Глава 5 (Глава 5)

1.

Выборный голова Копна, выслушав «северян», задумался: «Ко времени пришлые вояки, ко времени. Князья междоусобицу затеяли, а дружинничков пускают на вольные хлеба, покормиться с соседских землишек, да не черпалом, а мечом. А родному князю не в мочь оберечь. Самим надобно озаботиться. С другой стороны: жалко казну потрошить, вон их какая орава, а минует беда — зазря потратимся.» И принял он мудрое в свою пользу решение. Обложить население дополнительным налогом — чай непосильный оброк легче насильственной смерти.

С помощью мастеровых, ремесленных мужиков с округи, лагерь возвели быстро. Частокол из толстых заостренных бревен окружили рвом глубиной в человеческий рост. По углам поставили четыре защищенные от стрел и копий вышки. За внушительным ограждением деревянные времянки с печами. Колодец. «Начало положено. — думала Нена, оглядывая варварское сооружение. — Местный князек, хоть и не взял на службу, сославшись на „подумать“, но и не прогнал. Хорошим подгоном материалов и работников помог построить укрепленный лагерь. Обещал кормить на халяву. Остальное сами. Вот и отлично! Считай зацепились!»

Тем временем ее разведчики, принаряженные нищими, разбрелись по местности, прося милостыню, держа ушки на макушке…

«К сородичам „папаши“ не сунешься. Богатые, знатные, — уважаемые люди. Как им объяснить, откуда чужаки знают их непутевого родственника и почему интересуются? Слишком подозрительно. — анализировала помощница Ктума кой-какую поступившую информацию. — Пьяница Хомяк подходящий экземпляр для расспросов. Вроде бы они друзья детства. Придется забухать с недоумком.»

-Эй, стражник, где тут у вас можно напиться?! — спросила Нена положив не железную руку на плечо шедшего впереди Хомяка. — Кабак есть поблизости?

Внутренне вознегодовав — кто это за ровню с ним держится — Хомяк обернулся, но виду не подал — наемница внушала уважение. Они уже пересекались в ходе строительства. И он ответил:

-А, это ты, Нена! Не признал по голосу. Запалилась что ли? Вон бабка квасом торгует. Купи, да утоли жажду!
-Э, витязь, квасом только дети балуются. Мне бы посущественнее питьё. Кабак где?
-Какой еще кабак? — в глазах стражника застыло дикое непонимание.
-Не знаешь, что такое кабак! — рассмеялась Нена. Она поняла — эти дикари еще не эволюционировали настолько, чтобы бухать за деньги. Сакральное типа действие выпивка. Они еще не спиваются, а угощаются! И сказала. — Вот Русь лесная! Объясняю: кабак это место, где покупают хмельные напитки и там же, сидя за столами, пьют.
-Можешь на постоялый двор сходить. Заплатишь за постой. В обед хозяин чарку поднесет.
-Да как же вы тут живете? А если мне сейчас надо, чтоб хмель в голову ударил. Скучно мне, понимаешь?

Хомяк, хоть и порядочная сволочь, но далеко не дурак, сообразил что к чему. Пошлая мыслишка поползла вниз. «А почему бы и нет, — подумал он, — хоть она и воительница, но всё-таки баба!» Расплывшись в улыбке с ехидцей, другой у него отродясь не бывало, сменив гнев на милость, предложил:

-Так бы сразу и сказала, а то кабак кабак. Пойдем ко мне. У меня медовухи жбан в погребце, как раз для такого случая припасен.
-Э, да, что медовуха-то твоя, покрепче бы чего-нибудь! Лучше айда к нам в лагерь. Есть у меня кое-что на черный день. Так уж и быть, ради такого случая не пожалею. Познакомимся поближе. Нравишься ты мне Хома. — уже чуть ли не повисая на десятском, соблазняя мужика флюидами, проворковала Нена.

От разбушевавшегося вожделения Хома вспотел, раскраснелся. Снял шлем, вытер ладонью мокрый лоб.

-Ну и жара нынче. — посетовал он.

Немного отдышавшись, отыскав глазами, вертевшегося неподалеку подчиненного, гаркнул:

-Эй, ты, подь сюда!

Когда ретивый служака подоспел на зов, Хомяк, с положенной ему по должности степенностью, кивнув в сторону Нены, молвил:

-Я отлучусь ненадолго. Проверю все ли ладно у наших друзей. Не обманывает ли народ с поставками. Может жалобы какие. А ты смотри, чтоб порядок тут у меня! Старшим будешь! Ну да, ну да, вроде всё… Коня приведи.

