Глава 17 (Глава 17)

а«В конечном итоге, под твоим чутким руководством

он станет тем, кем ты сам пытаешься быть…

И это будешь именно ты» /Христиан Розенкрейцер/

1.

Он снова открыл глаза, постепенно приходя в себя после сна. На этот раз это была, насколько можно разглядеть в темноте, убогая избушка. И он снова был в своем теле, хоть и уменьшенном на годы назад. Вырвавшийся из его детской груди вздох облегчения, чуть ни разбудил спящего рядом Горана. С другой стороны от него спала Мирина. Значит, он вернулся в настоящую реальность. К радости примешалось чувство сострадания к «мелкому засранцу», теперь его, по всей видимости, черед томиться в этой ужасной комнате без окон и дверей, без всякой надежды на исход. Как-то не хорошо получается. Придется заняться решением этой задачи.

Здесь пахло жизнью. Едой и травами. А еще травами были набиты матрас и подушка. Отзываясь на телесное движение, травы приятно шуршали. Душа обмякла и веки опустились. Как сладко засыпать в раю, среди чужих и всё-таки близких людей. И вдруг, перед внутренним взором отчетливо предстали ряды белых близнецов движущихся прямо на него, с неразличимыми под масками лицами. С кошмарной навязчивостью, в голове зазвучали, тысяченогое слаженное топанье «роболюдов» и механическое стрекотание дроносветов… Он снова открыл глаза, мотая при этом головой, как бы отгоняя назойливых насекомых. Темнота слизнула белый шум. Слух наполнился шорохом высушенной, источающей аромат травы. Луг. Да-да. Это у них называется Луг. Место, где в изобилии растут трава и цветы. Он куда-то проваливался… Во что-то теплое, светлое… Кажется это Старра… Шум моря. Да-да. Это шумит море. Совсем рядом. За этими деревьями сейчас откроется вид. Желтый песок и бирюзовые волны с белыми барашками. Отступающая, пенистая волна оставляет нитки водорослей и ракушки. Налетела и вот уже нет ничего. Только желтый песок. Я дома — крикнул ум! Я дома — воскликнуло сердце! Наконец-то я дома — запела от счастья душа!

Он проснулся один. Ничего не изменилось с момента провала. Вроде та же изба. Он узнал ее по запаху и шуршанию травы. Значит не померещилось. «Слишком часто я стал просыпаться в незнакомых местах.» — подумал Карром оглядывая помещение. Тело восьмилетнего мальчика оказалось слишком легким. Намереваясь лишь приподняться он практически взлетел с кровати. «Класс! — усмехнулся странник. — Надо рассчитывать силу, чтобы ненароком не спалиться.» Карром оделся и вышел на улицу. Настоящая, живая планета тут же приняла его в свое уютное располагающее естество. Карром потянулся, глубоко вдохнул пьянящий воздух. Ему показалось, что и сама Земля, с таким же, как он наслаждением вдыхает натуральную свежесть собственной атмосферы. Яркое, пронзительное Солнце возвышаясь над ним, гладило его кожу и волосы теплыми, материнскими ладонями. Где-то вокруг забавно чирикали местные пичуганы. Горан называет этих птиц Вора бей, за их наглость. Крошка со стола без них не упадет!

Трое взрослых людей с настороженным любопытством наблюдали за ребенком. С первой минуты его появления на крылечке, они поняли — он опять изменился. Ведь Ромка, даже толком не проснувшись, шлепал бы уже обниматься с родителями и бабулей. А в любящих объятиях, позевывая со сна, просил бы каких-нибудь вкусностей. Никогда он не стал бы так потягиваться и принюхиваться, подставляя бока пусть и приветливым лучам. Скорее он кинулся бы искать кота или подошел к лошадям, а до атмосферных ванн его разум еще не дозрел… Так думала Вьяра поглядывая то на Ромку, то на небо — не кружит ли там парочка инопланетных стервятников. Взглянув на зятя с дочкой, она поняла, что и горе-родителям это вдомек. Они стояли, побросав домашние дела, опустив руки вдоль тела, просто глядя на него. Очевидно смиряясь со своей участью и ожидая каким будет развитие. Понял и Карром по их лицам, что дальнейшая конспирация не имеет оправдания и лишь усугубит плачевное положение для всех. Пришла пора объясниться. Но поверят ли ему? Еще раз скользнув по светилу глазами, прицеливаясь — утро или обед сейчас, он шагнул к ним навстречу и сказал: «Добрый день.»

