного пространства космоса висели неподвижно перед глазами мальчика вот уже который день. Он уставился в иллюминатор корабля и никак не мог поверить, что это происходило с ним. В голове сидела и била только одна мысль, как мама могла отпустить его одного и так далеко.
— Сынок, будь сильным, и пройдет время, мы обязательно будем вместе, — глаза матери наполнились слезами, и она быстро отвернулась к отцу. Перед глазами Ратена висел этот взгляд, и он помнил его до единой детали. А дальше холодные руки какого-то чужого мужчины оторвали его от матери и завели вот сюда в эту металлическую темницу космического корабля. Он слабо помнил все, но воспоминание о расставании с его самым любимым человеком, не уходило уже который месяц.
— Посмотри, как он, — послышался голос из коридора. Это была женщина Сетва, она была помощником капитана и присматривала за мальчиком. Она приносила ему еду и уговаривала поесть, даже приходила ночью и читала ему сказки, но маму ему она заменить не могла.
В проеме двери появилась голова мужчины, но увидев неменяющуюся день изо дня картину, он грустно выдохнул и пропал также неожиданно, как и появился.
— Жаль мальчишку. Раньше с другими как-то попроще было. Ну, ничего, время вылечит.
— Завтра у нас еще одна посадка в Корсале и через две недели мы наконец-то будем дома, — голос Сетвы звучал бодро и мальчик даже позавидовал ее радости. Только почему эти люди решили, что ему в их доме будет лучше? Почему они решили, что их планета может заменить ему родной дом? Ратену было все это непонятно и чуждо, и вот, который день, проводя в одинаковой позе перед иллюминатором, его преследовала только одна мысль. Он должен был спрятаться в одном из отсеков корабля. Ратен очень хотел верить, что корабль повторит свой маршрут, и он сможет вернуться к себе домой. Именно к себе домой на его родную планету, а не туда, куда, по их мнению, он должен был попасть на всю его оставшуюся жизнь.
Ратен понимал, что все их длинное путешествие они высаживались на разных планетах, но для чего было непонятно. Он не мог видеть, что происходило внизу, мальчишка мог только наблюдать разноцветные строения и краешек неба той планеты, которая становилась местом их высадки. В этот последний раз перед прилетом в ненавистное ему место под названием «его будущий дом» Ратен в очередной раз по-шпионски покинул свою комнату с целью найти тот самый сокровенный уголок в этом огромном космическом чудовище, где бы он мог спрятаться и переждать свое путешествие обратно. За те несколько высадок мальчик сумел уже многое узнать о необъятных просторах этого металлического монстра и сегодня он должен был разузнать последнее: код двери в багажный отдел. Рубка капитана была пуста. Ратен знал привычки охраны. После посадки были пятнадцать минут, когда они покидали помещение и, прокрадываясь вдоль стены, чтобы не попасть в видеокамеры, он крался к сердцу всего корабля: главному пульту управления.
«Так, вспомнить, Сетва рисовала пальцами знак имнуз, и включались все лампочки, а дальше на всех экранах светились числа и буквы паролей всех дверей». Почему это происходило именно так, Ратен не знал, но те несколько цифр и букв, замигавшие на экране напротив нужной ему двери, он запомнил мгновенно. Он повторил движение пальцами над гладким пультом, и система погасла снова. Через минуту Ратен уже вбегал к себе в комнату, где бухнулся в свое кресло, стараясь делать вид, что очень внимательно следит за потоками облаков Корсала.
— Ты не покидал свое место? — встревоженное лицо охранника неожиданно появилось в проеме.
— Нет, — скучно ответил Ратен, не повернув в сторону мужчины даже головы.
Дальше он слышал встревоженные разговоры о непонятной причине включения системы, о возможном проникновении, о необходимости проверить камеры, но Ратену не было до этого никакого дела. Главным было только сочетание спасительных для него цифр и букв.
Взлет немного задержали. Фигуры странных людей рысцой бегали по коридору, и пара даже забежала к нему в комнату. О чем они говорили, Ратен не понимал. Он не мог разглядеть их лиц в темных шлемах. Одно он знал точно, нужно меньше обращать на них внимания и рассматривать привычную картинку в иллюминаторе.
— Ратену нет еще и пяти лет, — вдруг он услышал голос Сетвы. — Он еще ребенок, если бы он кого-нибудь увидел, он бы не смог оставаться таким спокойным. Понимаете, он всего лишь ребенок. Он бы испугался.
«Точно, нужно испугаться этих солдат, я же ребенок», — промелькнула мысль и, поддавшись ей, мальчишка вдруг начал хныкать:
— Сетва, Сетва, пожалуйста, кто эти люди? Я боюсь.
— Не бойся, малыш, — Сетва обняла малыша. — Вот видите, вы больше напугали его. Пожалуйста, покиньте его комнату. — Женщина продолжала прижимать мальчика к себе, яростно направив взгляд в сторону не прошеных гостей.
Снова взлет. Такой устрашающий и несущий в неизвестность. Ратен по привычке вжался в кресло, он знал, что нужно переждать и через пару минут все это давление прекратится, и корабль снова выпорхнет в неведомые пространства космоса. Еще две недели, как сказала Сетва, и он спрячется в своем убежище. А потом еще несколько недель полета и Ратен снова увидит свою маму, снова почувствует ее запах. Эти мысли успокаивали его, и мальчик мечтательно закатил глаза. Нужно только все это переждать, а ждать Ратен умел.
Его комната находилась ближе всех к комнате с управлением корабля. И очень часто он невольно подслушивал все разговоры. По этим разговорам он мог ориентироваться по времени полета и по остановкам на очередную планету. И вот настал тот самый вечер, когда, услышав о завтрашней посадке на Римгард, его сердце екнуло. Завтра должно было случиться то, что он замышлял уже очень долгое время.
По громкой связи объявили о готовности всего экипажа. Ратен принял для себя это сообщение как условный сигнал и громко позвал:
— Сетва, Сетва.
— Что малыш? — глаза женщины выказывали беспокойство, ведь приказ о готовности был обращен и к ней.
— Я хочу в туалет.
Сетва мягко выдохнула:
— Ратен, ты уже достаточно взрослый, чтобы справится с этим самостоятельно, — и ее голова пропала в то же мгновение.
Отлично, мальчик объяснил всем свое отсутствие и, поднявшись, наш шпион направился туда, где его будут ждать нескончаемые дни до прилета домой.
Корабль грузно приземлился, и Ратен мог только улавливать шум и суету, доносящиеся сквозь вентиляционные отверстия в отделе, где он спрятался. Узкое пространство между полок, куда мальчик протиснул свое тело, было даже очень мало, но Ратен знал, что это временно. Все, что он мог видеть, был только серый металлический пол, тот самый, который заставлял его сейчас трястись от холода. Это было багажное отделение, но здесь так же хранились некоторые продукты питания, поэтому и температура в помещении была довольно низкой. «Главное переждать, главное дождаться отлета». Его уже вовсю трусило от холода и пальцы на руках закоченели, но Ратен геройски вжимался в пол все сильнее и сильнее. Дальше он наблюдал движение нескольких пар сапог и шум от голосов стал громче. Значит, пассажиров высадили и теперь выгружали багаж. Сапоги мелькали перед его лицом очень долго, короткие фразы, которые бросали грузчики не откладывались в голове, пока не прозвучала та самая главная, от которой Ратена резко бросило в жар.
— Ну и что ты собираешься делать в отпуске?
— Не знаю, да что тут за три недели успеешь.
— Торопитесь, давайте уже живее. Нужно полностью все отсюда вынести. При минус пятьдесят здесь просто все сдохнет. Вы тоже хотите сдохнуть? Система ждать не будет, у вас полчаса, шевелитесь.
Минус пятьдесят. Это было не понятно, но «все сдохнет» объясняло многое. Три недели там, где все должно сдохнуть. Нет, нужно было что-то делать, но сапоги мелькали перед глазами без передышки. Видимо, грузчикам не совсем нравилась перспектива умирать. Перед глазами почему-то вспыхнула картинка обмороженной твердой как камень брусники, которую мама доставала из морозилки.
— Ратен, не хватай ее сразу, ей нужно оттаять, — голос мамы и ледяная примерзающая к пальцам ягода, без вкуса и запаха.
— Она же мертвая, — Ратен не мог поверить, что ягоды могли выглядеть именно так. Он водил носом возле своего любимого лакомства, но запах испарился и он ощущал только ледяной холод изморози, как снег зимой, без вкуса и запаха.
