Глава 6. Осознание (часть главы №1) (Глава 12)

Глава 6. Осознание:
Уставший жить — ищет смерть, ибо только смерть
Может заставить почувствовать жизнь.

Святогор сидел на краю бетонной плиты, которая когда-то была частью дороги, проходившей над островом. Эта дорога брала свое начало в Белоострове и тянулась почти до самого аэропорта, соединяя северную и южную части КАДа, деля его пополам. Дорога уже многие годы как была разрушена, но несколько опорных колонн, на которых держалась дорога, все же уцелели. Пара таких колонн возвышалось над островом. Святогор, найдя способ забираться на них, любил там проводить время, созерцая открывающийся взгляду вид. Одна из колонн стояла у самого пляжа и с высоты, чуть более пятидесяти метров, открывался фантастический вид на залив и руины старого Питера. Серые каменистые равнины города. Ржавые заросли портовых кранов и ржавые туши кораблей. Безмятежная темно-синяя гладь залива. Серое как город небо и темные, такие же безмятежные, как и залив, облака. Если погода позволяет, то в минуты рассвета и заката, вся эта серость и безмятежность преображается. Алые, рыжие, пурпурные, голубые и розовые цвета рассвета и заката заливают собой все видимое пространство. «Однажды, красота неба станет на вес золота…» — слова, которые Святогор вспоминал каждый раз, когда поднимался на колонну, чтобы встретить рассвет или закат. Прошло десять лет, с тех пор как он достиг своей цели. Святогор думал, что, дойдя до дома, он обретет некий покой, найдет свое место в этом мире. Но дойдя до финиша, душевный груз, что висел на шее, стал лишь тяжелее. С каждым годом Святогор угасал. Жизнь превращалась в серую однообразную муть. Тоска, одиночество и депрессия сводили его с ума. За эти годы Святогор не раз думал уйти в другое место, но куда? Да и зачем?! Он, понимая, что раз уж он здесь не чувствует покоя, то он не найдет его где-то еще. Мысли и самокопание душили. Бывали дни, когда Святогор напивался и плакал, проклиная себя неизвестно за что. Мысли о смерти посещали все чаще и чаще и даже били дни, когда Святогор пытался наложить на себя руки. Но находились силы, которые останавливали его и вытаскивали из лап смерти. В подобные моменты Святогор начинал ненавидеть себя еще больше, не то за слабость, не то за трусость.

Жил Святогор недалеко от пляжа. Домом Святогору служила пара уцелевших этажей одного из домов. Когда-то Святогор расчистил их, обустроил и обжил. Место было хорошим: с одной стороны – мертвый город, через который никто не ходил; с другой – залив, принадлежащий тварям. Остальное пространство, в основном, занимал Пулковский лес, который тянулся от Петергофа и почти до Колпино. На обоих концах леса были поселения. В городе Ломоносов, за Петергофом, и в поселке имени Свердлова, что лежало на правом берегу Невы. В Ломоносовской общине проживало около сотни человек, а в Свердловской чуть более тридцати. Где-то были еще общины. Где-то на юго-западе, но Святогор никогда не был в них, да и не интересовался где они именно. Но знал, что эти общины сообщаются с Ломоносовской общиной и даже торгуют между собой. А вот Свердловская община жила в полнейшем неведении что, относительно недалеко, есть еще люди. В этой общине жило много калек, а из-за Колпинских болот и водящихся в них тварей, это была скорее не жизнь, а выживание. Прочих общин Святогору обнаружить не довелось. Святогор жил охотой и собирательством, что обеспечивало его пищей и теплыми шкурами. Несколько раз в месяц Святогор отправлялся в одну из общин и обменивал излишки на что-нибудь полезное. Порой приходилось задерживаться и Святогор не брезговал даже работать в общине, благо работы везде хватало. Когда он впервые появился в каждой из общин, приняли его с большим неодобрением. Имел он тогда странный вид – огромного горбатого человека, закутанного с ног до головы, даже лицо было замотано в драные тряпки. На вопросы «кто он» и «откуда», Святогор отвечал уклончиво, а порой и недоброжелательно. Однако, шкуры Святогора, которые он вскоре начал приносить в общины, добывая охотой на севере Питера, люди ценили и обменивали с большой охотой. Именно ценность его шкур заставляла людей закрывать глаза на его скрытность. Добываемые Святогором шкуры и вправду были очень ценны, ибо добывать приходилось в Северном лесу, а не в Пулковском, что под самым боком. Ибо Пулковский лес был неприкасаемым и любой человек, даже самый последний дурак, знал эту простую истину. Неприкасаемым он был по одной простой причине – Страж леса. Кто такой этот Страж или вернее даже – что он или оно такое, не знал никто. Всякий ушедший в лес, мог либо пройти через него как ни в чем не бывало, а мог уйти и с концами. Но одно хорошо было известно всем – убил зверя из этого леса и Страж придет за тобой, где бы ты ни прятался. Самой большой загадкой было и то, что Страж убивал так называемых «меченных смертью», буквально у всех под самым носом. Жертву, а порой даже жертв, находили уже мертвыми. Всякий кто пытался защитить такого меченого, так же погибал. Святогора данная участь обошла стороной, ибо о Страже он узнал до того, как начал промышлять шкурами.