Его опередила бабуля. Зачем-то всплеснув руками, по обыкновению добродушно улыбаясь, она поспешила ответить на приветствие чужака: «И тебе хорошего дня! С возвращением, милок!» Бабушка Вьяра или Варя, как она просила ее называть «того Ромку», будучи бывалой космолетчицей, повидала за годы странствий уйму всякого неожиданного и нереального, что по сути и научило ее принимать действительность, какой бы неправдоподобной та ни была, решила взять инициативу в свои руки. Тем более, что ей самой есть в чем повиниться перед якобы родственниками… Она усадила слушателей на бревнышко перед избушкой. Каррома по середке, между Гораном и Мириной, и попросила не перебивать, пока ни закончит…

Рассказ Вьяры был долгим. Несколько раз Горан или Мирина от диковинности услышанного чуть ли ни подскакивали с бревна, желая выразить полное недумение и неверие в возможность такого. Однако чем дальше шло повествование, тем угрюмее и молчаливее становились оба. Когда же Мирина узнала, что она не родная кровь бабуле, а лишь дочь ее друзей, выхоженная и воспитанная Вьярой уже на этой планете, а настоящие ее родителя погибли страшной смертью лет 150 назад, она не выдержала и разрыдалась. Горан поднялся, подошел к жене, прижал ее голову к своему животу и молча стал гладить. Мужчина гладил женщину по голове, уставившись в стену и думая обо всем подряд: «Что нам до каких-то инопланетян, коль мы и сами наполовину нездешние. Как жили, так и будем жить. Беда в другом — нормальная жизнь с правдой или без, никак не ладится. Каждые 10 лет происходит какой-нибудь слом и крутой разворот. Не то, дак это. Чай не впервой сызнова начинать. Единственное из-за чего стоит по настоящему горевать — это из-за отсутствия детей. Вот и с Ромкой судя по всему не вышло.» Он повернулся к мальцу: «Ты тоже из космоса? А как звать?» «Да… Карром Атти. — ответил мальчик. — Можно просто — Кар.» «У нас вороны так каркают, кар да кар. Оставайся уже Раманом что ль, да и обвыклись мы! А годов скок?» «20.» Далее молодой человек поведал свою историю…

«Вот тебе и звезды — божьи очи! — вырвалось у Горана, когда Карром умолк. — Выходит, что в Раде, что в Гаде, — везде одинаково!» Все четверо сидели на бревнышке, словно и правда семья в трех поколениях. Со стороны и не скажешь, что это совершенно чужие люди и не только по роду-племени, а вообще «сборная Вселенной»: один абориген и три пришельца. «Эх ты ж, совсем про етьбу запамятовали! — спохватилась баба Варя, продолжавшая следить за небесами. — Солнце-то с горки, а мы без подпорки! Не то што обедать, уже вечёрять пора. Айда в избу молодежь!» За столом молчаливое хлебание нарушил Горан, сидевший с Мириной напротив Каррома и бабули: «Одного не пойму… А с тем Ромкой что? Он — человек или дух?» «Да, как-то не по себе, что он теперь там. — подхватил Карром, отодвигая пустую посуду. — Спасибо… С этим можно что поделать?» Вьяра сдвинувшись вполоборота, прищурила на него, похитревшие глаза: «Придется, милый, вам договариваться! А ты как думал?! Это ж ты разделил себя на части, сам с собой и будешь теперь мостки мостить!» Старрианец запаниковал: «По очереди будем нырять?!» «Нет. — обрубила острожавшая вдруг бабуся. — Иди продышись, а я приберу и выйду. И смотри костер там не жги. И на небо поглядывай, пока не стемнело… Прячься, если что увидишь… Еще пришельцы, окромя нас объявились! Ищут дроны кого-то… Ни тебя случай?»

Вьяра вышла к нему в сумерках. С темнотой боги один за другим просыпались, украшая поднебесье блескучестью своих бесчувственных глаз… Протянула полушубок: «Ты чего не пришел одеться? Осенние ночи холодные.» «Жалко, что отсюда не видно наших звезд.» — мечтательно вздохнул мальчик. «Тебе може и наши, а по мне так и Солнце уже свое. Считай без малого две сотни лет тут. Миринке, вон уже сорок и полтора века бродила по Земле искала такого как ты. Сам пришел, када уж не к чему. — рассмеялась она. Потом задумчиво посмотрела на потемневшее, конопатое небо. Улыбнулась. — Родина там, где родились твои дети.» «Значит у меня нет родины.» — подумал Карром. Маленькая звездочка было загорелась на его щеке, но он быстро смахнул ее. «А где твой корабль?» — подсаживаясь поближе спросила Вьяра. «Откуда я знаю. Может и рядом, только это такая бюррократия летающая, ждет наверное когда вырасту. Параметры у него двадцатилетнего меня, а сейчас мне от силы восемь. Каждые 10 лет обновляются данные — в сторону старения разумеется, а не омоложения.» «Ясно.» «А может и рассекретили. Короче — не знаю.» «Ясно.» «А что?» — полюбопытствовал Карром. «А ты подумай. Если помнишь о чем я рассказывала.»

От осенения к возбуждению, перейдя на повышенный тон, он почти вскричал: «Мирина! Ты про Мирину! Думаешь модуль еще работает?!» «Конечно. Миринка в анабиозе больше ста лет пролежала. Наша техника вечная, милай!» — она улыбалась. «А если там какая-нибудь собака порылась?!» «Ну, неет… Корабль разбился высоко в горах. Этот мир еще не изобрел альпинизма. Да и нету здесь таких средств, чтобы вскрыть железо, из которого он сделан.» «Тогда своим ходом пойдем!» — мальчишка еще больше оживился. Чуть ли не притопывая ножками и потирая ладошки, задвигался. «Да уж куда там. Девонька скисла. Да и ты малец. А путь долгий и тяжелый.» — сказав это, она махнула с досады рукой и даже отвернулась, однако, ему показалось, что бабушка лукавит. Наверное можно и даже нужно попробовать. И ведь всё равно придется, что бы она тут не говорила. И она это знает. Если их ищут, то рано или поздно найдут. Надо уходить. А идти есть куда и зачем. Если техника действительно в порядке, то у Горана и Мирины будет СВОЙ ребенок.

