Лиловый куб-2. 10 часов до поднятия защитных экранов

«Говорят, что бог терпелив. Но терпеть явное зло — не значит ли обнаруживать бессилие или даже соучастие в этом зле?»
Поль Анри Гольбах

Всюду был сумрак, притушенные лампы, железо и неимоверное количество проводов. Сумрак здесь был осязаем, он словно кисель лился меж решётками железного пола, просачивался из-под обшивки корабля, струился по вентиляционным каналам и клубился на тех этаже, который простирался под палубой, по всему периметру космического корабля «Северная Корона». На корабле стоял отдалённый гул, что-то постоянно жужжало, шипело, скрипело, хлопало, пыхтело, звенело. Но не в этой части корабля. Здесь раздавался только один звук – крик. Крик мог быть надрывным, женским, мужским, детским, умоляющим, ужасным, смертельным и даже безмолвным… Безмолвный крик здесь стоял всегда и был не только слышим, но и осязаем.
Лиловый куб был погружен в молчание, все смертники думали о своём. Они боялись нарушить тишину. В правом углу куба сидел молодой мужчина в бежевой форме инженера. Форма инженеров отличалась наличием декоративных элементов в форме короны и множеством карманов. На форменной рубашке было сразу 4 вместительных кармана, с креплением для различных инструментов, и по 2 кармана располагалась на брючинах. Мужчина сидел, облокотившись о стену, и иногда из его груди вырывался стон. На левом бедре у него был перетянут ремень, и отсутствовала нога ниже колена. Брючина пропиталась кровью и в лиловом свете казалось, что часть брючины вымазана в мазуте.
Мужчина ощупал ногу, понял, что теряет кровь, прочистил горло и сипло сказал:
— Я – Обимпе Работин, инженер энергосистем корабля. Сегодня я потерял ногу, но не потому я здесь.
Чувствую, что и мне нужно вам многое рассказать. Как знать, может нас услышат не только гвардейцы, но и те, кому слова наши адресованы. Я давно заметил огонёк камеры. Запись идёт, а уж транслируют её или нет, я не знаю. Но буду надеяться, что нас слышат и обычные жители станции.
Я понимаю, что смерть для нас необходимость и потому стала вполне обычным явлением. Но так не должно быть. Мы должны иметь возможность оплакать тех, кого потеряли, и мы должны иметь место, где будем их вспоминать. Так было устроено на Земле, так должно было бы быть и здесь.
Я умру задолго до поднятия защитных экранов, поэтому хочу сейчас рассказать всё, что знаю… всё, что я совершил.
Обимпе давно не брился, его лицо заросло щетиной, усталые карие глаза выражали боль, спутанные русые волосы придавали ему вид бомжа, который случайно одел чужую форму.
— Когда-то давно, когда я только стал инженером. Меня предупредили, что эта профессия сопряжена с некоторыми уступками. Нам прочитали длинную лекцию о том, что мы должны, что мы обязаны, и за всё хорошее придётся платить. Но я не знал, что всё будет так…
Вы думаете, что Смерть – это самое страшное, что происходит на станции? Вы ошибаетесь. Вы и половину не знаете того, что происходит на самом деле.


Я никогда не состоял ни в сопротивлении, ни в рядах Повстанцев. Я даже никогда не роптал. Потому что мне в жизни несказанно повезло.
Везение началось с самого моего рождения. Дело в том, что я родился с ногами разной длинны. Одна нога была короче другой и моя мать с самого детства научилась это скрывать. Научился этому и я. Просто мы в обувь лож или подкладки, а затем отец стал тайно переделывать мою обувь, делая подошву более высокой для короткой ноги. Так я смог выжить, хотя и не должен был. А потом по распределению в 16 лет мне досталась чудесная жена – Иа Лабуткина, 14-летняя дочь начальника основного энергоблока станции. Это он стал меня проталкивать по карьерной лестнице, это он выделил квоту на курсы электромеханика, а затем протолкнул на получение профессии инженера Электроснабжения. Если бы не он, я никогда не поднялся бы выше уборщика. Так что мне и здесь повезло.