— Нет, конечно же, она не мертвая, она же ягода, но чтобы сохранить ее нужно держать в холоде.
— И меня можно сохранить, если держать в холоде?
— Нет, сынок, люди не выживают при такой температуре.
Не выживают. Как гром загрохотало внутри. Но он должен был выжить, чтобы вернуться к ней, к такой теплой маме. Он не должен был замерзнуть.
Желание остаться живым вытолкнуло его из-под полки, и вот уже один из сапог натолкнулся на него.
— Что ты тут делаешь?
Ратен не отвечал, он продолжал усердно скрести окоченевшими руками и ногами о металлический пол. Дальше он думал только о том, чтобы бежать. Он даже не поднимал головы, чтобы не видеть никого. Ему казалось, что если он не видит людей, и они так же не могли видеть его, но знакомый женский голос все-таки заставил поднять его голову, и Ратен понял, что его поймали:
— Малыш, как ты сюда забрался? Мы обыскали весь корабль, — на него смотрели глаза Сетвы, встревоженные и запуганные. Она не кричала и не ругалась, мальчик понимал, что она не считает его виновным и это давало сил притвориться испуганным. — Да, ты весь как ледышка. Иди сюда, мы уже прилетели, тебе здесь нечего бояться. — Сетва, как обычно сильно прижала его к себе и на руках вынесла из комнаты, которая могла быть и его спасением и его смертью одновременно. — Ну, зачем же ты сбежал? Бестолковый мой. Ну, что согрелся? Дайте хоть какое-нибудь одеяло! Да, он испугался больше нас.
План провалился, и нужно было думать что-то другое.
…
Кашель бил изнутри сильно и сухо и никак не мог вырваться наружу. Мокрое полотенце на голове нагревалось очень быстро, и молоденькая сиделка только и успевала вытирать потоки горячего пота со лба Ратена.
— Ну, как можно было проглядеть мальчика? И вообще, как он смог туда попасть? У Вас, что на корабле вообще под ноги не смотрят? Не такой уж он и маленький, чтобы пробежать под носом. — Голос возмущался за дверью, ему кто-то отвечал, но звучал тише, и поэтому понять разговор было сложно.
— Молитесь, чтобы он выжил! Хотя при таком охлаждении…
Сердце Ратена неприятно екнуло. Как такое может произойти? Он же все чувствует и слышит, он не может умереть, у него есть цель. Теперь к побегу домой добавилась еще и желание выжить. Ратен с силой сморщил лицо, его маленькие кулачки сжались до побеления косточек. Но сильный комок кашля прервал его ритуал по выполнению желания. Слабость окутала все тело, и мальчишка медленно отдался сну.
Ратен открыл глаза и снова увидел ту же комнату, но уже с другой сиделкой. Он попытался вспомнить все, что произошло с ним за последнее время. Воспоминания появлялись как вспышки и несвязно. Сколько прошло времени с того момента, как он оказался здесь, Ратен не знал, но все, что он сейчас чувствовал, это было облегчение. Кашель больше не мучил его, одежда была сухой и приятной. Мальчик даже улыбнулся этому чувству, и, неожиданно, ему так захотелось вскочить и побежать куда-нибудь. Куда, было неважно, важно было то, что он чувствовал неимоверный приток сил, чтобы что-нибудь сделать.
— Тихо, тихо, малыш, куда ты собрался? Ты еще очень слаб, тебе нужно полежать. Я сейчас позову доктора, и он тебе все скажет, — сиделка мягко погладила Ратена по голове и поспешила из комнаты.
В комнату зашли несколько человек в светлых одеждах. Самый пожилой из них подошел к кровати мальчика и медленно, почти не касаясь, обвел рукой по всему телу Ратена.
— Сильный организм. Он справился почти без лекарств.
Дальше он стал диктовать какие-то странные для Ратена слова. Один из людей в светлом, повторяя каждое слово, совершал не менее странные движения пальцами у небольшой черной доски, висящей возле двери. Доска неожиданно замигала разноцветными огоньками и снова стала черной.
— Думаю, денек в постели тебе не повредит, а завтра ты можешь отправляться в школу. Тебя там уже заждались.
Люди направились к выходу вслед за доктором. Двери еще не закрылись и Ратен смог услышать уже знакомый голос старичка:
— На моей практике я встречал только один подобный случай. Это был Шейк. Передайте показания Ладусу, он должен быть готов к еще одному…
К кому Ратен уже не слышал, дверь закрылась.
…
— Теперь это будет твоим домом, — Сетва была неизменным сопровождающим Ратена. Мальчик уже даже стал привыкать к этой светловолосой женщине с голубыми огоньками в глазах. — Я буду навещать тебя. Ты же не против? — она присела на корточки и снова крепко прижала Ратена к себе. Что-то теплое забилось в его груди, он почти уловил запах мамы в волосах Сетвы, и резкая тяжесть расставания снова заставила его почувствовать неприятный горький комок во рту. Щеки стали мокрыми, мальчик смотрел на эту такую добрую и теплую женщину и не мог отвести взгляд.
— Мама? — прохрипел он через горький комок.
Сетва сильно прижала все его маленькое тельце к своей груди и не отвечала. Когда она оторвалась от мальчика, Ратен понял, почему. Губы Сетвы дрожали, а глаза блестели не радостными огоньками, а слезами, которые превратили голубые озера глаз в размытые бесконечно глубокие пропасти тоски и грусти.
— Я буду навещать тебя, — тихонечко сквозь рвущийся наружу плач произнесла она и, поднявшись, отдала приказ мужчине, который нес вещи Ратена, проводить мальчика к Ладусу.
Длинная седая борода и маленькие черные точки глаз из-под нависавших серых бровей. Это был тот самый Ладус, которого должны были о чем-то предупредить и который сейчас должен был вынести приговор о будущей судьбе Ратена. Мальчику было немного не по себе от этого прямого и неподвижного взгляда. Он не понимал, что сейчас происходило у него внутри, то ли его окутал страх, то ли ощущение опасности заставило его трястись. Но оторвать взгляд от глаз старика Ратен по какой-то причине не мог. А Ладус не произносил ни слова и сидел неподвижно. И в голове у Ратена как картинки одна за другой пробежали воспоминания из его прежней жизни. Глаза матери, его дом, кудрявое дерево на их лужайке, бегущая толпа мальчишек его друзей, сильные руки отца, закидывающие его к себе на плечи. И вдруг неожиданно замелькали картинки с огромными огненными шарами, сражающимися людьми, развалинами городов и огромной лавиной воды, накрывающей останки разрушенных домов. Непонятные ощущения переполняли его, но при всем при этом Ратену почему-то сразу и без объяснений стало ясно — этот человек требует полного подчинения и послушания. Как что-то огромное и сильное окутало его от макушки до кончиков пальцев. Приятный трепет и уважение заменили страх и тревогу в его груди. Ратен почувствовал необъяснимо сильное желание слушаться этого молчаливого старика, но еще больше мальчику захотелось, чтобы старик гордился им и любил его. Внезапно Ратену стало не по себе, он сначала не понял, что случилось, но неожиданный глубокий вздох вернул его в действительность. Ратен задышал часто и полной грудью. Старик глухо засмеялся, хотя глаза его оставались неподвижными.
— Ратен, чтобы ты сейчас не чувствовал, не забывай дышать. Ты хороший мальчик, ты сможешь найти себя здесь, — Ладус как-то замялся и даже отвел немигающий взгляд, — Но, что бы ни случилось, держи в сердце то, что ты только что получил.
Ратена отвели в комнату, которая теперь должна была стать его домом. Мужчина поставил сумку на пол и, приказав разложить вещи в шкаф, ушел. Мальчик, молча, рассматривал место, где его оставили. Он был один, не было видно чужих вещей, хотя в комнате стояли еще несколько кроватей, но они были так аккуратно заправлены, что было не понятно, жил ли кто-нибудь здесь еще. Ратен до этого никогда не убирал свои вещи и, не понимая, что с ними делать, просто поставил сумку в один из шкафов. Сумка для него была очень тяжелая, поэтому с трудом справившись с заданием, он уставший бухнулся на одну из кроватей, чтобы отдохнуть.
…
Ратен и не заметил, как заснул. Открыв глаза, он даже опешил от неожиданности. На него неподвижно смотрели несколько пар глаз мальчишек такого же возраста, как и он.