В доме Святогора в избытке было сушеного мяса и рыбы, но вот с овощами и фруктами была беда. Запасы сильно обеднели, а, чтобы не страдать от нехватки витаминов зимой и весной, эти запасы следовало восполнять. Осенняя погода с каждым днем становилась все более и более холодной, сырой и ветреной. Из-за погоды Святогор, хотел он того или нет, был вынужден пользоваться абсолютно любой доступной возможностью, дабы сходить в одну из общин и обменять мясо и шкуры на овощи и фрукты. Сегодня погода была как раз подходящая для похода и потому Святогор собирался в дорогу. Несколько свертков со шкурами, пара мешков с мясом и почти сорок километров или, с учетом габаритов и выносливости Святогора, около трех-четырех часов пути до Ломоносовской общины.

За долгие годы Святогор сумел расчистить более половины разрушенного дома. Большая часть битого кирпича и бетона пошла на возведение стены вокруг дома. Правда Святогор и сам не понимал, для чего он ее строит, ибо жил он на отшибе, который даже твари из залива не посещают. Но Святогор строил и строил. Домом Святогору служили несколько крайних квартир первого и второго этажа, ибо всех прочих этажей не было. Третий этаж был чем-то вроде крыши, на которой Святогор часто работал, сушил мясо и обрабатывал шкуры. За долгие годы, устоявшийся запах или вернее вонь от мяса и шкур стала Святогору привычной и попросту незаметной. Подвал дома, который Святогор углубил, превратился в погреб, в котором он тоже порой работал, а также там хранилось все нажитое. Нажитого было много, гораздо больше, чем Святогору было нужно. Но он продолжал набивать погреб содержимым, словно бы боясь, что однажды может случиться что-то и чего-то может не хватить. Нажитого становилось так много, что Святогор даже начал строить нечто вроде сараев во дворе, для хранения все новых и новых запасов. Чем больше, тем лучше! Как говорится: «Лишь голодный знает истинную ценность еды».

Святогор как всегда завернулся в свои тряпки, взял вещи и отправился в путь. Путь лежал по берегу залива, между двух крайностей – лес и вода. Воды залива и дебри леса были полны опасностей, лишь на границе двух этих фантастических государств было спокойно. Воды залива вздымались от ветра, поднимая волны, которые разбивались о берег. Этот же ветер, словно исполинская расческа, расчесывал лес, который уже тронула осень. Деревья колыхались и гнулись, они истошно скрипели и шелестели листвой. Недра обоих государств исторгали звуки и голоса своих обитателей. Залив был полон протяжных, томных, глухих и шипящих звуков, а лес полнился короткими, резкими и звенящими звуками. Словно Инь и Ян два этих мира прибывали в состоянии баланса и Святогор шел по линии равновесия двух этих сил.