Он чувствовал себя виноватым перед ними и всеми силами юной души возжаждал искупить вину. Ему захотелось, помогая друзьям, каким-то образом компенсировать и собственную потерю — если не получилось у него, то пусть у них получится! Горан и Мирина заслуживают этого! Не по их вине они не имеют детей… Вдохновляемый благородным порывом, он снова воскликнул: «Я за пару месяцев вырасту!» «Смешное детское лицо, с блестящими, азартными глазами, наверняка ему больше подходит, чем сумрачная маска копающегося в себе двадцатилетнего парня.» — подумала Вьяра, а вслух заметила. — А я? Мне-то уже как никак 200." «Нуууу.» — призадумался он, притухая. «Вот и ну, подкову гну.» «На лошадях же.» — попробовал он последний аргумент и в конец смутился.

«Кар! Кар! Точно, что кар! — рассмеялась женщина, обхватив его за плечики, крепко прижимая к себе. — Ты ничего не заметил?!» «А что я должен заметить? — вытряхиваясь из ее рук, переспросил он, недоверчиво поглядывая на нее, как будто ожидая какого-то подвоха. „Ты ведешь себя, как ребенок! И знаешь кого ты мне сейчас напомнил?! Того Ромку! — и она сама рассмеялась, как девчонка, наблюдая за его открывающимися на всю ширь глазами и ртом, и полезшими вверх бровишками. — Вот о чем я хотела сказать тебе! В каждом из нас есть такой ребенок. Понимаешь?!“ „Да знаю я. — возмутился Карром. — Ничего хорошего в этом нет.“

»А вот тут, ты, милок, ошибаешься! И под воздействием каких-то сил ты его вышиб из себя, а потом отшарахнулся, мол это не я, я другой, лучше, чем он, взрослее, умнее и прочее. И каждый раз негодуя на него и борясь с ним ты его же и питаешь, усиливаешь, только не тем, чем надо. А должен наоборот раствориться в нем, отдать ему всё лучшее, что у тебя есть. Вырастить и воспитать как-будто он твой сын. Понимаешь?!" «Не очень. Разве „Ромка“ ни займет мое место?» Как он займет твое место, если он это ты?! Просто прими себя таким, каким он есть в тебе. Наблюдай, подсказывай, исправляй ошибки. Понял?!" «Ну, вроде того.» «И ни в коем случае не персонифицируй и не дистанцируйся. Будь вместе с ним до конца. Да, попервам ты будешь замечать у себя, как бы двойное я. Но это же лучше, чем „по очереди нырять?!“ „Ну, да.“ „Ладно, потом я научу тебя кое какой технике. А щас пошли спать. Горан с Миринкой наверное уже освободились друг от друга. Ой, что я говорю! А, ну, да, ты же не ребенок!“ — и она снова от души по детски засмеялась.

2.

Лагерь в лесу наемники тщательно оберегали. Не злоумышляющие так не прячутся. Воевода предупредил. Иноземцы — люди не только опасные, но и лукавые — применяют всякие хитрые приспособления. И чтобы, завидя непонятное, храбрые вои не дивились, не впадали в ступор, потому как колдовства в том никакого нет, что всё это изобретения заморских кузнецов. Воевода всегда знает, что говорит, ему безоговорочно верят и подчиняются искренне. Воевода Всеслав строго наказал: „Не выдавать себя. Ежели пришлые не учинят зло, то пущай бродят себе под ведомом.“

Несколько дней — почти ничего особенного. Аккуратно, без шума сменялись посты по обе стороны. Чужие запускали железных птиц. Свои часами лежали, притаившись в зарослях… Перемены завсегда случаются неожиданно. В один из погожих деньков лагерные вдруг изрядно ожили, негромко переговариваясь, спешно засобирались…

Оператор напрягся, подался лицом к мониторам. „Есть! — выдохнул он с чувством удачливого охотника. — Не долго мышка от кошки бегала!“ Командир отряда, заскучавший от многодневного безделья, живо поднялся с устланного еловыми ветвями пола, присоединился к технарю: „Что там?“ „Здесь проплешина. Скорее всего болото. И остров посередине! По моему там кто-то был. Спрятался гад. Щя развернусь и пониже пройду.“ „Ты, это, лети пока прямо, типа не заметил. Крутни лучше запись.“ „Понял!“ С пола встали еще две бородатые морды. Приблизились к экранам. На увеличенном изображении, запечатлелась женщина, бегущая к деревьям, обернувшись на дрон, испуганными чертами. „По описанию вроде она. — вглядываясь в расплывчатый портрет Мирины, заключил командир. — Собираемся!“ Бородачи разбирая походные мешки и оружие вышли из палатки. Старший задержался, отмечая координаты на карте, определяя расстояние: „Дня три — четыре.“