— Ты зачем лег на мою кровать? — начал один из них, по всему было видно, что он был немного старше остальных.
— Мне не сказали, где моя, — Ратен уже поднимался, протирая глаза от остатков сна. Мальчишки смотрели на него с любопытством, но опасности не представляли. Ратен немного расслабился внутри и, сидя на кровати, спокойно рассматривал каждого из своих соседей. Мальчики были все настолько не похожи ни друг на друга, ни на Ратена, что он ощутил замешательство, люди ли они вообще.
— А почему у тебя такие волосы? — обратился он к одному с рыжими заплетенными в длинные запутанные косы волосами.
— Это не волосы, это мои глаза. Я вижу лучше всех и дальше всех и в темноте тоже, — мальчик с небольшим круглым носом даже удивился подобному вопросу. — А что в тебе такого, что тебя привезли на Римгард?
— Не знаю, лучше бы не привозили, я их не просил.
— Ты что? Здесь живут только лучшие, и здесь воспитывают героев. Я умею думать огнем. А что ты умеешь делать? — мальчик постарше необычно широко раскрыл черные как уголь глаза, на его бледно желтой коже они выглядели как два черных пятна на пол лица. От такого зрелища Ратену стало не по себе.
— А что значит думать огнем? — Ратен продолжал пристально рассматривать соседа.
— Я пока не могу объяснить, меня только этому учат. Могу показать.
Мальчик отошел к окну и уставился на одну из подушек на кровати. Через какое-то время тонкие ниточки огоньков, подергиваясь в разные стороны, выстроились в линию между его глазами и подушкой. Ратен открыл рот от удивления, но это было еще не все, подушка стала подниматься вверх. Выходило, как будто огоньки передвигали подушку и, покрутив ее какое-то время в воздухе, снова положили ее на место.
— Как? — Ратен никогда такого не видел и даже представить не мог, что такое бывает.
— Я просто думаю, а мысли превращаются в огонь. Ладус называет это элек… электричеством.
Неожиданно другой темнокожий мальчик с необычно длинными ногами неестественно вытянулся в струну всем телом.
— Бежим, — в следующее мгновение, он уже сидел на окне, приготовившись спрыгнуть, — вот, тебе сейчас влетит, Кин. — Еще мгновение и мальчишка исчез за окном.
А еще через мгновение в комнате появилась пара мужчин в серой одежде.
— Кин, тебя предупреждали, что это будет твой последний раз. На выход, — один из мужчин с силой вытолкал Кина из комнаты. Второй схватил Ратена и мальчика с рыжими волосами и так же повел к выходу.
— Но мы ничего не сделали, — Ратен не понимал, что происходит. Но сопротивляться он боялся, уж очень сильно рука мужчины сдавила ему шею.
— А-а-а, — рыжий скорчился от боли, его тянули прямо за волосы, а точнее за его глаза.
— Покричи мне еще, — люди без объяснений вели их по коридору и через какое-то время развели каждого по разным комнатам.
Ратен оказался в темной комнате с маленьким окошком где-то под потолком. Он огляделся, комната была абсолютно пустой. Все, что пришло в голову, только сесть прямо на пол, облокотившись спиной о холодную стену. Через какое-то время он услышал чьи-то звуки, Ратен понял, что это было из-за стены. Он стал прислушиваться и понял, что его зовет какой-то знакомый голос.
— Эй, ты там? — маленькая трещинка возле самого пола позволила Ратену услышать своего соседа через стену.
— Да, — Ратен прижался чуть ли не губами к этому кусочку пространства, соединяющего его с тем, кто мог все объяснить.
— Меня Лис зовут, а тебя?
— Ратен. А что теперь с нами будет? — в его голове все перемешалось. Странное место, куда его привезли, оказалось совсем негостеприимным. Комок плача уже подходил к его горлу, он снова вспомнил глаза мамы и ее запах. Слезинки одна за другой потекли по его щекам.
— Они за всеми следят. Это дисциплина. Нам нельзя проявлять свои способности не на уроках. Это может быть опасно. Кина предупреждали уже несколько раз. Ты только не реви, Кину, поверь, еще хуже. Завтра нас опять вернут в лагерь, и все.
— А ты помнишь свою маму? — Ратен вдруг почувствовал в Лисе своего друга.
— Плохо, почти не помню, меня совсем маленького сюда привезли. Ты знаешь, здесь совсем не плохо, даже интересно. Когда я вырасту, я стану героем.
— Я не хочу быть героем, я хочу к маме, — Ратен, сжав губы, бился головой о стену. — Я все равно сбегу.
— Даже не пытайся, если тебя поймают, из тебя сделают чудовище. Огромное чудовище.
…
Ратен уже понемногу стал привыкать к порядку в школе. Его уже не пугали дети с неестественно длинными ногами. Перемещение вещей по воздуху во время уроков уже стало настолько привычным, что мальчик даже подыгрывал, стараясь эти вещи поймать, а не отпрыгивать от очередного летящего карандаша в его сторону. Горящие красные глаза Бона его темного соседа по комнате очень помогали передвигаться в темноте. А скрученные руки и ноги некоторых уж очень гибких воспитанников уже не отвлекали его внимание во время утренней зарядки. Ратен очень быстро привык к такому странному окружению, он только не мог привыкнуть к той мысли, что в нем-то не было ничего необычного. Как долго бы он не смотрел на вещи, они всегда оставались на месте, он не мог обогнать ни одного из своих одноклассников, он не видел в темноте и совершенно ничего не слышал из коридора, если закрывались двери. А вот дети это могли и иногда даже подшучивали над таким совершенно стандартным ребенком, доводя его до слез. В такие моменты Лис приходил на помощь и, вскидывая рыжие косы вверх, распугивал обидчиков Ратена.
— Ты их не бойся, Ратен, твой старший брат всегда с тобой, — Лис демонстративно крепко обнимал Ратена и уводил его в сторону.
«Старший брат. Наверно, это очень хорошо иметь старшего брата» Ратен успокаивался и прятал лицо в рыжем пуху бесстрашных глаз своего друга.
Мальчишки очень сдружились и после уроков, отделившись от других детей, рассказывали друг другу истории о планетах, на которых жили до прилета сюда. Больше всех о своей родине помнил Ратен. Его планета почти не отличалась от Римгарда. Та же зелень на лужайках, такие же горы до половины неба, такая же голубая вода в ручьях, те же две луны по кроям ночного неба. Две луны, они появлялись на небосклоне одновременно только несколько минут. Первая небольшая открывала ночь в малиновом тумане заката, плыла медленно и растворялась в лучах рассвета, вторая покрупнее двигалась быстрее, появившись уже ближе к утру и как будто догоняла свою сестру уже у горизонта в рассвете. Кин, слушая Ратена, таращил свои чернющие глаза и не перебивал, он почти ничего не помнил о своей планете. Полумрачный день как в преддверии ночи и очень светлая ночь — пожалуй, все, что он мог сказать о своем доме. Здесь на Римгарде он жутко ненавидел яркий солнечный день и старался держаться в теньке, щурясь и прикрывая глаза ладошками. Зато Бону солнечные потоки были в благость, его острота слуха и молниеносные движения только усиливались под палящими лучами солнца. Лис не помнил о своем доме ничего, и иногда в таких откровенных разговорах шептал, что, возможно, он и есть житель планеты Римгард, но его за способности отправили в школу героев, за что он был всем очень благодарен.
…
Ладус сидел в неподвижной позе. Его немигающий взгляд грозно смотрел в сторону невысокого мужчины с черной маленькой бородкой и темными крупными глазами.
— Дисциплина, Магон, дисциплина — все, что требуется от мальчиков. Как тебе новый ученик?
— Ладус, мы учим мальчиков самостоятельности и подчинению. С Ратеном ничего необычного, как всегда, после встречи с тобой новички очень послушны. Но, Ладус, я вообще не вижу в нем что-то особенное. Он совершенно обычный ребенок. Почему выбрали его? Ладус, ты знаешь, я не против экспериментов, но в нем кроме замкнутости и постоянных слез я ничего не замечаю. Он ничем не интересуется, он отвлекает остальных мальчиков своим бездействием. Мои воспитанники уже задают мне много вопросов. Боюсь, он показывает им дурной пример. Ладус, я, конечно, не настаиваю, но может его сразу перевести в группу к Сарибу? Зачем тратить на него столько сил? — Магон ходил из стороны в сторону. Видно было, что его выводила из себя данная ситуация, видно было, как он боялся держать прямой взгляд на своего учителя, но остановиться он не мог, и слова лились из него потоком как и все эмоции, которые он уже и не пытался сдерживать.