Ия была здоровой девушкой, потому наше потомство было идеальным. Никаких отклонений. И я получал достаточно, чтобы детей оставили с нами. Вы же знаете, что некоторые родители, имеющий доход ниже рекомендованного минимума, обязаны отдать детей на воспитание ювенальной системе «Северной короны». У моих соседей не хватило лишь 100 электронных единиц расчёта и у них немедленно забрали единственную дочь. Они так кричали, пытались вырвать дочку из лап ювенальной службы, даже призвали гвардейцев, чтобы их угомонить. В итоге гвардейцы сломали соседу ногу в дух местах. Из-за этого он стал плохо ходить, кость не ровно срослась. Его понизили до мусороперерабатывающего уровня. Он и жена переехали оба на ярус ниже, где перерабатывался весь мусор станции. А их зарплата снизилась ещё больше. Стало сразу понятно, что и второго ребёнка у них заберут.
Потом, много лет спустя я случайно встретил соседа. Оказывается, его жена, родив второго ребёнка, прятала его от ювенальной службы, но всё равно в итоге ребёнка нашли и забрали. Тогда его жена отказалась рожать третьего ребёнка, пока не повысят ей зарплату. В результате её увели в принудительное отделение перинатального центра, где ей насильно сделали оплодотворение и продержали её взаперти все 9 месяцев. Вы же знаете, что закон обязывает женщину родить 3-х здоровых детей для станции. После она свободна в действиях, ей могут даже разрешить и дальше рожать либо для себя, либо за деньги для других. Это нормальная практика на станции. В общем, жену его после родов отправили в Лиловый куб, за то, что во время родов, она убила медсестру и сбежала. Ребёнка родила в мусорном коридоре, он не выжил.
На фоне всего этого мне несказанно повезло и с женой, и с детьми, и с профессией…. Я не мог всё отдать за молчание совести. Вы же видели, что система сделала с соседями за неподчинение. Я предпочёл во всём слушаться и вести счастливый образ жизни в полном достатке. В самом начале своей карьеры я занимался энергообеспечением медицинского сектора, в частности закрытой секции «0-100» (так было написано на дверях блока). Поскольку этот объект был сверхсекретным, о нём знали не многие. За всё время я видел там только доктора Абатурина. Вначале я выполнял функции инженера энергосистем, а потом и «уборщика». Но я был не просто «уборщиком» в том, понимании, каком вы все думаете.
Дело в том, что доктор Абатурин вёл тайный проект для Генералиссимуса. Он экспериментировал над жителями станции. В блоке «0-100» располагалось 18 камер, в которых находились люди разного возраста. Все они были обречены на Смерть: кто-то преступил закон, кто-то был слишком стар, а кто-то был просто болен. В любом случае этих людей приговорили к смерти. Так, какая разница умрут они в Лиловом кубе или во время эксперимента доктора?
Я опускал глаза, когда приходил в блок. Не хотел встречаться взглядом с подопытными. Хотя на самом деле я боялся, что, если подниму глаза, то узнаю в ком-то из них знакомого. И мне было стыдно.
Дальше доктор решил возложить на меня новые обязанности, которые заключались в уборке, освободившихся палат. Если эксперимент доктора не был успешным, то в одной камере или сразу в нескольких, появлялись мёртвые тела. Я должен был убрать их и подготовить бокс для следующего подопытного. Трупы я обычно выкидывал через специальный шлюз, прямо в космос. Никто не должен был знать о проекте доктора, а значит, пользоваться Лиловым кубом я не мог, потому пришлось пользоваться этим заброшенным шлюзом. Сначала я заворачивал тела в простыни, укладывал их друг за другом и отправлял наружу. Позже я заменил простыни на пластиковые мешки для мусора. Я наблюдал, как тела, один за другим выплывают в космос и по инерции движутся в глубину пространства. Я не знал их имена, я не знал, во что они верили, я не знал, была ли у них семья… Я просто выбрасывал их в космос, словно этих людей никогда и не было.