В районе бывшего Южно-Приморского парка Святогор увидел собаку. Собака стояла на опушке леса, которая тянулась вдоль проспекта Ветеранов. Собака была совершенно черной и должно быть ростом в метр или около того. Собака стояла и смотрела на идущего Святогора. Когда Святогор остановился и взглянул на собаку, та мотнула головой в сторону леса, словно кем-то позванная, после чего бросила взгляд на Святогора и скрылась в лесу. «Черный пес Петербурга… — подумал Святогор. – К беде или удаче? Черные кошки вроде к беде, а как с собаками?». Какое-то время Святогор еще смотрел на то место, надеясь, что собака вновь покажется, но она не показалась и тогда Святогор продолжил свой путь.

Впереди показался Константиновский дворец. Дворец был полем брани между водой и лесом. Парк превратился в галерею, где картины отображали былую битву морского Левиафана с великаном. Все было словно бы вывороченным и раскиданным в стороны, а сам дворец был похож на дом из детских кубиков, который кто-то ударил ногой, разметая кубики в разные стороны. Петергофу, что был дальше, повезло больше. Дворец уцелел, но превратился в обитель земноводных тварей, которые облюбовали давно заброшенные пруды и фонтаны. Летом твари обожали выбираться и греться на Солнышке, а вот осенью они устраивали концерты, заполняя все вокруг протяжными утробными стонами. Но оставаться на концерт Святогор не собирался.

Миновав Петергоф, Святогор вышел к мартышкиной или обезьяньей заставе. Свое название она получила из-за названия железнодорожной станции — Мартышкино, на которой располагалась застава. Когда Святогор приблизился, люди на заставе оживились, но привычный всем местным вид Святогора, остудил их намеренья. Святогора встретили равнодушными взглядами. Его слишком хорошо все знали и потому его даже не осматривали, а просто пропускали. Для всех Святогор был безобидным великаном в уродливом прикиде, который торгует мясом и шкурами. За долгие годы он ни разу не проявил себя враждебно. Быть может когда-нибудь он и бывал груб, но… В общем, для всех он был просто чудаком «откуда-то» с востока. После десятков неудачных попыток проследить, откуда он приходит, это дело забросили и более не пытались.

Основная часть общины располагалась в городе между заливом и Красным прудом. Жил город за счет сельского хозяйства, выращивая овощи и фрукты. Здешняя община была похожа на Белореченскую. Правда, Белореченцы жили, пытаясь выращивать прежние культуры, а вот Ломоносовцы выращивали нынешние. Все овощи и фрукты, которые кем-то и когда-то были найдены и доставлены в общину, выращивались за пределами города и даже делались попытки селекции. Однако все попытки селекции приводили к созданию и без того страшных на вид уродцев растительного мира. Все же удачные варианты, главным образом съедобные, оставляли и пытались выращивать. Как говориться: главное не то, что снаружи, а то, что внутри. Именно за тем, что было внутри этих растительных уродцев, Святогор и пришел обменять мясо и шкуры. Свои мешки мяса и свертки шкур Святогор смог выменять на мешок корнеплодов, мешок яблокообразных фруктов и мешок чего-то вроде гибрида свеклы и моркови. Корнеплоды, которые местные называли – бабата, был чем-то вроде картошки, но ярко рыжего цвета и на вкус что-то среднее между редькой и редиской. Яблокообразные фрукты – карбонавка, имели лишь вид яблока, мякоть у них темно-красная, словно свеклу ешь, а на вкус и запах они как грибы, но сладкие. А вот свекломорковь – это свекломорковь, то есть морковь со свекольной внутренностью и вкусом свеклы и моркови.

Часть шкур Святогор выменял на спирт и на несколько билетов. Билеты – это что-то вроде местных денег или вернее заверенные авторитетным лицом документы на что-то, что может предоставить община. Хочешь выпить в местном баре – заплати трудом или чем-то весомым в казну и получи билет. Берешь билет и тратишь его там, куда ты его попросил выписать. Собственно, именно в бар Святогор себе и попросил выписать пару билетов.