— Магон, я тебя не этому учил. Ратен останется в твоей группе. Ты еще слишком слаб, чтобы увидеть в нем, то, что я в нем увидел. А вот Кина я у тебя заберу. Жаль. Столько способностей и такой выскочка, — старик говорил твердо, как будто произносил приговор. Магон, наконец, остановился и с ужасом смотрел на Ладуса.
— Нет, к Сарибу ему не нужно, посмотрим, что мы еще можем исправить. Пожалуй, переведем его в шестую группу.
— Но шестая… какое уж это исправление? Ладус, у него сумасшедшие способности! Он бы мог так много для нас сделать! — Магон взмолился, скрестив, руки, — Ладус, прошу тебя, дай ему шанс! Это будет прорыв, поверь мне!
Ладус не отвечал, взгляд его окаменел и Магон понял, что старик его уже не слышит. Громко выдохнув, Магон направился к выходу. Он еще что-то продолжал нашептывать и возмущаться, сжимая кулаки. Но это были лишь бесполезные движения, и Магон понимал это как никто другой.
…
Кина забрали из комнаты ночью. Молчаливые люди в серой одежде исчезли за дверью с маленьким Кином так же быстро, как и зашли, но мальчики не могли этого не заметить. Чувство тревоги застыло в сердцах всех его друзей.
— Куда это они его? — Бон уже сидел у себя на кровати, вслушиваясь в тишину ночи. Мгновение и Бон уже был возле двери.
— Ты куда? — Лис вспылил вверх своими волосами.
— Да, через дверь неудачный вариант, — и Бон уже сидел на подоконнике.
— Бон, ты нас всех подставишь, вернись, — Лис кричал шепотом Бону вдогонку, но тот уже скрылся в проеме окна.
Ратен наблюдал всю картину, молча. Он неторопливо встал и, подсев к Лису, прошептал:
— Так надо, Лис, он все узнает и вернется, не переживай, Бон все успеет.
— Откуда тебе знать успеет или нет? Кина забрали и нас заберут. Вот, кто его просил? — Лис, нервно скрестил руки на груди. — И откуда ты знаешь, что у Бона на уме? А? Я не знаю, а ты знаешь?
Ратен спокойно поднялся и вернулся к себе в постель.
— Вот увидишь, что я прав, — мальчик отвернулся к стене, сжав зубы.
Пара минут тишины разрывала воздух. Лис нервно дышал и с опаской поглядывал на дверь. Вдруг легкий хлопок с улицы привлек его внимание, и мальчик подскочил к окну. На подоконнике сидел Бон, его красные глаза горели необычно ярким светом.
— Его забрали в шестую группу. И ему зашьют глаза. — Бон сказал это тихо, но его слова разорвали ночную тишину.
— Зачем? — Ратен уже не мог спокойно находиться на своей кровати и подсел на стул рядом с Лисом.
— Чтобы лишить его способности. Они сделают из него чудовище, — Лис уставился в одну точку и медленно побрел к себе. Неожиданно он развернулся к Ратену. — Это ты во всем виноват. Как это? Как ты это делаешь? У Кина было последнее предупреждение, а ты со своей тупостью. Не хочу с тобой жить, не хочу с тобой дружить! Ты и нас подставишь! Ты ничего не умеешь, только реветь! Я не хочу быть тебе больше братом!
— Лис, успокойся, мы его спасем, у нас есть еще день. Ну, Лис, мы его спасем, — неожиданно Бон вытянулся как струна и быстро прыгнул под одеяло.
Мальчишки последовали его примеру. И вовремя, потому что на пороге стоял мужчина в серой одежде.
— Что за шум? — мужчина провел взглядом по комнате. Мальчики попрятались под одеяла с головой. Он покивал головой. — Наказание утром, — дверь закрылась.
…
Магон завтракал как обычно на своем любимом месте у окна. Он всегда приходил раньше всех остальных работников школы. Сегодня он только сидел и смотрел на тарелку с едой, стакан с соком завис в воздухе над столом, но Магон не обращал на него никакого внимания. Между столами медленно передвигались работники столовой, расставляя тарелки и приборы. Еще только рассвело, и на их лицах все еще оставались остатки сна.
— Приятного аппетита, Магон. Можно?
Магон дернулся, мысли настолько его увлекли, что он выпал на какое-то время из действительности. Перед ним стоял такой же учитель, как и он — Весур.
— Магон, плохо выглядишь, — Весур присел напротив, с тревогой рассматривая своего коллегу.
— Да, не спал почти всю ночь что-то.
— Переживаешь за мальчишку? Как его? Кин, кажется? Магон, ты уже столько лет здесь, мог бы и привыкнуть к странностям Ладуса.
— Не понимаю, почему. Ведь он явно шел на лидера. Может, ты что-то знаешь? Зачем он убирает лучших? — Магон нервничал, и стакан с соком дергался в воздухе в такт его движениям рук.
— Магон, соберись, руки свои хотя бы успокой, сейчас стакан уронишь, — Весур схватил его за запястье, стакан медленно опустился на стол. — Откуда тебе знать, что с ними происходит потом? Ты встречал хоть одного из своих выпускников? Ты никогда не задумывался, почему они никогда не возвращаются?
— Наверное, от лучшей жизни на материке. Что им тут делать в этой клетке? — Магон немного отвлекся. — Что им тут делать? Весур, ты помнишь хоть что-нибудь из того, что было там? — он аккуратно кивнул головой в сторону гор, окружающих школу.
— Честно, нет, и не хочу. Здесь, Магон, не самое худшее место, и за него нужно держаться, — Весур произнес последнюю фразу немного громче обычного и искоса обвел взглядом помещение столовой. Они были одни за исключением пары молодых людей, натирающих приборы в углу.
— А я помню, Весур, я помню кое-что, о чем не могу себе позволить даже подумать. Столько лет, а я все равно помню.
Весур не отвечал, он жевал свой завтрак и качал головой как-то не по-доброму. Но Магон слишком нервничал, чтобы обратить внимание на закравшееся сомнение в глазах коллеги.
…
Мальчишек, как обычно, вывели на построение перед школой. Все двенадцать классов по двенадцать учеников стояли в готовности начать зарядку. Но это построение все же отличалось от предыдущих. Мальчики заметили отсутствие Кина, и небольшой шепот прокатился по всей линейке маленьких школьников. Через время ко второй группе подошли трое людей в сером и вывели Ратена, Бона и Лиса перед всеми. Никто не произносил ни слова, но все остальные ребята уже понимали, почему. Группы замерли, вытянувшись в струнку, и только испуганные глаза всех учеников бегали из стороны в сторону.
— За шум во время отбоя, Ратена, Бона и Лиса ждет наказание! — голос старшего учителя звучал гулко, растворяясь в пространстве поляны перед школой. — Переводом на три дня в резервную группу. Уведите их.
Что значило «резервная группа» Ратен не знал, но ничего хорошего это означать не могло. Их повели в сторону здания, где он познакомился с Ладусом. Мальчишки оглядывались на своих одноклассников, которые тревожно провожали их взглядами.
Через время их оставили одних, запертых в комнате, которая очень отличалась от их обычного жилья. Абсолютно белые стены и потолок, кровати, затянутые белыми простынями. От такого количества белого цвета резало глаза. Вдоль стен стояли стеклянные полки с какими-то баночками и жидкостями, а так же странные и непонятные вещи, напоминающие краны с петлями. Здесь было необычно светло. Мальчиков оставили совсем ненадолго, люди в светлых халатах зашли в комнату буквально через мгновение и, схватив каждого из мальчишек, уложили на кровати. Ратен не сопротивлялся. От резких и сильных движений у него закололо в руке. Он отвел взгляд от белого потолка к месту на руке, которое так резко заболело, и понял, что боль была не от рук людей, а от иголки, которую ему вводили под кожу. Через мгновение Ратен отключился.
…
— Может, хоть это приведет их в чувство.
Ратен не открывая глаз, слушал разговор двух незнакомых голосов. В голове все еще шумело, но сознание медленно возвращалось.
— Конечно, приведет, от такого даже самые психованные становятся ангелами.
— Ты с дозой то не переборщил? А то отшибет память полностью, мне штраф не нужен.
— Ну, и что? Побочный эффект, лекарство еще не совершенно, напишу объяснительную, пусть лабораторию проверяют.