Мне было очень тяжело примириться со своей новой ролью, но я заметил, что моя зарплата значительно выросла, электронных единиц стало хватать с лихвой на всё! Мы не голодали, были одеты во всё новое, могли позволить купить дорогие новинки техники оплатить учёбу детей на самую дорогу профессию. Мы уже распланировали, что мальчишки станут начальниками станции: один по энергообеспечению, другой по безопасности. Это самые уважаемые профессии, им никогда не придётся голодать, и у них будут привилегии. А третий ребёнок – девочка… Миона. Моя Миона. Мы с женой решили, что, как только она отдаст станции 3-х обязательных детей, она сможет поступать, как ей захочется. Поэтому мы оплатили её учёбу на управленческий персонал станции. После она сможет управлять питанием или фермой, или любым другим хозяйством станции. Очень хорошая профессия и очень дорого стоит. Начав тратить эти деньги, я понял, что не смогу отказаться от этих привилегий для себя и семьи. И тем самым я согласился с условиями и продолжал хоронить трупы в космосе. Позже стало ещё сложней.
Случилось это вовремя уборки одной из палат. Женщина, которая считалась мертвой, вдруг открыла глаза. Вероятно, врач ошибся, и она была жива. Я сходил к доктору Абатурину и он сказал, что женщина «списана», значит, её палата уже назначена другому пациенту. Все участники эксперимента не могут живыми покинуть этот блок. Доктор посмотрел мне в глаза и сказал, что я Уборщик и должен «очистить» палату любыми способами, иначе в одной из палат может обнаружиться кто-то из моей семьи. Доктор намекнул, что планирует начать эксперимент с подростками, хочет узнать действие электричества на живую плоть, с применением последних разработок на основе звёздной пыли. И то, и то смертельно для человека. Мне не пришлось повторять дважды – я сделал свой выбор.
Та женщина была слаба и постоянно просила о помощи. Она не могла оказать мне сопротивление. Я просто взял подушку, положил её на лицо женщины и удерживал, пока она билась в предсмертных судорогах…
…Гвардейцы и солдаты Осназа пытались открыть дверь в тюремный блок. Они просверлили отверстие, которое позволило бы ослабить давление, удерживающее заслонку у входа в тюрьму, но вместо этого вдруг раздался резкий предупреждающий звук сирены, зажегся мигающий красный свет, и дверь в тюремный блок заблокировалась новыми заслонками, с автоматической сваркой швов….
— Так я впервые убил… — тяжело сказал Обимпе. – Мне ещё долго снилась посмертное лицо той женщины и её слабый зов о помощи. Но я смог с этим справиться, не сразу,… но смог. Ради моей семьи, ради тех людей, которых я очень люблю. Я продолжал потом убивать снова и снова. Всё зло, какое я делала в своей жизни, я делал ради тех, кого люблю. И даже сейчас я должен умереть просто ради безопасности моей семьи.
— Вы отвратительны! – возмущённо взвизгнула женщина в медицинской форме. – Как вы могли? Я вас ненавижу!
— Вы не можете ненавидеть меня больше меня самого, — спокойно ответил Обимпе. – Я не герой, дамочка. Я уже сказал, что моя история далеко не так идеальна. Я — убийца. Всё так. Но жизнь на этой станции каждого из нас подводит к тому моменту, когда нам приходится поступиться со своей совестью и даже забрать чью-то жизнь, в обмен на блага, привилегии или просто ради жизни тех, кого ты любишь.
— Вы достойны быть здесь! – выпалила женщина.
— Да, вы правы. Но в отличие от вас, я сам выбрал находиться здесь. Мне не случайно отрезало ногу, я сделал это нарочно. Я сам осудил себя на смерть, потому что только так я спасу тех, кого люблю.
— Что вы несёте? – обижено спросила та же женщина.
— Дело в том, что мне стало известно то, что я не должен был знать. Но для других жителей станции эта информация может показаться интересной.
… Инженеры уровня сообщили, что такую дверь взломать нельзя, сработала скрытая защитная программа безопасности станции, на случай биологического заражения. Эту программу невозможно обойти и невозможно отключить, не доказав отсутствие угрозы. Вероятно, в тюремном блоке, кто-то распылил опасные бактерии, раз сработала система защиты станции, и пока блок не будет обеззаражен, его невозможно будет вскрыть. Генералиссимус нервно запыхтел, сжал кулаки. Он понимал, что что-то происходит, но никак не мог соединить все детали воедино. Он повернулся к дисплею видеотранслятора, где продолжал исповедоваться одноногий смертник.