Птицы-дроны летели на высоте приблизительно в два поставленных друг на дружку дерева. Она поздно заметила, выскочившие из-за соснового сплошняка, словно по натянутой нити, приближающиеся силуэты. Не предупреди ее бабуля, она и вовсе не обратила бы на них внимания. Женщина мешкала, сомневалась. Не хотелось бросать, начатую постирушку… Безобидные птахи в отдалении, дроны быстро превратились в парящих почти над ней пернатых хищников. Сердце ёкнуло и Мирина кинулась под деревья, еще раз оглянувшись на причину внезапного ужаса. Охватившая тело трясучка не унималась, напротив, догадка, что она сплоховала, когтями вонзилась в сознание, выклевывая последнее здравомыслие…

Железнобрюхие, мертвенно бесшумные чудища не шелохнувшись в ее сторону, буквально проползли над головой. „Кажись обошлось. — успокаиваясь, подумала Мирина. Она проследила за ними насколько могла. — Улетели. Может и не надо никому говорить? Зачем беспокоить зря?“ О, да! Если бы Карром узнал из-за кого они попали в очередную смертельно опасную переделку, он наверняка бы воскликнул: „Опять все герои пострадали из-за одной глупой телки!“ Хотя нет, это не его стиль, если только от весьма не умного подражания брату Гео, которым он определенно восхищался за крутизну!

Карром с удовольствием откликался на Ромку. Земное имя созвучно со старрианским и это не противоречило его моральным принципам. Обстановка была слегка тревожная, но никто пока не паниковал. Карром с Гораном, снова зачастили на охоту. Бабуля всё так же поглядывала на небо. Впрочем, как и все — входило в привычку осторожничать. Заметно схолодало. Середина осени. Может есть смысл перезимовать? Если их не найдут до снега, то считай это естественный передых до весны. Только Мирина заметно от всех беспокоилась, с излишним рвением вскидывая глаза к верху, словно вгрызаясь в небесную твердь или отбивая атаку небесного клинка.

Вечерами мальчик и бабушка в тулупах и валенках засиживались до звезд. Почему-то именно с ним она переставала играть роль скоморошницы. Очевидно отдыхая от себя такой. Наверное потому, что стала его учителем, хотя Мирину в свое время она тоже нешуточно наставляла. Пробовала и зятя обучить, но тот, тогда еще молодой дубок упирался, увертывался от ее знаний, идя своим, вполне понятным путем, дорогой воина-охотника, зачем ему всякие знахарские штучки и не совсем понятные околоколдовские приемчики. Разные они, „отец“ и его „приемный сын“. Первый — меч. Второй — скорее кольчуга. Горан — цельный, рубящий. „Раман“ — пластичный, из многих звеньев. Его многосторонность и углубленность открывала перед ним гораздо большие перспективы, но с другой стороны труднее добиться, чтобы каждая часть выполняла согласную с другими задачу. А иначе броня могла потерять прочность и даже рассыпаться в самое неподходящее время.

Дней через пять относительного спокойствия, и напряженного душевного труда, запоминания сновидений, представления образов, Карром почувствовал неприятное ощущение в области затылка, будто на шею ему водрузили ярмо и теперь оно норовило протереть черепную коробку. Предчувствуя недоброе, мозжечок стенал и беспокойно ворочался. Озираясь по сторонам, пытаясь что-то разглядеть за болотом, Карром прятался за деревьями. Неужели они проглядели пролетающие над людьми аппараты или железки, в отсутствие тех самых людей, умудрились распознать в холмистом, покрытом густой растительностью острове человеческую стоянку. Не может такого быть! Все постройки представляющие из себя полуземлянки, поверх крыш, до самой земли, устланные дерном, считались надежно замаскированными, хоть с высоты, хоть с боков. Входные торцы прикрывали сплетеные из прутьев загородки, куда периодически втыкались свежие ветки.

Трудно представимо, что кто-нибудь случайно забрел в такую глушь. Даже если и так, ну уперся бы путник в непроходимую топь, развернулся и побрел восвояси. Что ему делать на этом богом заброшенном, дьявольски недоступном кусочке земли? Живность, которая могла бы выдать схоронщиков своими криками, кроме лошадей разумеется, хозяева давно порезали, часть поели, а часть засолили-завялили… Ощущение враждебного присутствия, однако, распространилось уже до желудка, вызывая тошноту. В сознании копошились бородатые призраки, заглядывавшие в душу. Может просто мерещится или нездоровится от бабкиных медитаций? Хорошо, что они не пошли на охоту сегодня. Пользуясь приближением сумерек, Карром прокрался в избушку: где перебегая от дерева к дереву, в конце ползком…

3.