— Подожди, мне показалось? Вон тот самый мелкий, кажется, пошевелился.
Ратен замер, он понимал, что говорили про него.
— Да, ты что от такого мамонты спят как убитые, а этот… хлюпик.
— Спокойной ночи, детки. Ну, что, пошли по кофейку?
— Ага, а то с утра на ногах, пока палату для желтого приготовил, пока для этих. Сил никаких не осталось.
Ратен напрягся, он очень аккуратно приоткрыл один глаз, следя за уходящими санитарами. Один из них подойдя к двери, нарисовал знак в воздухе перед черным экраном, дверь открылась и санитары скрылись за ней. Знак был необычный, но Ратен сразу запомнил его, как те цифры и буквы для двери в багажное отделение на корабле.
Мальчик лежал, стараясь не дышать, он понимал, что нужно еще какое-то время, чтобы санитары ушли подальше. Приоткрыв глаза, он осмотрел потолок и его углы, на него смотрели три камеры. Мысли просто помчались и полетели в голове как в центрифуге.
«Санитары идут пить кофе, может быть они же и следят за их палатой? Значит, есть время, чтобы скрыться. А если следит охрана? Тогда все бесполезно, его сразу заметят. Что за лекарство сейчас в нем, которое усыпляет даже мамонтов? Думай, Ратен, думай. Есть. Побочный эффект. Они сами не уверены в лекарстве. А я просто хожу во сне. Да, но меня нужно заменить на кого-то и камеру выключить не надолго».
Глаза Ратена забегали по всем углам комнаты, но ничего подходящего или напоминающего его тело не было.
«И как выключить камеры? А потом еще их и включить? Где же мне взять хоть какую-нибудь куклу?»
Ратен еще усерднее стал осматриваться по сторонам. Его глаза бегали по всем полкам и столам в поисках чего-нибудь. Ну, конечно. Вот оно спасение. На одной из полок лежала стопка полотенец и пара подушек.
«Ну, что Ратен, вперед.»
Ратен медленно поднялся, вытянув руки перед собой. Он медленно, почти с закрытыми глазами слез со своего стола и направился в сторону подушек. Он почти подошел к полке, протягивая руки к спасительной подушке, как вдруг, рука наткнулась на какой-то бутылек, который с грохотом упал на пол. Покрытие пола громко зашипело, и вверх поднялся столб белого дыма. Он кубарем бросился на пол, запихивая свое тело под одну из полок. Звон открывающейся двери заставил мальчишку забиться в самый дальний угол и сжаться в комок. На пороге появились люди в сером.
— Что здесь произошло? — один из них, размахивая руками, разгонял дым.
— Здесь пацанов на инъекцию должны были положить. А, ну вот же они, — второй осторожно пробирался сквозь дым к кроватям, где лежали Лис и Бон. — Я не понял, а что санитары вообще не следят за помещением? Где они? Они же так пацанов поубивают.
— Да, ладно, потом с ними разберутся, заводи Магона.
Магона, почти спящего на шатающихся ногах, просто опрокинули на свободную койку.
— Где санитары? — один из людей уже был в бешенстве.
— Да, здесь мы, здесь. Что происходит? — два санитара влетели в помещение, переполненное дымом.
— Времени нет объяснять! Коли, эту, как там, вашу сыворотку правды! Он сейчас уже очнется! — мужчина просто орал, не разбираясь.
Уже через минуту Магон отключился от инъекции. Все более менее успокоились, дым стал рассеиваться.
— Проветрить здесь надо, — самый крикливый бросил в лицо одному из санитаров. — За три дня подохнут все.
Люди в сером, недовольно оглядываясь и отмахивая дым, направились к выходу.
— Проветрить здесь надо, — перекривлял его санитар, — тебе надо, ты и проветривай. — Он повернулся к напарнику, — Дал, что здесь могло упасть? — Дал пожал плечами, — Вот и я не знаю. Пошли, ну их к черту, операция скоро.
Дверь за санитарами закрылась. Ратен, отдышавшись, стал выползать из своего убежища. Ждать времени не было, дым почти испарился, а это был единственный шанс выйти незамеченным.
…
Коридоры были пусты, но потолки просто усыпаны камерами. Ратен прекрасно понимал, что он у всех как на ладони, но выбора у него не было, притворившись ходящим во сне, мальчик медленно двигался вдоль коридора. Что-то екнуло внутри, Ратен остро почувствовал опасность. В следующее мгновение он понял, почему. За одной из дверей разговаривали люди. Маленькое окошко позволило ему увидеть то, что Ратен запомнил на всю оставшуюся жизнь. Кин вырывался и кричал, санитар пытался поймать его руку, чтобы сделать укол. Несколько человек в светлой одежде окружили стол, к которому был пристегнут ремнями его друг. Ратен наблюдал эту картину с открытым ртом, и внутри у него все переворачивалось от мысли, что он совершенно ничем не мог помочь другу.
— Что ты тут делаешь? — вопрос из-за спины сделал ноги Ратена ватными. Обернувшись, он увидел одного из охранников в сером.
— Просто смотрю, — глаза Ратена хитро блеснули. Он хорошо подготовился, выходя из палаты. Удар рукой со шприцом по ноге охранника и инъекция потекла по венам громилы. Мужчина обмяк. Ратен громко забарабанил в дверь. Люди в палате отвлеклись на стук, и один из них направился в сторону Ратена.
«Ну, и что дальше, Ратен?» — мысли крутились не останавливаясь, а санитар приближался к нему все ближе и ближе. Время просто остановилось, а стук сердца грохотал в ушах. «Бежать!» И он побежал.
…
— Что еще видно на камере? — старший учитель сидел в блоке охранников.
— Все, что видите. Вот привели троих, сделали инъекции, потом дымовуха. Как видите, все в порядке, все трое под инъекцией, как и до дыма. Что тут странного? — охранник удивлено таращился на Геру.
— А дым, по-твоему, это нормально? — Гера был в бешенстве.
— Нет, но смотрите, санитары заходили и проветривали, здесь все видно, я за всем следил, — охранник тыкал пальцем в экран, где из тумана появлялось недовольное лицо санитара, и судя по выражению лица чем-то возмущенное.
— Хорошо, а где запись в коридоре? Как охранник оказался перед операционной со шприцом в ноге? — старший уже полчаса пытался добиться от наблюдателя хоть каких-то подробностей.
— Гера, но все чисто, все коридоры чистые, нет никого, кроме врачей и охраны, — страж размахивал руками перед лицом учителя, не понимая, что от него хотят. — Я сутки свои отсидел, за всем проследил, если камеры поломаны, так это не мои обязанности их чинить, вызывайте ремонтников, я-то тут причем? Я свое дело хорошо знаю. У меня у единственного в блоке выслуга за добросовестное отношение.
— Да, плевать всем будет на твою выслугу, когда все выяснится и когда тебя… — Гера сжал губы, еле сдерживаясь.
Старший резко поднялся и, выходя из блока, громко хлопнул за собой дверью.
— Да, плевать, мне на все ваши дела. Устроили тут школу подопытных. Нагенофондили выродков. Ваши же подопытные уже вас же и делают, — охранник, выдохнув, обхватил голову. — Похоже, делают и меня тоже.
…
Ратен лежал на том же столе в палате, куда его положили три дня назад. Что хотелось больше всего так это есть и пить. Трудно было не шевелиться столько времени, но он знал, что это просто жизненно необходимо. Одно радовало и давало сил, так это то, что Кин все-таки понял, что нужно бороться с ними их же методами. Электричество, а у Кина это неплохо получалось, хороший разряд по пульту и все камеры зависли. Значит, было что-то особенное у Ратена, раз его друг понял, что происходило за дверью операционной. Плохо было не знать, что же произошло потом, но у Ратена уже созрел новый план. А для этого нужно было вернуться сюда и притворится спящим до конца срока «резервной группы». Ладно, Кин, мы еще повоюем, мы еще будем вместе.
На соседней кровати зашевелился Бон. Он шумно задышал и стал медленно растягивать руки и ноги. Ратен вздохнул с облегчением, значит и ему тоже можно двигаться. Инъекция действовала почти одновременно, потому что Лис закряхтел почти следом. Их учитель пока лежал неподвижно, но ему еще нужно было время, ведь его уложили позднее. Лис поднялся первым. Удивленно рассматривая Ратена, он промямлил:
— А ты кто?