2

Крепок был Хомяк и опытен в питейных делах, но от не привычного напитка захмелел до неприличия, а потом и до свинства. Разгулялся, распетушился, расхвастался. Хватаясь за меч вскакивал. Кричал, что он рубака непревзойденный и что в княжью дружину его брали, только он не пошел. Мол, где родился, там и пригодился. Нена терпеливо успокаивала хвастуна. Соглашалась. Поддакивала. Обнимая за плечи, усаживала. Снова наливала. Пей сокол. Пей, да рассказывай. Всё что на душе тяжкой ношей выкладывай. А что пьяному надо? Каплю внимания, лести чуток, да чтоб не перечил никто! Чем сильнее пьянеет, тем выше возносится. Вот ему уже и князь не князь.

-Если бы ты знала, Неночка, что в землях-то наших деется. Не могут князья сладиться кому из них главным быть. Друг на дружку ополчаются. Разоряют города и селенья. — еле ворочая онемевшим языком, сетовал витязь. — А наш-то, хотя и старший в ихней породе, да слабоват и телом, и умом, и людьми верными. Войско не может собрать. Взял бы да позвал меня воеводой. Я бы собрал. А дружинником к нему не пойду. Мне и здесь не плохо. А что? А ты, Нена, ты, пошла бы ко мне в дружинники, если б я князем был? Не… Жениться ловчее? Пойдешь за меня?
-Не пойду. Не обессудь. Я старая и бесплодная. Другую найдешь. ПолЮбите и поженитесь. Детей нарожаете. А без детей какой смысл? — отговорилась женщина.
-Была у меня любовь… А може я ее и до сих пор люблю! — и грозный десятский уронив лицо в ладони, заплакал. Потом вскинулся, намереваясь куда-то бежать, но тут же упал на лавку со словами: «Найду и убью этого пса! Горана!»

Нена, до этого с невозмутимым презрением наблюдавшая за рыдающим, как дитя мужиком, вдруг оживилась. Пододвинула ему полную до краев чарку:

-Выпей.

Дождавшись, пока он, давясь и проливая, проглотил содержимое, добавила:

-А теперь подробнее. Кого и за что ты хочешь убить? Может чем помогу. Мы же друзья. А друзья должны выручать друг друга.

Нена сидела напротив, облокотившись на крышку стола, внимательно слушала. Хомяк хлюпая носом, размазывая кулаком сопли, рассказывал…

Есть у нас такой — Горан. То есть был. Был или есть — не важно. В общем сгинул. Оба сгинули. И он и она. Никто не знает, где они. А я знаю. Догадываюсь. Наверно и родня его знает. Но искать не станут. Он давно для них, как пропавший. Опозорил, дескать род свой. Не знаю как у вас, а у нас бытует обычай: с измальства обручаются детки знатных, да богатых. Брачный договор то бишь. Не успел толком к свету белому привыкнуть, а уже жених. Ну, не без пользы конечно — буковка к буковке, а денежка к денежке.

В детстве мы даже дружили. Я тоже не из последних вроде как. Дружили. Да. Пока ни объявилась Миринка с бабкой своей. Откуда они пришли я не знаю. По слухам, родители ее умерли или убил кто. Разное люди говорили. Приютились они в заброшенной, полуразвалившейся избенке, в подоле, крайняя к лесу. Бабка-то ее знахарством промышляла. Ну, с кого сглаз, с кого порчу сняла, какого немощного на ноги поставила. Денег не брала. Так, кто что даст, в основном харчи, да одежку какую. Народ-то наш отзывчивый, благодарный — собрались мужички, да подправили домишко, изгородку подладили.