…В жилой каюте блока «Л» зазвучал неприятный звук таймера и женский голос сообщил, что время на обед закончено и инженеру следует отправиться на место работы. Высокий мужчина под сорок лет, невесело усмехнулся, проглотил остатки жидкого картофельного пюре, и бросил одноразовый контейнер в мусоропровод, который находился возле выхода из каюты. Мужчина подошёл к зеркалу и посмотрел на себя: лицо выглядит старше, чем есть на самом деле. Осунувшийся брюнет, с трёхдневной щетиной, волосы отросли и сальными прядями постоянно падали на глаза. Он был широк в плечах и носил форму инженеров. Мужчина посмотрел на пропуск, отпечатанный прямо на форме – «Обимпе Работин – инженер», а далее шёл штрих код причудливым геометрическим узором. Сканер считывал штрих код с его формы и пропускал в секретные лаборатории больничного блока.
Обимпе тяжело вздохнул, бросил пластиковый стакан в мусоропровод и отправился на работу. Он работал инженером в секретном блоке, потому его зарплата была высокой, и он не испытывал недостатка ни в чём. Его каюта находилась в элитном жилом блоке «Л», где всё содержалось в идеальном состоянии. Жителям элитного блока каждое утро, обед и вечер доставлялась свежая, готовая пища в пластиковых контейнерах. Когда большая часть жителей станции не знали, что такое кофе и какао, он пил кофе в неограниченных количествах, а какао ему доставлялось каждый месяц с основным месячным пайком субпродуктов, которым наделялись только особая категория обитателей станции: работники секретных блоков и секций, работники Управляющего отдела станции, силовики, либо члены Правительства Генералиссимуса. В общем, все те, кто был полезен новому Порядку, имели особые привилегии. Например, большинство обитателей станции спали на синтетических жёстких матрасах и укрывались хоть и тёплыми, но неприятными наощупь фольгированными одеялами, а жители сектора «Л», который в народе получил прозвище «Элитный блок», каждую неделю получали сменный набор свежего хлопкового постельного белья. И таких привилегий было очень много, начиная от медицинской помощи и кончая привилегиями для детей в школе. Потому, те, кто попал в эту элитную жизнь, никогда не откажутся от неё и готовы теперь ради этого, что угодно.
Обимпе вошёл в больничный отсек, который всегда был пуст. Люди боялись обращаться сюда, потому что их могли просто списать и отправить на смерть. Инженер подошёл к секретному блоку с желтой дверью, на которой был нарисован восклицательный знак с надписью «0-100 — Только для персонала. Закрытый блок». Сканер считал пропуск на форме Обимпе и прозвучал одобрительный пилик двери, которая тут же раздвинула створки и пропустила инженера.
Закрытый блок представлял собой длинный полутёмный коридор и множество железных дверей с круглыми иллюминаторами-окнами. Все палаты были заперты на магнитный ключ. Обимпе имел ключ «вездеход», открывающий любые двери сектора. Инженер шёл и смотрел мельком в иллюминаторы. В первых пяти палатах, вероятно, испытывали какой-то газ, потому что все стены были заблёваны, а некоторые подопытные всё ещё лежали и захлёбывались рвотной массой. В остальных подопытные уже были мертвы и лежали в неестественных позах на своих постелях. Обимпе молча начал с последней палаты, где нужно было просто упаковать покойника. Он нарочно оставил первые палаты на потом, потому что с уборкой блевотины он провозится до позднего вечера. Мужчина одел защитный скафандр, как того требовали правила секретного блока и отправился делать ненавистную работу.