Ратен внутри засмеялся: «Ладно, Лис, познакомимся с тобой еще раз».
…
Кина в группу не вернули. Где он был, об этом Магон не говорил. Он, казалось, и не знал такого никогда, но это было и понятно, ему стерли часть его памяти и наделили абсолютным спокойствием и послушанием. Ратен понимал, что ему придется знакомиться с Боном и Лисом еще раз, но где-то он радовался, что это и к лучшему. После их последнего не совсем приятного разговора Ратену было не легко на душе. Он старался вести себя так же тихо и спокойно, стараясь не выдавать себя, своих друзей и того происшествия в лаборатории. Но мысли о Кине не выходили у Ратена из головы. Самое ужасное для него было то, что ни Лис, ни Бон Кина не помнили.
…
За последние пять лет в школе было тихо и без происшествий. Ратен с головой ушел в учебу. Рисование, лепка из гипса, науки, танцы, литература, космос — все это в предостаточном размере получали ученики всех двенадцати групп каждый день. Полная свобода выбора представлялась каждому. Можно было выбирать те уроки, которые тебе больше нравились, можно было даже не учиться, а только играть во всевозможные игры хоть целый день напролет. Их учили, казалось всему от военного мастерства до смешивания красок на холсте. К одному преподавателю на группу каждый месяц добавлялись помощники, которые уделяли внимание чуть ли не каждому ученику. Ратен внутри радовался такому миру и с удовольствием бежал на уроки по утрам. Но каждый вечер про себя он разговаривал с мамой и пересказывал ей все, что произошло за день. Все до малейшей детали. Он запоминал каждое слово, каждое движение. Да, он не выделялся сверх способностями, как все остальные школьники, но его показатели были самыми высокими, он быстрее всех отвечал на вопросы учителя, он быстрее всех мог повторить чуть ли не каждое движение кисти, быстрее всех сориентироваться в походе и найти нужную дорогу, чтобы всех вывести из чащи леса. Но как бы Ратен не старался, он не мог проявить никаких сверх способностей. Магон грустно кивал, когда слышал от Ратена правильный ответ. Ставил хорошую отметку и, казалось, тут же забывал, что у него вообще был такой ученик как Ратен. При всей такой славной и спокойной жизни сердце Ратена все же иногда стучало очень быстро и часто. Ратен вспоминал то, что в этой школе кроме заботливых учителей есть одна, но очень неприятная тайна. Он помнил Кина и хранил ему верность, за когда-то спасенную ему жизнь. Иногда, Ратен втайне выбирался по вечерам из комнаты и бродил по территории школы. Ратен осторожно заглядывал в окна здания, где располагались те самые страшные лаборатории, но ни лучика света, ни движения, ни даже что-либо похожего на жизнь он не замечал в темных молчаливых окнах. Они умели хранить тайны. А Ратен не переставал верить, что когда-нибудь он все же сможет эти секреты открыть.
…
Все разговоры были о предстоящем экзамене. Никто не знал, как это влияло на их дальнейшую судьбу, но все понимали, что он был чуть ли не самым важным событием в их жизни. Не переживал о предстоящем только Лис. Он валялся на кровати с запрокинутыми ногами, насвистывал веселенькую мелодию, а его косы пританцовывали ей в такт.
— Да, вы поймите, это конец всех бестолковых учений. Сразу после экзамена нас будут учить настоящим геройским вещам, а не этой ерунде. Уф, наконец, я смогу проявить себя как герой, крадущийся среди ночи, спасая город от несметного количества врагов. Не бойтесь, жители Римгарда, Лис бесстрашный спасет вас!
С этими словами он подскочил с кровати и начал руками и волосами показывать приемы рукопашного боя. Ратен сидел за столом и покачивал головой. Он повторял последний урок по математике и пытался решить задачу, но в такой обстановке ему это не удавалось.
— Лис, может, ты будешь радоваться про себя? Если ты все знаешь, дай другим подготовится. — Ратен с силой бросил ручку о стол.
— Ха-ха-ха, учи, учи, зубрилка. Ратен, не хочу ничего сказать тебе плохого, но это мало чем тебе поможет. Где твои сверх способности? — Лис хитро щурился. — Понимаешь, здесь всех поделят по способностям, а не по домашним заданиям. — Бон, ну-ка, рапортуй, что происходит по периметру в радиусе десяти метров?
Спокойный и выдержанный Бон не очень любил Лиса в такие геройские моменты, но зная, что его друг просто так от него не отвяжется, выдохнув, тихо произнес:
— В пределах периметра Сетва, она разговаривает с охранником, Ратен, жди подарки, у нее полная сумка чего-то, — Бон стал внюхиваться в воздух. — Не еда, не пойму что.
Ратен внутренне взбодрился. Сетва навещала его не часто, но каждый ее приход приносил ему столько радости, что он где-то внутри воспринимал ее почти как мать. Глаза его заблестели и, отложив в сторону тетрадь, он повернулся к двери в ожидании прихода Сетвы.
— Да, Ратен, тяжело же тебе будет стать героем. У героев не должно быть таких слюнявых чувств. Герои выше всего этого, — Лис захохотал над своим младшим сентиментальным другом.
В следующее мгновение дверь открылась и на пороге стояла Сетва с обеспокоенным взглядом. Ратен бросился к ней на шею, даже не пытаясь скрыть радость и все свои слюнявые чувства. Сетва расцеловывала его лицо и прижимала к себе все сильнее и сильнее. Потом отодвинулась, чтобы рассмотреть.
— Совсем большой уже, мой герой.
— Герой, — хмыкнул Лис. — Врагов будет убивать своими обжималками.
Сетва грозно кинула взгляд в сторону Лиса, но, не сказав ему ни слова, вернула взгляд полный любви и радости к Ратену.
— Мне нужно тебе кое-что передать, — женщина взяла мальчика за руку и повела к двери.
— Что за секреты? — Лис ревностно бросил недовольство, но в следующее мгновение махнул рукой и хитро прищурился, — А, все равно.
Дверь за Сетвой и Ратеном закрылась, его друзья, пожав плечами, переглянулись. Сетва никогда ничего от них не скрывала. Появляясь редко, она приносила мальчишкам кучу вкусных вещей и с удовольствием выспрашивала все об их жизни. Она хохотала как маленькая девчонка над шутками Лиса, тот покровительственно закатывал глаза, позволяя ей смеяться над ним, но уточнял, что такое дозволено только ей, и то, только потому что она взрослая, но как только он вырастет, шутки кончатся, ведь над героями не смеются, а их почтительно уважают. А вот сегодня Сетва ни произнесла в их сторону ни слова и увела Ратена на какие-то конспиративные разговоры да еще и накануне экзамена.
— Тебе никогда не казалось, что Ратена здесь не просто так держат? — Лис обратился к Бону. — Он ведь ничего не умеет.
— И он единственный, кого навещают, — так же загадочно продолжил Бон.
— Кто же он на самом деле? А, Бон? Подслушай-ка их разговор, — Лис затряс друга за плечи. Но это было даже лишним, Бон уже вовсю напряг весь свой слух, это было видно по его замершему и вытянутому в струну телу.
…
— Ратен, хороший мой, я просто волнуюсь за тебя, тебе десять лет и ты младше всех учеников. Я переживаю, как ты сдашь этот экзамен, ведь это… Это самый важный этап в школе, — Сетва запиналась от волнения. Она теребила руку Ратена и глазами хотела что-то сказать, но что Ратен не понимал. — Я верю в тебя, верю, что ты справишься.
— Сетва, это всего лишь экзамен, я все выучил, у меня лучшие показатели, почему ты так волнуешься за меня? — Ратен искренне не понимал, почему вокруг этого события было столько шумихи, но обеспокоенные глаза его самого родного человека почему-то заставили его сомневаться в своей уверенности. Что могло быть не так? Что она хотела, но не могла произнести? Он сжал ее руку и уставился ей в голубые озера глаз. Раз. И вдруг как вспышка света что-то промелькнуло где-то далеко внутри него, в самом глубоком его сознании. Ратен напрягся и зажмурился. Говори, Сетва, говори, только не молчи. Внезапно образ Ладуса загородил собой все, что так медленно и размыто стало проявляться.
— Ой, — Сетва выдернула руку из сжатого кулака мальчика. Ратен не рассчитав силы, сдавил ее пальцы до побеления. — Ратен, аккуратнее, ты мне так пальцы сломаешь.