Разбойничья ватага ступила на маршрут, хвост в хвост следуя по звериной тропе, то и дело исчезающей из-под лошадиных копыт, — сверяя его с картой и летящими в поле зрения дронами. Приходилось форсировать реки, объезжать скалы, прорубаться сквозь заросли. Легок путь птице, но тяжел для человека. Они прибыли в заданный район ближе к вечеру. Упершись в болото, до темна наблюдали за островом. Зверь был усталым, но сильным и злым, мог бы он и сейчас прыгнуть и растерзать добычу. Но зверь был матерый — не стоит выбиваться из последних сил. Еще одна ночь не отвратит насыщения. Утром, оставляя наблюдателя, ватага отступила на пару километров назад, в глубь леса, занялась обустройством бивака. Место нашлось подходящее: в скальной гряде небольшая пещера и родник. Остается, только ждать. Рано или поздно кто-нибудь из островитян перейдет болото, а когда он будет возвращаться, тогда, вместе с ним, нагрянут и они.

Дур потирал ручки, улыбаясь во весь рот нарощенными зубами. Наконец-то его черный ангел принес благую весть. Нена тоже приободрилась. Эти земные дела уже порядком испортили ее печень. Ей абсолютно чихать на условия, но здешняя скука утомила — ни тебе разгоняющего кровь разбоя, ни веселящих душу грабежей. Как на зло, сорвалось и намечавшееся на днях побоище. Прибывший от соседей обоз, забирая тела, затребовал вдруг компенсацию, типа, выйдайте нам и убийц. Мерзкие людишки, которых они по сути спасли, поддержали их. Вся деревня, включая обозных, приперлась к стенам укрепления, требуя сдаться. Эх и намесили бы мы из них фарш для собак, если б ни воевода… Что-то и воевода не торопится отбыть… Пожалуй, это даже странно… Война закончилась. Трупное дело замяли… Какого ему еще надо?! Пошатываясь и бубня, с початой бутылкой наперевес, Воительница направилась к выходу из своей командирской времянки: „Устрою-ка я разнос моим сволочам! Не за бухню же им бабки платят!“

Паучок шпион пользуясь ветром и паутиной приземлился на острове. Взобравшись на макушку самого высокого дерева, добивая батарейку, он самоотверженно маяковал, извещая хозяина о выполненном задании. Инфракрасное зрение убедило его в том, что искомый объект находится здесь, в одном из бревенчатых сооружений. Выполнив свой профессиональный долг, паучок разрядился и упал на землю, навсегда затерявшись в сухом травостое. Тем временем, на орбите планеты, невидимая станция слежения, получив послание от агента, с мягким жужжанием повернула автоматическое око в направлении сигнала. Последовало тысячекратное увеличение и получаемая с Земли картинка полетела куда-то еще дальше в космос.

Отяжелевшими ногами юноша кое-как забрел в дом. Ему явно нездоровилось. Притянув изо всех сил дверь, он прислонился к пахнущему грибами косяку — перевести дух и присмотреться. Горан сидя на корточках, охотничьим ножом выстругивал из полен лучины, подкидывая отходы в печку. Вьяра и Мирина о чем-то переговариваясь, годные отщепы подбирали, от родительского огня зажигали и расставляли по местам. Огненные малышата, робкие поначалу, давясь и почти затухая, жадно набрасывались на древесину. Проглатывая здоровенный кусок, разгорались, выравнивались, озорно потрескивая, разбрасывали вокруг кривляющийся тенями свет. „Пришел? А чёж окна не закрыл?“ — занятая освещением, укорила бабуля. „Забыл.“ — болезненно обронил он. „Ты чего?“ — Женщина повернулась. Пламенные отсветы играли на ее лице, выхватывая из темноты подбородок, лоб и щеки. — Не в себе что ли?» «Не знаю… Устал. — попытался он оправдаться. „Я закрою. Всё равно выйти надо.“ — направляясь к дверям сказал Горан. „Там, это, — ослабленным голоском промямлил человечек. — Мне показалось, что кто-то смотрит с того берега.“ „Тем более.“ — проворчала пожилая женщина. „Ничего. И мы посмотрим.“ — бросил Горан, сунув нож за голенище.

Под обеспокоенными взглядами женщин, не раздеваясь, он упал на благоухающую травяную постель. Благодарное тело, испытывая облегчение и уют, освобождая из своих тенет рвущуюся из него составляющую, тут же отрубилось. Он не удивился, очутившись снова под потолком, на котором происходила плясовая возбУжденных огоньками теней. Прозрачная для них душа, им никоим образом не мешала. Не углубляясь в беседу, присевших передохнуть Вьяры и Мирины, душа устремилась ввысь, с легкостью преодолевая нависающую над ней преграду. Велико было ее стремление к звездам, но воля астронавта оказалась сильней. Поднявшись над деревьями Карром притормозил. По периметру острова неспешно расхаживал Горан. С чуткой предосторожностью осматривая каждую подворачивающуюся под ноги тень, приглядываясь и прислушиваясь к окружающей ночи.