Он упаковал все трупы, кроме первых пяти. Три подопытных человека в блевотине уже были мертвы, но двое ещё боролись за жизнь. Обимпе привычным движением руки зажимал им по очереди нос и рот. Слабые, измученные люди не могли бороться и быстро умерли, захлебнувшись рвотой. Обимпе самого чуть не врывало от этой картины и вони. Он с отвращением бросил трупы в мешки для мусора и оттащил их в конец коридора, где был боковой выход к старым аварийным шлюзам. Он вернулся в палаты и 2,5 часа отмывал стены и пол от рвоты. После уборки он снял защитный костюм, и потащил по боковому коридору мешки, один за другим, складируя их у забытого аварийного шлюза. Разложив «мусор» в кабине сброса, он укрылся в защитном боксе и нажал кнопку пуска. Дверь заблокировалась, а шлюзы стали медленно открываться. Космический ветер создал тягу и трупы вынесло ещё до того, как шлюз открылся полностью. Мусорные мешки вылетели в открытый космос и медленно поплыли вдоль борта, защищённые от уничтожения тенью станции, но вскоре мешки выплыли из-за защиты и в свете звезды в одну секунду истлели, а ветер, налетевший из пустоты космоса, разметал пепел в лиловом свете.
Обипе закрыл шлюзы и отправился назад, но на полпути ему на глаза попалась странная квадратная карточка. Таких пропусков он не видел никогда. Инженер поднял карточку, на ней не было фотографий, лишь магнитная лента и надпись: «Пропуск в зону СС». Что это за зона СС? Он удивился, он думал, что его блок самый секретный, но выходило, что было ещё более секретное место. Обимпе не собирался ничего выяснять, но повернувшись по направлению к своему блоку, он провёл пропуском по стене, которая оказалась вовсе не стеной, а фальшивой панелью, которая скрывала вход в ещё одну секретную лабораторию.
Уборщик судорожно вздохнул, его руки стали трястись от резкого скачка адреналина. Он хотел развернуться и уйти, но услышал шаги в коридоре, и испугался. Инженер юркнул в открытую дверь лаборатории, которая мягко за ним закрылась. Обимпе попал в странное место: длинный тёмный коридор, не имел ниш и углублений, в нём нельзя было спрятаться, значит, нужно было идти вперёд. Тёмный коридор кончался прямоугольником яркого света. Он пробежал коридор и тихо остановился у входа в освещённую комнату. Мужчина прислушался, но не уловил звука живого человека, он медленно вошёл в помещение. Комната была ярко освещена лампами, в ней рядами стояли длинные капсулы, которые были закрыты ещё и защитным футляром белого цвета. Через футляр стекло капсулы не было видно. Вдруг в коридоре послышались шаги, а в светлой комнате негде было спрятаться, потому Обимпе кинулся приоткрытую дверь, в другом конце комнаты. С бешено бьющимся сердцем, мужчина влетел в комнату и закрыл за собой дверь, прислушиваясь к звукам. В светлое помещение вошли двое они громко разговаривали, ничего не опасаясь. Инженер прижался ухом к двери и слушал.
— Открой четвёртую и пятую капсулу, проверь нашего жировика. Там он должен уже созреть для замены.
— Когда Генералиссимусу понадобится заменить костюм?
— Через пару дней его нынешний костюм начнёт разлагаться. Значит, смена понадобиться завтра.
— А почему не сегодня?
— Да, там у них наверху возня кая-то возникла, Генералиссимус проведёт в Верхнем кольце весь день. Значит время на «переодевание» сегодня уже не будет. Ты же знаешь, трансформация занимает около 5-ти часов.
Послышался звук открывающегося футляра.
— Так, у костюма номер 5 полная готовность к использованию. Давай проверим капсулу №4. Ага, – сказал первый голос, — на подбородке достаточно складок, на животе все семь, на руках обвисла кожа, как надо… а вот спина, ещё не совсем готова.
— Вот ёксель-глоксель, — выругался второй голос. – Не хватает ещё 4-х жировых складок.
— Но везде складок достаточно, может ничего страшного? – спросил первый голос.