— Прости, Сетва, я не хотел, я просто хотел понять, что ты хочешь мне сказать, но… Не могу. — Ратен решил не объяснять ей все, что пронеслось у него в голове. Да и объяснять было нечего, и он сам ничего не понял, но в груди у мальчика что-то засело. Что-то неприятное и заставившее его сейчас волноваться.
— Просто знай, я буду любить тебя и заботься о тебе, как эти горы, которые оберегают остров, — она обвела рукой горы, закрывающие горизонт. — Если тебе будет трудно, позови, мое сердце услышит тебя, — Сетва дотронулась до своего сердца и этой же рукой указала в сторону двух гор соединяющихся в глубокое ущелье. — Между нами не может быть преград, потому что моя любовь соединяет тебя и меня, как мост между материком и островом, — взгляд Сетвы стал необычно серьезен и был направлен в сторону, куда минуту назад указывала ее рука. — Ты у меня самый умный, самый смелый, ты все сделаешь правильно.
Сетва уходила необычно быстро и даже ни разу не обернулась. Ратен стоял и не двигался. Все, что переполняло его сейчас, так это чувство потери чего-то очень важного и главного в его жизни. Как кто-то вырвал это самое важное и главное из его сердца и оставил его одного посреди чужих холодных людей, которые все время пребывания его здесь относились к нему не более как к домашнему питомцу без чувств и без привязанностей. Единственная, кто приносил ему желание здесь жить, была Сетва, а теперь, она произнесла все свои слова, как прощальные и покидала его, оставляя один на один с ноющей тяжестью в груди и без надежды на следующую встречу, а значит и без надежды на жизнь.
— Мама, ну куда же ты? — он шептал сквозь эту непонятную и противную боль, глотая сухой комок, застрявший в горле.
…
Собрание учителей как обычно проводили в зале у Ладуса. Старик не менял своей позы. Его нависший взгляд над всеми двенадцатью преподавателями, казалось, смотрел на каждого и ни на кого одновременно.
— Вы смогли разобраться в своих воспитанниках так же хорошо, как и я, у вас было достаточно времени для этого. Но сейчас я все-таки хочу выслушать мнение каждого. Возможно, есть что-то, что я мог упустить. Вы все мои любимые ученики и я постараюсь принять во внимание, все, что вы скажете в защиту своих ребят. Но мы должны помнить, что в нашей школе существует порядок пропорций, и про него мы забывать не будем, — слова Ладуса, как всегда, звучали монотонно и не громко, но каждый звук его голоса заставлял сердца его учеников стучать громче и быстрее.
Все годы существования этой школы, главный экзамен становился жестким испытанием не только для воспитанников, но и для самих учителей. Все шесть лет мастера вкладывали знания в своих маленьких подопечных. Все шесть лет ребята взрослели и совершенствовали свои успехи на глазах своих старших наставников. Каждый учитель воспитывал по двенадцать учеников стараясь выявить у них максимум возможностей и способностей. Дети были довольно разносторонними и способности свои проявляли совершенно в разных областях, понять в каких, и было главной задачей мастеров первого потока обучения. Дальше воспитанников ожидало разделение по категориям, и дальнейшее обучение проходило для них только по одному направлению, по тому, где каждый из учеников проявил себя лучше всего. Учеников делили на детей искусства, детей науки и технологий, кого-то определяли в изучение космических разработок, а кого-то в литературную среду. Но было одно но. Из ста сорока четырех учеников только половина мальчиков получала перспективу учиться дальше, другую половину ожидало будущее военных солдат. Учителя понимали, что все их труды и поддержка становились бесполезным хламом для тех учеников, которых определяли в солдаты. И вот тех, кто попадет во вторую половину и далеко не лучшую и должен был определить главный экзамен. Совещание перед главным экзаменом было обязательным. Итоги экзамена могли не совпасть с порядком пропорций, поэтому здесь обсуждались возможные претенденты на воинскую службу. Каждый из мастеров знал, что обмануть Ладуса, выгораживая кого-то из любимчиков, было делом бесполезным. Главный учитель четко знал все возможности обитателей этого острова, а обман влек за собой наказание и для самого учителя.
Вот и сейчас каждый из двенадцати учителей, сидя перед несгибаемым взглядом Ладуса, до последнего перебирал в голове решение о судьбах своих подопечных. Какая-то часть ребят еще во время обучения уже попадала в противоположную часть школы. Это была шестая группа. Изначально ее создали для перевоспитания непослушных учеников. Мальчики имели возможность вернуться в свои группы, показав самый высший уровень послушания, но за все многочисленные годы существования шестой группы из нее не возвращался никто. В каком-то смысле это упрощало работу по отбору детей, но за последний поток, в группе насобиралось всего пять человек и это почти не влияло на результат. Ладус знал, что его ученики крайне неохотно вступали в дебаты по делению мальчиков, поэтому он, как обычно в такие напряженные моменты, создавал атмосферу любви и взаимопонимания. Это было в его силах. Да и вообще сила внушения была его коньком. Заметив, как настороженные взгляды мужчин поменялись на дружелюбные огоньки, Ладус откинулся глубоко в высокое кресло и стал слушать. Он знал каждого, чье имя произносили учителя. Он знал планеты и причины, по которым мальчишек забирали от матерей. Он помнил все горькие истории, он слышал все горе материнских сердец. Он знал мысли каждого из своих подопечных. Но знать все это он мог только тогда, когда сам находился в пределах этого острова. И сейчас чувство неуверенности сидело где-то глубоко внутри него. Он слишком многого не знал, он слишком много пропустил. Ладус давно скрывал, что большую часть времени ему приходилось находиться на материке. Ему не давала покоя мысль, что он пропустил что-то важное, но последние годы положение его государства Датлианты требовало от него прямого участия, а отказать главному жрецу Ладус не мог. И сейчас, слушая имена предполагаемых будущих воинов, он только кивал в знак одобрения, не вступая в дебаты. Вдруг, на какое-то мгновение его что-то забеспокоило. Ладус встрепенулся, вспоминая фразу, которая вывела его из равновесия. Точнее имя. А еще точнее — Ратен. Да, Магон все-таки предложил Ратена на воинскую службу. Но в какой момент это что-то пошло не так? Что пропустил Ладус? Он ведь не отпускал мальчишку из мысли ни на минуту. Ах, да ни на минуту, пока был на острове. Да, Ладус и не заметил, как мальчик изменился, но в ту ли сторону он изменился? Теперь Ладус с прищуром рассматривал Магона. Магон — его лучший ученик, неужели ты упустил в мальчишке самое главное? Неужели ты так и не сумел в нем это рассмотреть? Как жаль, что время упущено, Ратену — десять, и никто не сможет теперь из него это достать, никто даже Ладус. Да, Ратен, жаль, что ж вини своего учителя, это он превратил тебя в военный материал.
— Да, я вижу, вы достаточно полно разобрались в наших воспитанниках. Что ж, завтрашний экзамен покажет, насколько вы были правы. Спокойной ночи, мастера, — взгляд Ладуса потух. Учителя стали собираться, они понимали, что Ладус устал и ему необходим покой. Тихо и быстро они покинули зал главы школы. Но Ладус спать не собирался, ему еще предстояла встреча с главным жрецом Датлианты.
…
Бон ворочался и не мог заснуть, хотя уже была глубокая ночь. Он ни сколько переживал о завтрашнем экзамене как об одном происшествии, свидетелем, которого ему пришлось стать. Иногда, даже можно сказать очень редко, его слух прорывал огромные расстояния и Бон слышал разговоры чужих ему людей. Он с интересом слушал, но ничего из них не понимал. Это были куски фраз о какой-то неизвестной ему жизни. И сложить слова во что-то понятное ему было сложно. Он просто радовался этой магии, как он это называл, и старался помалкивать о таких чудесах. Но этот разговор был ему знаком. Это был голос Сетвы. С кем она говорила Бон, не знал, но вот тот, о ком они говорили, посапывал сейчас на соседней кровати.
— Я знаю, что его переведут. — Сетва плакала, — они испортят его, я знаю, что с ними делают на другой стороне острова.
— Сетва, еще не все ясно, экзамен только завтра.
— Я разговаривала с Магоном. Понимаешь, он мне сам все сказал. Экзамен не важен. Они уже все решили.