Бар располагался в старом вокзале станции Ораниенбаум-1 и назывался этот бар просто «Вокзал». Святогору это название взбудоражило память и вытащило наружу воспоминание из детства. В этом воспоминании был один магазин, который так и назывался «Магазин». Не какой-нибудь рыбный там, или мясной, овощной, да хоть «самый лучший» или еще какой магазин, а просто «Магазин». Магазин «Магазин». Все. Вот и бар на вокзале был баром на вокзале. Бар «Вокзал». В этот бар Святогор заходил всякий раз, когда посещал общину, пропустить несколько стаканчиков перед уходом или ночевкой. Местный бармен был хорошо знаком со Святогором, хоть и не знал Святогора в лицо. Собственно, его в лицо не знал никто. Никто не знал и того, что под всеми тряпками скрыто тело похожее не то на медведя, не то на льва. Все считали Святогора чудаком и уродцем, а потому и не особо допытывались до его внешности.

Просиживая в баре за крепким, Святогор слушал краем уха то, что говорят в баре. Бар был эдаким… Раньше было такое выражение «сарафанное радио», то есть слухи, и бар был радиостанцией этого радио. Основной поток этого радио был ни о чем. Люди просто пили и общались на свои темы, но порой проскакивали и слухи, новости и что-нибудь необычное.

После третьего стакана Святогор уловил разговор о странных людях.

— А слыхали, че в Котлах говорят? – раздался голос.

— Ты про марсиан что ли? – дали ответ равнодушным голосом.

— Ну так, а кто это еще может быть, а?

— Да чушь это. Марс вымер еще во время войны, сам подумай, — все тем же равнодушным голосом отвечали.

— А вдруг нет?! Вдруг кто-то там выжил и решил вернуться, а? И ведь тогда все сходится! – с энтузиазмом продолжал кто-то.

— Это у тебя глаза от выпивки уже сходятся.

Послышался громкий смех.

— Сам подумай, на чем бы они сюда прилетели?

— А вдруг сами построили и прилетели, а? Люди то эти странные говорят, ведут себя странно, вопросы странные задают и говорят так, словно бы и не с Земли они, — с тем же энтузиазмом продолжил кто-то.

— А может это и не люди вовсе? Может это действительно Марсиане?! Ну эти, человечки зеленые, а?! – с сарказмом ответили энтузиасту.

Все снова заржали.

— Да иди ты… — недовольно ответил энтузиаст.

Все стали ржать еще больше.

— Э-э-э! Ну не надо, ну э! – протестовал кто-то.

— Пшел от сюда! – грозно рычали на протестующего.

— Ну что я сделал? Не шалю, никого не трогаю, починяю, понимаешь, примус…

— Я тебе щас этим примусом по твоей башке дам! Пшел тебе говорят!

Грозным был охранник бара, который выдворял одного из пьяных посетителей по прозвищу «Вася Кот» (завсегдатай бара).

В бар вошло несколько человек в черно-желтых одеждах. С их появлением в баре воцарилась тишина, ибо люди эти были из банды «Саламандра». Эта банда обосновалась где-то в районе Соснового Бора. Люди этой банды были единственными во всей округе, кто имел в своем распоряжении огнестрельное оружие и, что очень важно, имели к ним боеприпасы. Любой спор, конфликт или что еще неугодное членам банды, вело к страшным последствиям. Благодаря своему положению они держали под собой все общины в своем районе и собирали с общин дань. Все просто: не хочешь проблем – плати. Все члены банды вели себя вульгарно и нагло, но всегда держали меру своим действиям, ибо лидер их банды Ксандр, был очень грозным человеком и любое недостойное поведение членов своей банды он наказывал. Все члены банды имели один общий отличительный знак, являющийся символом их верности и стойкости – шрам от сильного ожога на лице. Такие шрамы были не только на лице у членов банды. Такие ожоги было можно заметить и на руках, на шее и теле. Эти шрамы были иным символом – символом того, что человек провинился перед главой банды. Любой ожог, кроме лица – это самое низкое из наказаний. Прочие, более страшные шрамы – срезанная кожа, отрезанные пальцы или части конечностей, вырезанные куски мяса, глаза, нос, уши и тому подобное – это следы более серьезных провинностей. Все прочее, еще серьезнее, каралось смертью.