Теперь Карром не сомневался и точно знал, где расположились его враги. Закоренелые в походах и преступлениях, неприхотливые и выносливые, они находились с противоположной стороны болота. Он бы поделился знанием с приемным отцом прямо сейчас, но увы, это невозможно. Он кружился над ними, прислушивался к разговорам. Семеро бойцов инопланетной закваски, возлежа прямо на земле, пожевывая вяленое мясо, делились друг с другом произошедшими с ними ранее подвигами… Какое же, на самом деле, тягостное занятия слушать чьи-либо откровения и похвальбу о пьянках, бабах, убийствах и прочее…

Почувствовав присутствие чего-то сверхъестественного, или дикого зверя поблизости, лошади забеспокоились. „Пойди глянь че с ними.“ — приказал командир ближайшему от него сподвижнику. Лошади было рванувшись с привязи, присмирели. Наверное осмыслив крепость веревок, лишь громко всхрапывали и перебирали копытами, кидая по сторонам свои пугливые, лошадиные взгляды. По мнению наемника — непонятно из-за кого или чего. Хотя в непроглядной тьме может скрываться кто угодно. Он решил остаться с ними, либо выждав их успокоения, либо приняв меры к защите. Просто так, животное кипишевать не будет. А терять лошадок чревато.

Впечатывая происходящее в записную памяти Карром наконец поддался обузданному минуту назад порыву, теперь повлекшему выше. Мгновения стремительного подъема сквозь черноту, свистящую в ушах даже в этом его состоянии и душа Каррома пробила атмосферный кокон, обозначенный обтекающими планету лучами, как тонкий голубовато-прозрачный слой. Горизонтальная кривая ближайшего полюса отсвечивала зеленым и красным. Магнитное поле Земли отражающее смерть. Всполохи свечения напоминали изображение каких-нибудь волн, на дисплее какого-нибудь прибора. Под ним был огромный темный шар, с еле угадывающимися очертаниями суши и белеющими комкообразными пространствами облаков, в гуще которых вспыхивали фиолетовые молнии.

Это было неописуемое зрелище и совершенно новое для него ощущение, захватывающее дух, серьезно отличающееся глубиной впечатления от картин наблюдаемых с корабельного мостика. Над головой россыпи далеких звезд, а под ногами нечто. Здесь и сейчас Нечто представляется живым и единым с тобой. Ты видишь и чувствуешь Это. И отчетливо понимаешь: Оно единственная твоя возможность и защита от умерщвляющего всякую жизнь космоса. Единственное твое Прибежище во Вселенной! И ты не один. Только сейчас он заметил, что тут и там светящиеся точки стремительно преодолевая гравитацию выскакивают на орбиту… Так же, как он парят над Землей! Такие же, как он просветленные души…

4-1.

Заметил он и еще кое что. Объект висел прямо над ним. Матово-черный, не отражающий ни грамма света, поэтому Карром не сразу обратил на него внимание. Зато теперь, в глаза бросалась явная искусственность непрозрачного кристалла. Мало ли, откуда мог отколоться кусок подобного рода и прилететь сюда скажете вы. Но, во-первых: слишком он велик для не промышленного камня, хотя это тоже не аргумент. Во -вторых: объект совершенно одинаков с обоих концов. Граненые бока венчаются ровнейшими, параллельными скосами. Даже, если это и натуральный, величиной с дом, кристаллоподоный фрагмент, кто-то же отпилил его от ложа, так выверено и точно. Такое можно сделать, например, лазером. Несколько раз нематериальный Карром, опасаясь застрять внутри неопознанного объекта, пролетел его насквозь вдоль и попрек. Однородная по консистенции форма, к тому же не имела полостей и пустот. Скорее всего — удивительный и всё-таки просто камень — сделал юноша вывод. Но не астероид, так как астероид обычно на огромной скорости куда-нибудь летит. Спутник, хоть и не очень естественный, потому что так же, как и Карром, незаметно движется вместе с планетой и ее осевым вращением.

Вдосталь натешившись каменным недоумением, Карром еще раз внимательно оглядел всё вокруг. Надо же, теперь немного в стороне под собой и кристаллом он увидел еще один искусственный объект. Но это была уже самая обычная орбитальная станция, которые союзный флот использует для сбора данных. „Ну, что ж, проверим, что там внутри!“ Экипаж на комплексе отсутствовал. Аппаратура работала в автоматическом режиме. В общем ничего примечательного. Не трудно догадаться, по поводу дальнейших его действий. Он было подумал, вступить в контакт с одной из душ, вынырнувшей неподалеку, но в этот момент Мирина взялась поухаживать за ним, раздеть и укрыть — он отвлекся на ее заботу и мигом, как это произошло в прошлый раз, тело или что там отвечает за подобные мероприятия, возвратило его обратно.