Что решили? Что это за другая часть острова? Что будет с Ратеном? Как бы они с Лисом не осуждали их друга, все же он был их другом уже столько лет. Может, слишком спокойным и рассудительным не как все дети вокруг, да и без сверх возможностей, но Ратен всегда был их другом. Он выкручивался лучше всех, когда нужно было соврать ради них с Лисом. Бон даже вспомнил ситуацию, когда Лиса наказали за невыполненную домашнюю работу и заставили полоть траву вместо обеда. Никто даже не осмеливался близко подойти к наказанному, боясь оказаться в таком же положении. Ратен придумал план, как отвлечь Магона и отдал Лису свой кусок пирога. Ведь в лагере все ученики боялись проступков, боялись ошибиться, а Ратен как будто ничего не боялся. Он просто придумывал какие-то планы, и они всегда срабатывали. Из-за тихого характера Ратена мало кто вообще мог подразумевать в том, что он иногда вытворял. Как сбежать ночью к реке, как обмануть повара и перетащить в комнату ящик газировки и, наконец, как не выучить домашнее задание и не получить за это никакого наказания. Бон с Лисом каждый раз удивлялись, но повторить за Ратеном такие смелые поступки никто из них не мог. У Лиса был слишком взбалмашный характер, а за ним за Боном, казалось, вообще следили денно нощно. Но Бон боялся предупредить друга, он боялся, что Ратен придумает план и у него получится, а виноватыми сделают их с Лисом. Бон боялся, что это наказание окажется хуже предыдущих, а возможно и последним, то есть переводом в шестую группу. Бон не мог подставить еще одного своего друга, поэтому сжав зубы, он заставил себя заснуть.
…
За окном была уже глубокая ночь, но два человека в городе спать не собирались. Один из них медленно и нерасторопно измерял шагами огромный зал из белого мрамора, другой рассматривал через открытое окно спящий город. С такой высоты были видны только крыши бесконечного города, растворяющегося в темноте ночи.
— Вот, скажи мне, Ладус, много ли твоих выпускников за последние годы так уж пригодились нашим ученым? Когда последний раз ты нам приводил какого-нибудь уж слишком яркого самородка? Наш народ уже достаточно совершенен, чтобы обойтись без этого зверского обычая, — мужчина в красном длинном платье продолжал ходить по залу.
— Ящер, я даю тебе потенциал для всего твоего народа уже сколько сотен лет. Мы вместе создали нацию, несравнимую ни с одной во всей вселенной. Но поверь мне, есть еще масса возможностей и способностей в других вселенных, я не остановлю этот проект, я доведу род человеческий до совершенства. Ты говоришь о самородке? Он был у меня, но я упустил его. Опять же, потому что ты требуешь находиться рядом, — Ладус разговаривал, не оборачиваясь и не отрывая взгляд от ночного города.
— Ладно, ладно, Ладус, мы со временем все вернем как раньше, но мне сейчас нужны воины. Дай мне всех учеников из этого потока, а дальше продолжай, как и раньше. Ведь ты лучше меня знаешь, что недра наших земель нищают. Не мне тебе рассказывать к чему это может привести. Наше государство превратится в пустыню, и народ будет умирать с голоду. Но есть, Цера, Ладус, есть огромная плодородная планета. Нам просто необходимы ее запасы. И это уже ни какая-нибудь прихоть, это необходимость, — Ящер говорил чуть ли не шепотом и сверлил глазами спину Ладуса.
— Мои воины не совершенны. Их век слишком короток.
— А больше и не надо, Ладус, больше и не надо. Нам вполне достаточно этого времени, чтобы захватить и подчинить Церу.
— В твоей армии семьдесят два моих воина. Этого вполне достаточно для защиты государства. Я их создаю только для защиты. А ты сейчас говоришь об уничтожении другого народа. Ящер, не нарушай равновесие сил. Я здесь, чтобы совершенствовать генетику расы, но не для убийства.
— Не для убийства? Ладус, вдумайся в то, что ты говоришь, — Ящер хохотал, не сдерживаясь. — Эти дети, твои воспитанники, многим ли ты дал жизнь? Ты сам себе противоречишь, — неожиданно жрец стал серьезным. — Я перестану финансировать твой проект, если ты не сделаешь, то, что я тебе говорю.
Ящер вышел из зала, Ладус стоял у окна, даже не обернувшись, на его лице мрачной тенью лежала тоска и обида. Услышав, что дверь за жрецом захлопнулась, Ладус подошел к высокому трону и, усевшись в него, замер как мумия.
…
Ратен закончил писать самым первым. Он довольный поднялся и направился к столу Магона. Магон очнулся от своих мыслей и, улыбнувшись, принял листок с контрольной.
— Как всегда первый, Ратен. Думаю, тебя ждет великое будущее.
Лис за второй партой заскрипел зубами. Он бросил ревностный взгляд в спину друга и снова вернулся к задачам.
Экзамен длился почти целый день. Воспитанникам нужно было ответить на билеты по двенадцать предметам в разных кабинетах. Во времени они были не ограничены, поэтому первые освободившиеся уже гоняли мяч на поле, в то время как остальные ученики еще искали ответы на вопросы. Результаты должны были объявить на следующий день. Поэтому оставшуюся часть дня мальчишкам предоставили полную свободу. Ратен как никто другой радостно носился за мячом, уступая в скорости всем участникам их соревнования, но сегодня этот факт не тревожил его никак. Он справился со всеми заданиями. И его друзья Бон и Лис весело и так же быстро присоединились к нему. Экзамен сдан. Что дальше? Великое будущее. Так сказал Магон. Почему бы ему не поверить. Ратен с силой толкнул мяч ногой и попал прямо в мальчика из третьей группы. Мальчишка скорчился от боли и упал в траву. К нему быстро подбежали остальные ученики, осуждающе косясь на Ратена. Но возмущаться никто не стал. Никто не хотел испортить наказанием себе свободные полдня. Лис с удивлением уставился на Ратена. Такой силы он в нем до этого не замечал. Но его мысли прервали улюлюканья мальчишек, забивших мяч в ворота соперника. Лис спохватился и побежал в толпу за мячом. Все это время из окна, за ними молча, следили глаза Магона. Он чему-то улыбнулся, покивал головой и снова занял место учителя.
…
— Бон, а Бон, а вот как ты думаешь, мы попадем в одну группу? — Лис ерзал в постели, шаркая одеялом. — А нас оставят жить в одной комнате?
— Лис, давай спать. Завтра тебе все подробно расскажут, — Бон был неразговорчив. Он отвернулся к стене и совсем не разделял радости с Лисом.
— В любом случае, завтра начнутся уроки для героев. Это же самое главное, Лис, а вместе или нет, какая тебе разница, — в разговор вступил Ратен.
— Как это, какая разница? Конечно же, я хочу, чтобы мы были вместе. А вот тебе, кажется, все равно, ведь это только тебя, кажется, ждет великое будущее, — Лис перекривлял Магона.
— Нет, не все равно. И не все равно, что ты придираешься ко мне все время, — Ратен бросил на друга зверский взгляд.
— Я? Придираюсь? Я говорю тебе, кто ты есть, на самом деле. Сопля.
— Что? — Ратен подлетел к кровати Лиса и с силой стукнул кулаком по ребрам обидчика. — Сопля? — Ратен колотил соседа, куда только мог попасть. — Еще раз меня так назовешь! Убью!
— Ратен, Ратен, успокойся, — Бон пытался оттащить Ратена от кровати, но это ему удавалось с трудом, Лис корчился от боли, но молчал. — Откуда в тебе столько сил? Да, успокойся ты, наконец.
Ратен как будто пришел в себя, он сел на кровать и схватился за голову руками. Что на него нашло? Зачем он кинулся на друга? Он испуганно поднял глаза в сторону Лиса. Тот закутался в одеяло и отвернулся к стене.
— Лис, прости, называй меня, как хочешь. Я, правда, не хотел, — он мямлил, понимая, что друг не скоро забудет этот поступок.
Что было удивительным для всех, так это то, что охрана этим вечером не пришла.
…
Утреннее построение было особенно волнительным. Все воспитанники ожидали с нетерпением решения по итогам экзамена. Привычную зарядку этим утром отменили. Старший учитель, произнес торжественную речь о важности этого дня для всех воспитанников. Говорил о выдающихся успехах практически всех учеников. Благодарил за послушание и отличные результаты экзаменов. Дальше пошли дифирамбы во славу Родине, и какую непосредственную роль выпускники этой привилегированной ...

(дальнейший текст произведения автоматически обрезан; попросите автора разбить длинный текст на несколько глав)