Лет нам по 15 уже стукнуло. Самая пора в жизни определяться. Записали нас в отроки — в княжью дружину знамо дело. Тут то всё и началось. Пошел меж нами разлад. А вышло так, что мы оба влюбились в нее… Как я думал, сосватаю Мирину и на службу. А года через два, когда стану истым дружинником, тогда и свадебку сыграем. Да не тут-то было. Влюбилась и она в него. Чего греха таить, я ее понимал — как ни влюбиться в такого красавца. Не меня же ей любить — свинью жирную. Встречались они тайно. Ему-то нельзя, обрученный. Завидовал, злился я, но терпел, друзья мол. Надеялся, что поиграются малёк, а жизнь по своему уладит…

Да… В отроки-то я не пошел… Бросит он ее, думаю, и уедет, а я вот он со сватами. Куй, как говорится железо, пока горячо. А насчет хлеба насущного, так дядька мой, тогда выборным был. Ужо пристроит племяша-то. Была и другая причина дома остаться. Я же не думал, что он променяет положение на нищую девку. А что? Дорога-то у него известная была. Мать с отцом кому надо денег дадут и сыночка не в простые дружинники, а в десятники сразу. А там и в воеводы, если доживет… Противно становилось на душе от мысли, что ему подчиняться буду.

Ну да, ну да… Обо всём подумал, всё рассчитал, кроме одного. Ждал своего часа, так сказать. Потом смотрю, а дело-то дымком пахнет, скоро огнем полыхнет! И донес его родственникам. В общем выселили их, Мирину и бабку. Обвинили в колдовсте и выселили. И они исчезли… Не знал я, что так получится. Выходит сам себе хуже сделал. А Горан-то заартачился. Отказался жениться на другой. Сказал, мол не стану и всё, мол отменяйте договор. Ухожу Мирину искать. Бросил службу и тоже пропал. Помолвку разорвали. От позора откупились. А от строптивца отказались, дескать знать его не хотим и пропади он пропадом. Надо было, тогда его убить…

А потом они вдвоем объявились. Построили дом в ближнем лесу и жили. Долго жили. И без детей. Ну, думаю, это вас боги наказали. А недавно слух прошел, будто у них дитя малое. Говорили, чудное какое-то дитя, быстро растет. Хотел наведаться к ним, да не успел, опять пропали они. Но я-то знаю, где их искать. У бабуси небось. Тока как найти бабусю-то? В тайге она прячется…

В каком-то годе ехал я из заречного городища, как раз, по опушке дальнего леса. С него тайга-то наша и начинается. Вижу, идет кто-то. Баба какая-то. От мужа что ли гульнуть решила. Чего в диком лесу еще делать. Никто не ходит в тот лес. Боятся — дремучий дюже. Не баба это, а старуха. Спрятался в кустах, наблюдаю. А походка-то знакомая. Прошла она мимо. Не заметила. Ну да, Миринина бабка это. Вот и всё… Дорогу-то я до леса знаю, а дальше, если только к Лешему на поклон. Коль поможешь их найти — век должником твоим буду. Его убью, а Мирину насильно в жены возьму. Ничего, если стерпится, то и слюбиться должно.

Видно алкогольные пары совсем помутили рассудок человеку. Толстяк спрыгнул с лавки. Засуетился. Забегал по времянке. Засобирался:

— Неночка, домой поеду. Спасибо тебе за приют, за ласку.
-Не дури. Ложись на лавку. Ночь на дворе. Утром опохмелишься и поедешь. — порекомендовала воительница, правда не особенно напирая.
-Нет, поеду. — с одержимостью пьяного настаивал Хомяк. — Я только дома ночую. Путь близкий, проторенный ужо. Доскачу мигом.
-Как хочешь. — женщина пожала плечами и тоже встала, проводить гостя.

3.

Стоя посреди заполненного людьми зала, осматривая внутреннее убранство космопорта, сегодня он отметил, как бы между прочим, что давно уже не испытывает детского восторга перед всем этим великолепием. Восхищение сменилось нетерпением, молодых, едва оперившихся, крыльев. Им еще предстояло научиться летать. А пока, всё что есть это груз неизрасходованной страсти и непонятного происхождения грусть. Он догадывался, что это симптомы предпутешественной лихорадки. Неотвратимо надвигающейся, усиливающейся день ото дня. Скоро час Х.

Тесты пройдены. Он зачислен в группу. Однако ожидаемое облегчение, видно запамятовало о нем и не наступило.

Тестирование…

Всем претендентам предстояло пройти через диковинную машину. Тестовый шар. Устройство довольно объемной конфигурации. Испытуемый помещался внутрь. В полость закачивалось полугазообразное, полужидкостное вещество, настолько плотной консистенции, что человек пребывал в подвешенном состоянии — не всплывал и не опускался на дно. При этом в нем можно было дышать и не закрывать глаза. Первое тестовое упражнение так и называлось — доверие. Дело в том, что это вещество совершенно безвредное для живых организмов требовало адаптации к нему, толику сознательности и бесстрашия, то есть элементарного доверия к проводимому опыту. Его необходимо было вдыхать постепенно, малыми порциями, в три-четыре приема: небольшой вдох, задержка, вдох, задержка… А выдыхать, только после наполнения легких под завязку. Резкий, глубокий вдох приводил к перенасыщению активными компонентами и к потери сознания. Не справившийся с заданием выбывал из игры. Второго шанса не давалось.