— Да ты что! «Костюм» порвётся! Складки нужны затем, что в момент переселения и трансформации кожа человека слишком натягивается, и только складки спасают от разрывов. Ты же знаешь, если «Костюм» повредится, то его жизненный цикл упадёт, а новый «Костюм» мы не успеем вырастить. Тогда нам всем конец! Гурги убьют и нас, и этот милый народ, который мы прозвали потземы, что означает «Потомки Землян». Нам не повезло. Только галлезы могли бороться с гургами. Только они были настолько сильны, что могли их победить. Но галлезов больше нет. Гурги их всех уничтожили. Нельзя допустить, чтобы хиджирийцев постигла та же судьба.
— Ты прав, мы добрые хиджирийцы, навечно останемся рабами гургов, потому что они захватили нас всех в плен. Ни один хиджириец никогда не подвергнет опасности свой народ, находящий в плену у этих монстров, и потому мы с тобой обречены вечно служить гургам.
— Тогда, давай добавим температуры, гормонов, форму и химический жиронараститель, чтобы вырастить складки. Добавь всем «Костюмам», чтобы побыстрее росли. Пусть всё будет готово к завтрашнему переодеванию Генералиссимуса…
…Генералиссимус нервно подскочил, его подбородки подпрыгнули и плюхнулись на грудь. Он стал визжать от гнева. Гвардейцы в ужасе стали избивать бесполезных инженеров. Генералиссимус вскоре успокоился и приказал найти провода энергопитания блока и обрезать их. Полуживые инженеры побежали к гаптикринам, открывать схемы путей энергопитания станции, чтобы найти нужное место для обрезки кабеля. Минут через 15 инженеры с саквояжами отправились в точку, которая наиболее подходила для обесточивания.
… — Я всё это слушал и перестал понимать реальность, — сказал Обимпе. — Я обернулся и увидел, что нахожусь в полутёмной лаборатории, где находятся всякие колбы, мензурки и склянки с химическими жидкостями. Я понял, что они идут сюда и юркнул в тёмный угол, под ворох проводов и труб. В самом тёмном углу клубком свились провода: кабели, полые трубки, шланги, переходники. Куча была немаленькая и вполне уместила меня. По всей видимости, я прятался в своеобразном складе, здесь ничего не производилось, но всё хранилось. Все склянки и мензурки стояли ровными рядами на полках и имели подписи. Однако я их не рассмотрел. Зато я увидел «этих», которые занимались обслуживанием капсул с какими-то костюмами.
Они называли себя хиджирийцами и носили скафандры с логотипом нашей станции. Эти скафандры обычно использовали ремонтники из наружной бригады, которые проводят ремонт в открытом космосе. Наши скафандры оснащены щитами против высоких температур и радиации. Два хиджирийца открыли часть скафандра, обнажив голову. Это была не голова человека. Это была голова странного существа. У одного кожа была гладкой и влажной, хотя цвет был, как кожа человека, а у второго существа кожа была слегка желтушного оттенка. Сразу было понятно, что они относятся одной расе, но возможно обладают разными гендерными признаками. Потому что они не были друг другу идентичны. У них была одинаковая форма головы очень круглая, чуть меньше головы взрослого человека. Рот был на всё «лицо», если можно так выразится, от одной ушной раковины до другой. Ушами являлись просто углубления в коже и черепе и, как я понял, они обладают четырьмя ушными раковинами. Но я не уверен, что все уши выполняют одинаковую функцию. Да и уши ли это вообще? Глаза находились на разных сторонах лица, посреди лица, между глазами, находились обычные углубления для ноздрей, как у земных ящериц. Их лица и голова были сплошь покрыты какими-то наростами, напоминавшие плоские ракушки, только у одного существа были нежного оттенка белые и розовые ракушки, а у второго, у которого кожа желтее, были яркие красные и зелёные ракушки. И у обоих существ были наросты на голове, похожие на рога или клыки. Не знаю, мягкие они или твёрдые. У существа с белыми и розовыми ракушками было всего три нароста. 2 нароста на голове и один на лбу. А у второго существа с жёлтой кожей наросты располагались посередине головы и доходили до спины, как грива у лошади. Вероятно, его наросты продолжались и на спине, но скафандр скрывал их тела, потому я могу описать лишь их головы. А ещё их глаза не имели нижнего века и сильно выпирали, отчего верхнее веко казалось натянутым, когда глаз закрывался.