Сонно подчиняясь женщине, малец что-то недовольно промычал, устроился поудобнее и снова уснул. В оставшуюся ночь ему снился черный кристалл. Он будто разговаривал с ним. Какие-то слова, как рыбы в мутной воде, плавали в глубине сознания, в течении последовавшего дня, но подобно глубоководным обитателям, добровольно они не желали показаться на поверхность. На этот раз „Ромка“ не выполнил бабулину установку, при пробуждении, первым делом, как можно подробнее воспроизводить сновидение. А зря… Просто он торопился поделиться с Гораном сведениями о наблюдавших за ними… На том берегу

»А щас, ты, смог бы такое?" — выслушав рассказ «Ромки», спросил Горан на полном серьезе. «Нет. Не могу. — дублируя слова движением головы ответил мальчик. — Два раза всего было и то, как-то само вышло. Я только понял, что перед этим нужно переживать сильнейшие эмоции. Эмоциональный шок типа. Из-за чего нервные цепи перегружаются и замыкают, как бы отключая телесные ощущения.» «Чего?!» — воззрился на него Горан. Бабуля рассмеялась, пристукивая ладонью по столу: «Ромка, опустись-ка на Землю, милок! В нашем мире еще нет ни электричества, ни психологии. Душа только и лучина!»

Мальчик опустив долу расстроенное лицо, привычно чесал затылок. Горан и Мирина улыбались вслед за бабулей. Смешной он, этот пришелец, такой вроде бы совсем дитё, а чё-то бает, что и баба с мужиком понять не могут. Четверо веселились, будто не сидели взаперти на болотном острове. «Жаль, что не можешь. Знай мы кто из них где, ушли бы тайно.» — вздохнул наконец мужчина. Соскользнувшая с губ улыбка, остро блеснула на лезвии ножа. Закончив трапезу, охотник обтер его рукавом и снова убрал в сапог. В пОру приняться за дела. Скрываться, отсиживаясь в избе дОночи, стало быть надобности нет.

Прошло некоторое время. Ночью образовывался ледок. Тонкий, хрустящий. Всё бы ничего, но вот кончатся запасы и что тогда? Знамо дело без охоты не обойтись. Однако на «ихнем» клочке не водилось дичи — негде попросту. Бить птицу в лет, тоже не имело смысла — не угадаешь куда она раненная упадет. Да и не будет перелетных зимой. Голод страшнее холода. Но конец наступит раньше гораздо — когда морозы вдарят по настоящему…

Враги наблюдали друг за другом. Иногда стояли и смотрели, если так можно выразиться, в упор. С расстояния их разделяющего не видны глаза и выражения лиц не разборчивы, но понятно и без того, кто о чем думает и что замысливает.

Как-то само собой у островитян наметился неприкосновенный запас. Кончатся излишки, тогда кричи не кричи — придется прорываться. А «Ромка» ел за двоих. Все понимали — не в его интересах бороться с этим. Зверский аппетит душил мальчонку, зато он стремительно рос. Он уже вымахал в двенадцати — тринадцатилетнего.

Целыми днями Горан натаскивал его кулачному, ножевому и прочему бою. А лучник он был прирожденный! Главным наставлением, удивившим и врезавшимся в сознание отрока было то, как сказал Горан: «Не выбирай между боками: бить „левой“ или „правой“ должно быть одинаково сподручно! Что рукой, что ногой, тем более оружьем! Если мало для замаху — бей коленом, локтем и даже головой. Коль совсем притык — рви зубами. Не останавливайся, пока ни догрызешь!» И еще, мол, рукоятью меча убьёшь не хуже «йоного» острия. Отрабатывали боевые навыки и Вьяра с Мириной. На Руси жена завсегда О бок с мужем билась. Четверо воинов против семи это куда ни шло уже.

Но хуже всех было воеводиным пасынкам. Если другие ели жаркое в волю, играясь с огнем в пещерке, да в избе у печи млея, то они устраивались, как попало. Спали в ложбинках и ериках без костра, просыпаясь зачастую в инее и во льдах. Отлежав ночные часы, искали другую укромину. Тщательно маскируя оставленный след, переходили с места на место. Питались сырым мясом, добытого наскоро зверька. То белки, то мелки. Охотиться в полную шумно и недосуг. Согревались лежа вповалку или борясь. Сшибались молча, с упорством в глазах и сопением в ноздрях, однако тихо и без злобы. Не привыкать военному человеку к тяготам и лишениям. Мучились, а службу несли. И знали, что происходит подле них. Что на острове, средь подмерзающего болота четверо сидельцев, а семеро ждут. Станет лед — будет жарко.

4-2.

Видимо от усталости и недосыпа боярские дети перепутали направление и заночевали между болотом и лагерем. Чем подставили себя под вражью лютость — обнаружили дозорные спящих. Собрались враги, окружили воинов, намереваясь перебить, однако не сбылось задуманное. Пробудились вои внезапно, от крика и мечного звона. Раненный часовой отбивался от татей. Не жалея сил, звал и товарищей. Любопытная Луна подобралась ближе, но забыла дуреха, про крынку парного молока, споткнулась и разлила по округе белую млечь… Хрясь и покатилась по земле голова храбреца и смешалась с небесным молоком людская кровь.

Не спалось Вьяре от полной Луны. Запахнувшись в тулуп, вышла женщина подышать. Побеседовать с Владычицей Звезд. Сколько побыла в раздумье не считала. 200 лет для ее цивилизации не срок, и по 300 жили, до того, как она со злополучной экспидицией покинула родную планету. А ей и двухсот достаточно. Мирину жалко. Словно мстительная, злая богиня преследует семью ее названной внучки. Родителей прибрала раньше времени. Теперь и к ней подбирается. Вдруг рванувший из болот ветерок обдал тело холодом, а душу зябью. Что это? Нешто бой разгорается? Кричат… Железом по железу бьют… Полохнуло в голове било звонкое: «Буди мужиков, дура старая!»