Чем сильнее паникуешь, чем больше тратишь энергии, метаясь по шару, ища спасения, тем быстрее сдаешься…

Концепт тестирования заключался в моделировании ситуаций. Это и тестирование и обучение одновременно, состоящее из нескольких этапов, если проходишь предыдущий, то переходишь на следующий. Необходимая информация поступала непосредственно в мозг. То есть черпалась здесь же, только усваивалась она мгновенно и тут же применялась на практике. То есть, если усваивалась, то применялась. Что характерно, правильно усвоенная методика переставала существовать, становилась инстинктом и забывалась.

Подсказки поэтапно всплывают в уме, необходимо лишь следовать инструкции.

На теоретических занятиях Карром узнал, что это за вещество. Стареющие звезды расширяются и теряют свои внешние слои, образуя вокруг себя оболочку из газа. Звездная материя отдаляясь от материнского тела, остывает. Этот газ собрали и подвергли специфической обработке — прогону через центрифугу и отстаиванию, удалению радиоактивного излучения. Но используемый в народном хозяйстве эффект получился, как водится случайно. Произошла утечка, однако вещество не рассеялось в атмосфере, большего того — смешавшись с ней, оно приобрело устойчивую форму облака. Случись это под открытым небом, оно безвозвратно улетело бы гонимое ветром, но в лаборатории его удалось поймать… Опять же, случайно, кто-то из лаборантов добавил в сосуд воды. Ну, и пошло, и поехало. В результате ряда экспериментов с растениями, животными и т. д. по возрастающей — оказалось, что субстанция не только содержит в себе всю имеющуюся у мироздания информацию, а так же подстраивается под конкретные запросы потребителя, предоставляя необходимые знания для моделирования его индивидуального бытия.

Второй уровень — лингвистический. Преодолеть условности. Забыть, что перед тобой иностранец. Перестать слушать звуки. Перестать насильственно ломать голову, а что могло бы означать то или иное сказанное им слово. Отключить весь мысленно-слуховой процесс, просто смотреть, смотреть до тех пор, пока ни начнешь понимать. Очень важно проявить выдержку. Не отвернуться застеснявшись, не перескакивать в нетерпении с одного на другое: смотреть — слушать, слушать — анализировать, потом спохватившись, снова смотреть… Только смотреть, смотреть не отрываясь, до тех пор пока ни увидишь… Следующая сложность — заговорить самому. Заговорить так, чтобы тебя поняли. Не думать о том, как и что сказать, перебирая в уме звуки, которые соответственно будут нелепы, потому что сами по себе не обладают информативностью. Надо решиться сказать. Захотеть сказать. Не думая, не копаясь в голове. Поймать эмоциональный порыв и начать говорить не отвлекаясь на страхи. На самый главный страх — быть непонятым… Прелесть методики в том, что однажды сумев, научаешься навсегда. Полученный навык впоследствии включается автоматически и в настоящей, не моделируемой чудотворным облаком реальности, без каких-либо умственно-волевых усилий со стороны его носителя.

От взвода осталось пятеро… В ходе рекогносцировки они напоролись на засаду. Понеся значительные потери отступили и забаррикадировались в разрушенной многоэтажке, отстреливаясь в проемы окон… Вдруг в помещение влетела граната… Он видел застывшие лица товарищей… Испуг в глазах… Он командир, он должен принять решение… Команда — ложись — не спасет никого… Выбежать из комнаты они тоже не успеют… Выход один, пожертвовать собой, чтобы спасти остальных… Он командир — это его приказ самому себе… За доли секунды до взрыва решение было принято — он бросился на смертоносный предмет, накрыв его своим телом. Он почувствовал удар снизу, но мощный толчок не был болезненным, он был пробуждающим…

Наставники одобрительно покачивали головами, прихлопывая в ладоши. «Вы, успешно прошли обучение. — резюмировал самый пожилой. — У вас есть вера, самоконтроль и отвага. Вы способны установить контакт. Инициативны и готовы к самопожертвованию. Вы приняты! Поздравляю!»