Члены банды прошли через зал к барной стойке и потребовали спирту. Один из членов банды скосил взгляд на Святогора. Святогор заметил этот взгляд и увидел в нем столько презрения, словно бы человек жаждал убить его, но сегодня все они были не в том расположении духа, чтобы даже просто материться на кого-то. На их лицах было выражение, словно бы они кого-то потеряли. Они расположились в темном углу бара. Лишь спустя минут десять в бар вернулась человеческая речь.

Святогор краем уха ловил стандартные для данного места разговоры: о Страже леса, о Мотыле похитителе, о каких-то странных тварях на болоте, снова о странных людях и даже о себе. Но вслушиваться Святогор не стал. Наличие членов банды подбило Святогора удалиться, подобру-поздорову. Потратив последний билет, он побрел в обратный путь.

На улице уже была середина дня. Появившиеся в городе члены банды оживили его, от чего на улице стало очень людно. Взрослые и старики общались. В разговорах слышались вопросы: «Что случилось? Это правда, они тут? Говорят, что они за кем-то, это так? Где они? Все хорошо?..» Словом – взрослые волновались. А вот подростки такого же волнения не проявляли. Напротив, они обсуждали с жаром. Кто-то говорил, что надо просто собраться и перебить их всех, а кто-то говорил, что хочет в их банду. Лишь маленькие дети, не старше шести лет, совершенно не понимали, что происходит, да и не желали понимать, ведь им это не интересно.

Святогор шел мимо людей и порой до него доносились слова о нем самом. Порой кто-то говорил: «Какой здоровый, он бы их одной правой мог, чего он их…». Но Святогору было совершенно безразличны слова, как, впрочем, и проблемы этой общины. Святогора волновала лишь его жизнь и всякий раз, когда проблема начинала нависать над его головой, Святогор просто уходил.

Ближе к вечеру Святогор был уже дома. От проделанного пути болели ноги, а настроение было скверным. Чтобы хоть немного скрасить вечер, Святогор взяв бутылку крепкого и отправился на свое любимое место. Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми облаками, а закатное Солнце окрашивало все в темные пастельные тона, постепенно сменяясь на огненные. Ветер с залива, что гнал металлический воздух мертвого города на восток и топил его в Павловском лесу и Дальних болотах, приятно дул в лицо. Святогор сидел на краю бетонной плиты и созерцал чернеющий горизонт. Где-то там, за всей этой водой, приближалась ночь – тьма и холод. Святогор то и дело прикладывался к бутылке и размышлял. Порой мысли исчезали и оставалась лишь пустота.

— Что же не так?.. – хмельным голосом проговорил Святогор. – Чего же я хочу?

Когда мысли отчаяния захватывали его, Святогор вставал, приближался к краю и глядел вниз. Все его нутро словно бы кричало зловещим, шипящим словно змея, шепотом — прыгай! Святогор не ощущал страха, а испытывал невероятно притягательное чувство. Порой чувство захватывало его и Святогор вот уже решался, но! Нет… Что-то удерживало. Разум Святогора был зажат в тиски противоречий. Его мозг боролся с двумя крайностями, которые лишь заставляли задуматься, но не давали ответа. В голове Святогора сновали истины Горца, Рустама и даже Джа. Каждый давал что-то понять. Горец – в жизни нет смысла. Рустам – твори свой смысл. Джа – избери свой путь… Святогор хотел жить, но не видел в жизни смысла. Святогор хотел иметь смысл, но не мог его придумать. Святогор хотел иметь свой путь, но он уже на финише!

— Да что мне делать?! – закричал Святогор. – ЧЕГО Я ХОЧУ?! ЧЕГО?!

Святогор со всей дури швырнул бутылку в залив, а по его щекам потекли слезы. Все нутро разрывало от злости и печали. Пав на колени, Святогор принялся молотить бетон кулаками, разбивая руки в кровь. Мысли сводили с ума и Святогор все кричал «Нет!».

Святогор ревел, словно раненый зверь и рев его тонул в заливе, и не было никого, кто бы мог его услышать…

***