Эти существа взяли необходимые колбы и вернулись в предыдущую комнату. Я понял, что скафандры они используют, для регуляции силы притяжения на корабле. Вероятно, нашего уровня силы притяжения им было недостаточно и им пришлось утяжелить свой вес скафандрами. А может быть это особенность их организма. Или они просто скрывают лицо, а может, они носят скафандры ещё по какой-то причине, или по всем причинам сразу. Я не знаю.
… Инженеры перекусили кабель, раздался странный гул, вся станция была обесточена, но гаптикрины работали и видеотрансляторы тоже. Кабель не прервал трансляцию из камеры, зато заблокировал всех в разных блоках и отсеках. Генералиссимус остался один в своём кабинете, охрана была заблокирована в соседнем коридоре, армия и гвардия стали узниками приёмного отсека у тюремного блока станции, а горожане были заперты, кто на работе, кто дома, а кто в тайных убежищах. Везде, в каждом жилом отсеке, горел видеотранслятор, где шла передача видео из камеры смертников….
— Как такое возможно?
— Он врёт!
— Не может быть!
— Они тебя заметили? – спросил совсем молодой парень, который ещё недавно стонал в углу.
— Нет, не заметили, — ответил Обимпе парню. – Они просто выполнили свои работы и ушли. А я вернулся в комнату с капсулами и стал проверять их. Я хотел посмотреть на костюмы Генералиссимуса. Думал, что это новые разработки органической такни, или что-то вроде того. Но как же я ошибался….
Я нажал на белую кнопку внизу капсулы и футляр открылся. Под футляром оказался аквариум, наполненный жёлтой прозрачной жидкостью, в которой плавало толстое тело. Вернее, не просто тело, а точная копия Генералиссимуса! В каждом аквариуме было его тело! На разных стадиях ожирения, но везде был он. Его лицо. Тогда я понял, что «костюм» — это тело. И понял, что Генералиссимус не тот, кем нам представляется.
— Как же ты потерял ногу? – спросила женщина, которая ещё недавно его отчитывала с отвращением во взгляде.
— Меня застукал доктор Франкенштейн, то есть доктор Абатурин, — с большим трудом продолжил Обимпе. – Это я его прозвал доктором Франкенштейн. Помните мы во время обучения проходили культуру Земли? Помните, как мы читали земные ужастики? Доктор Абатурин ничем не отличался от этого доктора Франкенштейна. Потому я так его и прозвал за глаза.
Я стоял и пялился на так называемые «костюмы», пока не услышал его голос за своей спиной.
— Так-так… Уборщик сунул нос, куда не следует. Придётся искать другого уборщика.
Я в ужасе обернулся и в отчаянии, со всей силы толкнул его на капсулу. Доктор Франкенштейн не удержался и упал на капсулу, которая повалилась от его веса, футляр раскрылся от удара. А стекло лопнуло, и с хрустящим звуком осыпалось, выливая неприятную жижу на пол лаборатории. Я не смотрел, что стало с телом, я бежал со всех ног.
Знаете, я понял, давно, что однажды наступит такой момент, когда меня просто убьют за то, что я слишком много знаю. Я понимал, что с такой работы мне живым не уйти. Поэтому много лет назад я разработал план побега для своей семьи. Свою жизнь мне не жаль, но они… Им не зачем бессмысленно погибать из-за меня и моей работы. Вы знаете, что есть способы скрыть свою личность на станции? Да-да, есть. У каждого свой способ. Их много. Я разработал свой план скрыться от системы самостоятельно. Поскольку станция огромна, на ней тоже можно затеряться. Особенно, если стереть все данные о твоём существовании. Я так и сделал. Данных о моей семье нигде больше нет. У них другие имена, другая жизнь и они точно в безопасности. Я не могу раскрыть детали этой схемы, вы ведь понимаете, да?
— Но почему ты не с ними? – спросил Давед.