4.

Лес и правда походил на океан, вечнозеленый, величественный, вольготно раскинувшийся на необъятных просторах. Имя, обеспокоенным ветрами, брюзгливо ропщущим вдогонку им, изумрудным волнам — Тайга! Что бы это могло значить: тай-га? Первое, что приходит на ум — тайная дорога… Неведомый путь… Непроходимые дебри пространства… Путь, который не обязательно куда-нибудь приведет. Можно и сгинуть ведь, заплутав. Дорога, которую знают не все или местность, сокрытая от посторонних, любопытствующих глаз. И где, как ни в лесной, непролазной чаще укрываться от врага…

Дроны вторые сутки барражировали над дальним лесом. Монотонно жужжа, с неустанностью механизмов, прочесывая квадрат за квадратом, выполняя нужную кому-то работу. Обнаружить людей или их признаки. Дымок, от костра или из печной трубы, постройки, скот… Поиск начался с места указанного Хомяком.

Не самое высокотехнологичное оборудование выделил им Ктум, считая, что и этого вполне достаточно, чтобы выследить парочку взрослых дикарей и одного ребенка. Нена настаивала, на более совершенном техническом сопровождении миссии, мотивируя тем, что устаревшая техника требует больше персонала, больше времени для обслуживания. Ктум отсек все ее обоснования одним предложением, мол, а какого еще рожна вам там делать, мол функционально все то же, вот и занимайтесь. Дур не был бы собой, если бы доверил дорогостоящие супер технологии какому-то сброду, не считая Нены разумеется. И вообще, на данной стадии он не планировал затрат сверх установленного лимита…

Трое крепкого сложения мужчин, верхом на тяжело нагруженных лошадях, свернув с тропы пролегающей вдоль опушки, углубились в лес. Поляна показалась им подходящей. В неглубокой балке, в устроенном природой схроне, натянули палатку, навалили на нее сосновых веток. Чуть поодаль соорудили загон для животных. Солнечные батареи спрятали в росшем по верхам ложбины густом, колючем, кустарнике. Смонтировали и запустили аппараты — дежурство началось…

Однако с их стороны было наивным полагать, что только они обозревают этот мир с высоты птичьего полета…

Хорошо развитая интуиция первоклассного бойца и человека, существующего за гранью дозволенного, редко подводила Нену. Практически со дня прибытия сюда, в душу закралось неприятное чувство, что за ними кто-то следит. «Бред какой-то. — думала она. — Каким надо быть профи, чтобы мы его не вычислили.» Тревожность стала второй тенью… И повод был… Единственно, в чем она ошибалась — думая, что этот кто-то имеет человеческий облик… В действительности же за ними наблюдал пристальный взгляд автоматической станции удаленного обнаружения, но дислоцировалась установка не на Земле, а на орбите голубой планеты. И россыпь нано-роботов паучков с настройками на шпионскую деятельность, кем-то внедренная в их повседневность…

Скорее всего подозрительность помощницы вызывалась шалящими нервишками, на почве хронической абстиненции. Тревога Нены и роботизированная слежка чистейшей воды совпадение, так как исходя из авторитетного мнения экстрасенсов: живое чувствует, только живое. Человек не может воспринять направленный на него объектив скрытой камеры, если за прибором ни прячется душа. Восприятию нужны эмоции испускаемые объектом, чтобы «засечь» его. А как же — спросит кто-нибудь — наводящие на нас ужас наблюдатели с того света: они ведь тоже не живые, но мы их чувствуем? Не живые, если смотреть на них глазами этого мира. Опять же, эти наблюдатели не бесстрастны: ненависть и зависть к нам, якобы живым, выдает их и ледянит наши сердца.

Искусственные же создание мертвы для всех миров…

К тому же Нена была не в курсе истинной цели настоящей охоты. Она знала лишь, что некий чудаковатый астронавт украл нечто у ее хозяина, некую невероятную ценность, которую необходимо вернуть. Так же шеф не счёл нужным поставить в известность о государственном значении украденного. Не знала она и о третьей силе участвовавшей в гонке за ценным призом. Вероятно, знай она всю подноготную, всё равно это не повлияло бы на ее отношение к хозяину и не пошатнуло бы преданность ему, но задумавшись над сугубой нестандартностью происходящего, она приняла бы беспрецедентные меры, обеспечивающие безопасность и конфиденциальность. Например, затребовала приборы реагирующие на всякого рода «мертвые» излучения. А так, что же — нервы и нервы — с кем не бывает. По крайней мере сейчас подтверждения беспокойству нет. Можно полечиться очередной дозой спиртного и усилением караула.