Мужчина и отрок поспешали на звуки сражения. Опираясь на древки копий, зайцами прыгая с кочки на кочку. Карром оступился разок и нырнул в ледяную кашу. Слава богу, успел Горан подать копье и вытащил вцепившегося в дерево, насмерть перепуганного подростка. Несмотря, что весь вымок, Карром отказался возвращаться… Они уже близко. Уже различаются голоса с иноземной и русской речью. Понятны некоторые слова. Не время раздумывать откуда тут быть своим, поспеть бы вовремя, а то мало ли. Судя по преобладающему говору и наполняющим его интонациям одолевает враг…

Боковым зрением Ворон замечал как падали сраженные товарищи. Кажется трое убиты. Гигант северянин двухпудовым двуручником дубасил по его щиту. Еще пара таких ударов и защита не выдержит. Длинный меч и долговязые руки противника не давали возможности приблизиться с ответным выпадом. Удар. Еще удар. Правая нога воина подломилась, воткнулась коленом в растоптанную грязь. Он с трудом выпрямился, тяжело поднимая треснувший щит. Еще один такой удар и ему конец. Прощайте сородичи. Прощайте соратники.

Окруженные врагами Русичи упорно держались спина к спине, отражая сыпавшийся на них металлический град. Каждый понимал, если раздергают, то по отдельности перебьют еще быстрее.

В пылу битвы он не сразу сообразил что произошло. Замах гиганта замер в самом верху. Огромный меч выпал из его рук, глухо шмякнул об землю, руки безвольно осыпались, а из груди колосса проворно выскочил наконечник копья, показался на миг и снова канул в проделанную им дыру. Кровавый фонтан ударил в лицо витязю. Северянин словно оценив плачевность и безысходность ситуации, секунду постояв, повалился ничком.

Слева от себя Ворон увидел как с небольшим отставанием от первого упал и второй вражеский ратник, проткнутый копьем. Это Карром, крича до разрыва гортани, почти зажмурившись от страха, следовал примеру своего старшего. С подмогой воспряли дети боярские и покрошили иноземцев в лоскутки. Горан сразил еще одного, подняв на копье и швырнув в кучу врагов, опешивших от неожиданного нападения. Двое викингов, завидя, что командир убит, побросав клинки, умоляя о пощаде, сдались.

«Не напрасна молва. — поручкавшись, узнав имя спасителя, признал Ворон. — Ну, спасибо друг! Здорово выручил!» «Не один я вас выручал. Хлопец со мной и его поблагодари. Раманом кличут!» — усмехнулся Горан, подталкивая вперед смущенного похвалой парня. «И ему скажу! — протягивая руку Раману, ответил Ворон. — А хочешь, Раман, замолвлю перед воеводой слово, в дружину тебя возьмет?» «Не знаю… Подумать надо.» — вымолвил Карром и отступил в тень. «Троих потеряли. — сокрушился воеводин посланник. Улыбчивость исчезла с его лица. — Горан, поговорить надо.» «Надо, но лучше у нас, на острове. — предложил хозяин гостеприимство. — Баньку вам соорудим, да ночлег сносный. Отоспитесь, откушаетесь и поговорим.» «Быть по сему. — одобрил Ворон и добавил просьбу. — Помогите лошадей изловить.»

Лошадок насчитали всего десять из должных бы четырнадцати. Своих убиенных погрузили на спины животных, а чужих побросали в болото. Всякому богу — своя жертва, а подвигу — воздаяние и слава! «А с этими што?» — спросил дружинник Тит, обнажив меч, легонько ткнув им пленного. — Может таво?!" «С собой берите, коли нужны. Сарай имеется, посидят под запором. Не подохнут чай.» — смилостивился хозяин. «Воеводе нужны. Придется поберечь.» — пояснил Ворон.

Внушительный для этих мест караван направился в обход острова. С другой его стороны имелся удобный для лошадей проход. Природа будто нарочно устроила так, чтобы крупные лесные обитатели лоси или олени могли укрыться на нем от преследующих хищников. По всей видимости, когда-то остров был полуостровом, вода поднялась и затопила пониженную часть, сделав перешеек тайным, так сказать, дорогой для посвященных.

С рассветом измученные, усталые люди, перешли гать. Завтра свершится тризна! Погребальный костер сложат в центре обетованной суши! С честью проводят павших воинов в последний путь! А сегодня выжившие приведут себя в порядок и отдохнут…

После бани и перекуса, чем бог послал, Ворон нашептал Горану: «По весне вам всё равно придется уйти. Приказ воеводы был — доставить всех. Пойми, друг, врать Всеславу я не стану. Поведаю всё как было. Скажу лишь, что вы отказались возвращаться, а принуждать мы не стали в силу особых причин. Думаю, он вразумится, но вряд ли успокоится. Да и эти, сам понимаешь, не оставят начатого.»

Событие завершилось.