— Я подставлю их, если буду рядом с ними. Меня будут искать в любом случае. Никогда не прекратят. Потому я бегом прибежал домой, жена всё поняла. Она с детьми исчезла, а я ей помог. Чтобы отвлечь внимание от их исчезновения, я должен был сделать так, чтобы меня поймали, но не поняли, что я сам сдался. Вот почему я затесался в инженеры лифтовых каналов, где специально подставил ногу под двигающийся трос. Мне оторвало большую часть ноги. Зато доктор Абатурин нашёл меня в лазарете, а поскольку на мне уже была чёрная бирка, он решил, что нет никакой разницы, как я умру: от его руки тайно или официально в Лиловом кубе. Он думал, что я никому не смогу рассказать эту историю. Но я смог. Теперь вот и вы знаете, может кто-то ещё нас услышит и поймёт. Может быть, для человечества ещё не всё потеряно.
— Всё это вымысел! — воскликнула женщина. – Фантазия! Такого быть не может! Столько лет мы дрейфуем в космосе и не обнаружили ни одной формы жизни. Столетиями мы изучали Космос, человечество ещё до нашей экспедиции подтвердило, что мы одни в космосе! Ни в созвездии Рыси, ни в туманности Андромеды, ни в Галактике Млечный путь и нигде вообще не обнаружено инопланетной формы жизни! А тут на тебе — инопланетяне на борту!
— Ну, дамочка, если уж начать с начала, то моя семья одна из древних хранителей памяти о Земле и Миссии. И я знаю точно, что вы неверно думаете, будто все инженеры погибли по чьей-то злой воле. Это не совсем так. Они погибли по своей воле, спася всех спящих пассажиров станции «Северная Корона».
— То есть? – заинтересовался Давед Жаба.
— Действительно, много лет назад мы отправились с исследовательской миссией в созвездие «Северная Корона», но по дороге случилось непредвиденное. Во время анабиоза всех пассажиров и экипажа, путь прокладывал автопилот по заданным координатам. И именно тогда, когда все спали, произошла катастрофа. Приборы сломали не люди, приборы сломались из-за взрыва звезды. И хотя мы находились очень далеко от места взрыва сверхновой, однако мы были на пути взрывной волны. Это была остаточная волна от мощного взрыва, но и она была настолько сильна, что сбила нас с курса и даже унесла корабль далеко от траектории. Эта волна несла в себе с электромагнитную составляющую. Именно электромагнитный всплеск уничтожил всю электронику. Большая часть приборов сгорела, а базы данных оказались стёрты. Инженеры проснулись в момент налетевшей волны. Они пытались спасти станцию, приборы, людей. Но звёзды беспощадны…
Я не знаю где мы сейчас, ведь, если нас унесло взрывом в неизвестном направлении, мы можем быть где угодно. И может быть мы давно покинули созвездие Рыси… а может мы там никогда и не были. Я не знаю, успели ли мы долететь до этого созвездия. Поскольку все приборы и базы данных стёрты, мы не знаем, в каком отрезке пути/времени нас застигла взрывная волна. Может быть, у обитателей станции и есть надежда на возращение на планету предков, но задача намного сложней, чем, кажется на первый взгляд.
Последним усилием Обимпе Работин достал гапти-чип.
— Это гапти-чип с голограммой, он записан 180 лет назад в ночь гибели инженеров. Здесь сказано всё то, что я вам поведал о моменте уничтожения приборов и смерти лучших учёных станции. Официальная власть давно выбросила все материалы из земного музея, который закрылся 100 лет назад. Моя семья смогла сохранить только эту запись. Вы можете использовать тот гаптикрин, что находится на стене, за защитной панелью, у двери куба.
Обимпе толкнул гапти-чип размером с мизинец в сторону молодого парня.
— Простите меня, — сказал Обимпе слабым голосом. Силы покидали его, дыхание исчезало. – Я ухожу за грань Безмолвия…
Его грудь вздохнула ещё раз, и из груди вырвался слабый хрип. Грудная клетка выпустила воздух, но не сделала нового вздоха. Глаза Обимпе замерли, взгляд потерял живой блеск и остекленел. Сейчас мужчина был похож на сломанную пластмассовую куклу без ноги, он сидел, облокотившись о стену, и бессмысленно смотрел на лиловые переливы света, проникавшего сквозь защитные экраны.