Пока это сходило с рук, потому что третья сила, как и вторая, в общем-то совместно бездействовали…

5.

Присущий настрой преобразовывает всё вокруг с тем же качеством. Не рекомендуется вытворять значительное в плохом настроении — выйдет не то, что задумывалось. Хорошенько подумай, чего хочешь сейчас больше всего — сделай это и получишь удовольствие, а не усилившееся расстройство. Все знают об этом, но почему поступают наоборот?

Но какие могут быть огорчения у юности?! Кажется молодость, только и делает, что следует своим идеалам и воплощает собственные мечты! И бодрости духа не занимать в этом жизненном цикле!
А кто из нас в молодые годы думал о близких — каково им? Только в разлуке чего-то чувствуешь и то временно. А может так всегда? Полезная штуковина — расстояние! Умнит!

Но долгие прощания вряд ли кому-то нравятся, особенно, когда обуревает жажда подвигов и представляется, что всё впереди. Не здесь, а там! За горизонтом! За облаками и выше. Где-то на пути к самой дальней и яркой звезде! Все впереди, это чувство безнаказанности долго сопутствует нам, пока наконец ни наступит понимание — всё, поздно уже. и порох закончился, и как ни тряси стариной — смех да и только.

Но вернемся к молодости, к всемогущественности порыва и к безупречному устремлению в будущее.

Два дня дали курсантам — собраться, проститься… Проводы ограничились домом. Минута в минуту у бунгало объявился заказной летобус, раздувшийся от ответственности за свершаемое. Еще раз наскоро тюкнув губами мать и сестру в пахнущие родиной щеки, сжав руками пловца крепкое отцовское тело, Карром рванул навстречу судьбе!

Смахнув слезу, грустно улыбаясь, жена сказала мужу, показывая в даль, где мгновенье назад исчез их сын: «Смотри-ка, побежал, аж пятки засверкали!»
-Вырос! — с гордостью вздохнул отец.
-Мальчик… большой, взрослый мальчик… — выдохнула мать. Впрочем, как и все мужчины — всю жизнь пацаны…
-Пацаны до гроба! — попробовал пошутить отец.

Карром впервые покидал родную планету с ее морями, островами и благословенной атмосферой. Он и еще пол сотни его однокашников, старрианских юношей и девушек. Торжественность и необычность момента подействовали на всех, как плоды «смешного» дерева, употребляемые во время праздника двух звезд. Весь этот недозрелый цвет что-то бурно обсуждал, шутил, веселился, стараясь перекричать бодрый, вышколенный голос диктора, звучащий в пассажирской аудитории: " Наш корабль..."

Далее перечислялись цифры обозначающие марку и модель судна, и прочая аббревиатура с расшифровкой. Слова невидимого экскурсовода частью заглушала эмоциональная буря присутствующих:

"… для путешествий в ближнем космосе… однако… позволяет… временнЫе скачки… 10000 световых лет за долю секунды… ускорение сейчас минимальное… находимся на верхней палубе… можем видеть..."

Защитные, непроницаемые экраны погасли и сотня жадных глаз прильнула к прозрачным стенам…

Старра, видимая во всей красе, плавно удалялась. Выхваченные зрением детали уменьшались, к ним добавлялись новые и тоже мельчали, казалось не корабль поднимается ввысь, а кто-то неспешно регулирует масштаб изображения…
Карром резко обернулся на раздавшийся под ухом всхлип. У стоявшей рядом девчонки на лице образовались два ручейка, вытекавшие из красивых, синих глаз. Сердце дрогнуло, он Обнял ее:
-Не плачь… Мы вернемся…
-Да, да… конечно… — прошептала она с благодарностью, с доверчивостью родственной души прижимаясь к нему…

«Здравствуй Космос! — восхищенно воскликнул Разум, навылет пронзив безоблачное небо. — Я столько о Тебе слышал! Я о Тебе мечтал еще с тех пор, когда толком даже не осознавал себя, будучи лишь зародышем в черепе животного, жевавшего свою повседневную жвачку, отстраненно наблюдавшего за огненным хвостом приближающейся кометы!»